Альтернатива для дураков - Абдуллаев Чингиз Акифович - Страница 9

Он вышел ровно через полтора часа, ошеломленно качая головой, словно столкнулся с чем-то необычным и удивительным. Он не успел ничего сказать нам, когда вышедший из кабинета капитан показал ему на дверь и строго сказал:

– Вы можете быть свободны.

Аракелов только кивнул нам на прощание и вышел. Сразу после этого пригласили Маслакова. На этот раз беседа затянулась на целых два часа, и, когда он вышел, стрелки показывали уже начало второго. Он тоже вышел в несколько растерянном состоянии, но в отличие от Аракелова кивнул нам и сказал:

– Они, по-моему, все сошли с ума. Решили, что мы во всем виноваты.

– Разговоры, – крикнул ему вышедший следом капитан.

– А, иди ты… – огрызнулся Маслаков, – думаешь, если ты стукач и занимаешься стукачеством, то и все такие.

Он махнул рукой и, посмотрев на нас, сказал на прощание:

– Держитесь ребята, а то они нас действительно за дураков считают. И подставить хотят.

Он вышел, и только затем позвали наконец меня. Видимо, Хонинова как командира хотели допросить в последнюю очередь. А меня вызвали третьим. В кабинете, куда я вошел, за столом сидел мрачный и невысокий мужчина с коротко постриженными волосами ежиком. Он посмотрел на меня своими прозрачными глазами и коротко сказал:

– Проходи, садись.

Этот тип был в штатском, но я уже знал, что это подполковник Мотин. Маленький, красномордый. Я его сразу невзлюбил, как только увидел. И чего только он копает, если у нас уже и так работали несколько комиссий по проверке, включая комиссию ГУВД, прокуратуру и ФСБ. Мне сразу не понравилось, как он предложил мне садиться. Мы уже привыкли, что полковники могут нам «тыкать». Но он сделал это в неприятной манере, в такой уничижительной форме, что я сразу понял – он меня не просто подозревает. Он меня заранее считает виноватым и не очень любит. Есть такие следователи, которые считают любого сидящего человека виноватым еще до того, как тот раскроет рот.

Я сразу решил, что выпущу все свои колючки. Пусть этот наглый сукин сын не думает, что он может так обращаться с офицерами нашей группы. Ничего у него не получится. Я прошел к стулу и уселся на него с очень независимым видом. Передо мной стоял магнитофон. Справа от меня сел тот самый капитан в форме, который приглашал и провожал наших ребят.

– Ты – Никита Шувалов, – начал Мотин своим неприятным скрипучим голосом. – Очевидно, ты уже знаешь, зачем мы вас всех сюда пригласили?

– Догадываюсь, – буркнул я, глядя на этого типа.

– Не нужно так отвечать, – строго прервал меня Мотин, уловив мое отношение к этому разговору, – только «да» или «нет». Ты офицер милиции, а не проститутка, чтобы вести себя таким вызывающим образом. Ты меня понял?

– Да, – сказал я достаточно громко.

Он нахмурился, но больше не стал ничего говорить на эту тему. Только подвинул к себе бумаги, глядя то в них, то на меня.

– Согласно рассказам многих свидетелей, два месяца назад у вас произошел взрыв. Взорвался конверт, присланный якобы из министерства. Тогда погибло двое ваших офицеров – командир группы подполковник Звягинцев и сотрудник вашей группы лейтенант Бессонов. Все видели, как перед взрывом у вас с Бессоновым произошла серьезная размолвка.

– Да, – снова громко сказал я.

– Не нужно так кричать, – поморщился он, – и не строй из себя идиота. Достаточно, если ты будешь говорить четко и ясно. Так у вас была размолвка?

– Да.

– Говорят, что вы даже подрались?

– Кто говорит?

– Вопросы задаю только я. Молод ты еще, чтобы мне вопросы задавать. Так вы подрались или нет?

– Да.

– Почему?

– Поспорили, – пожимал я плечами.

– О чем поспорили? – не отстает он от меня.

– О жизни.

– Конкретнее, – этот пес не отступит.

– Мы с ним часто спорили по разным поводам, – я посмотрел ему в глаза, чтобы он видел, как я нагло вру, – из-за кинофильмов разных, из-за книг.

– Значит, у вас был интеллектуальный спор, – усмехнулся Мотин, – из-за этого ты набил ему морду?

– Мы просто поспорили, – упрямо повторил я.

– Так сильно поспорили, что ты его чуть не убил. А может, это ты его и убил? А заодно и своего командира? – нужно было видеть его ухмылку, чтобы понять мое состояние.

– Иди ты… – не выдержал я, вспомнив, как меня ударил по морде Хонинов.

Он сразу встрепенулся, разозлился, вскочил со своего стула. Он даже оказался меньше ростом, чем я полагал.

– Что ты себе позволяешь? – распаляя самого себя, заорал он. – Совсем распустились? Партизанами стали, а не офицерами. Думаете, вам все с рук сойдет. Куда деньги дели? Что за фотографии вы нашли? Ничего не знаешь. Я вас, мерзавцев, на чистую воду выведу. Я вам покажу, как работать нужно.

– Ну ты и хам, парень, – негромко сказал капитан, явно подыгрывая Мотину.

Я молчал. В таких случаях лучше не спорить. Подполковник подскочил ко мне и кричал еще несколько минут. После чего наконец успокоился и побежал к своему столу.

– Значит, ты отказываешься говорить мне, почему вы подрались с Бессоновым? – уточнил Мотин.

– Я с ним просто поспорил, – упрямо настаивал я.

– Ты у меня не просто вылетишь из милиции, – пообещал Мотин, – ты у меня в тюрьму сядешь. Я тебе покажу «просто поспорил». Я вас всех посажу, сукиных детей. Из-за вашего разгильдяйства погибло столько людей. Почти всю группу истребили, давили вас по-одному, как куропаток, а ты мне здесь героя из себя строишь.

Я сидел, сцепив зубы. Лучше молчать, иначе я такого здесь наговорю, что меня арестуют прямо в этом кабинете за буйное хулиганство. Или за то, что я просто набью морду этому ублюдку.

– Отпечатки твоих пальцев найдены в вагоне, в котором были четверо убитых, – заорал он, – четверо убитых. В том числе и журналистка Людмила Кривун. Свидетели видели, как ты стрелял в людей.

– Они на нас сами напали, – выдавил я из себя, – все это видели.

– Кто видел? Люди спали ночью в вагоне, когда ты стрельбу начал. Никто не видел, кто первым открыл огонь. Ты мне дурака не валяй. На твоих руках знаешь сколько крови? Я тебе все равно не поверю. Ты у меня на всю жизнь в колонию загремишь.

Вот в таком милом темпе у нас беседа еще целый час продолжалась. Он меня во всех грехах обвинял, а я только отмалчивался или отвечал что-то неопределенное. И в самый разгар нашей беседы в кабинет вошел еще один офицер. Этот тоже был в штатском. Только костюм на нем сидел гораздо лучше. На Мотине штатский костюм смотрелся как на корове седло, а вот на вошедшем он смотрелся очень даже ничего. Увидев вошедшего, Мотин сразу вскочил. Быстро поднялся и капитан, сидевший рядом. Я тоже встал, поняв, что это высокое начальство.

– Товарищ полковник, – быстро доложил Мотин, – провожу беседу с сотрудниками группы Звягинцева.

– Вижу, – прошел к столу вошедший, – это, кажется, Никита Шувалов?

– Так точно.

– Очень хорошо, – Тарасов сел в кресло Мотина, а тот быстро подвинул к себе другой стул. Капитан сел рядом.

– Давайте послушаем пленку, – предложил Тарасов и протянул руку, перематывая пленку.

Можно себе представить, что именно он услышал, особенно в начале нашего разговора. Правда, мужик он был, видимо, умный, долго слушать не стал. Просто выключил магнитофон, покачал головой и, обращаясь ко мне, сказал:

– Ты у нас просто герой, Шувалов. Я даже не думал, что ты такой смелый. Целую банду перебил. Прямо герой.

Но он говорил не издеваясь. Скорее, лениво шутил. А глаза у него были очень неприятные. И умные. Не то что у Мотина.

– В общем, так, герой, – подвел итог полковник, – от работы мы тебя пока отстраняем. Посидишь дома несколько недель, остынешь. Может, надумаешь что-нибудь. И измени свою манеру разговора. Нельзя так нагло вести себя. Тебя не враги допрашивают, а твои старшие товарищи. И своим поведением ты только мешаешь нам провести нормальное расследование. Мы ведь должны знать, кто удавил Дятлова в управлении. Кто прислал вам этот конверт? Поэтому ты не очень дергайся. Посиди дома и подумай. Так будет лучше.