Княгиня Монако - Дюма Александр - Страница 81

— Я подчиняюсь, но не уйду далеко, и если он только посмеет…

Я вытолкнула брата из комнаты, тихо закрыла за ним дверь и заперла ее на засов, а затем, чувствуя себя более уверенно, отправилась вести переговоры с Месье.

— Что вам угодно, великий принц? — осведомилась я насмешливым тоном.

— Я сообщу вам это, когда войду; я знаю, что вы здесь, поторопитесь.

— Это невозможно.

— Почему?

— Никто не увидит Мадам, пока она не одета.

Таким образом, я давала принцессе возможность прийти в себя; она возвращалась к жизни, и краски вновь заиграли на ее лице.

— Черт возьми! Я требую, откройте!

— Нет.

— Я прикажу взломать дверь.

Я разразилась громким смехом:

— Вам остается лишь сделать такую попытку.

— Вы не желаете открывать?

— Нет! Нет! Нет!

— Пусть Мадам тоже скажет нет.

Принцесса громко воскликнула:

— Нет!

— Хорошо.

Я прислушалась; за дверью снова воцарилась тишина; мы решили, что избавились от Месье, и я поспешила к другому выходу, чтобы взглянуть на нашего ветреника, как вдруг голос принца послышался именно с этой стороны; опасность, напротив, возрастала, и мы не знали, к какому средству нам прибегнуть.

— Дурак! Мошенник! Болван! — кричал Месье. — Что ты делаешь у этой двери? Кто тебе позволил подходить к покоям Мадам так близко? Живо убирайся отсюда или я проучу тебя, чтобы ты не вертелся возле ее служанок.

Я все поняла: Месье, введенный в заблуждение маскарадным костюмом брата, принял его в темноте за провинившегося лакея; я бы не удивилась, если бы принц ударил графа ногой, и, разумеется, чувствительный дворянин этого бы не стерпел, поэтому мне пришлось открыть дверь.

— А! Вы здесь, сударь! Вам не надо ничего показывать, вы и так все видите. Входите же, раз вы раскрыли наши уловки; гарнизон готов сдаться.

Я приняла как можно более жизнерадостный вид, но в то же время дрожала от страха.

— Что это за бездельник, сударыня? — спросил Месье, указывая на графа, притаившегося во мраке.

— Кто? Этот человек? Это бывший стольник, а ныне просто лакей, которого я поставила здесь. Он сопровождал меня и принес разные веши по просьбе Мадам; очевидно, он ждет моих приказаний. Хорошо, друг мой, ты нам больше не нужен, возвращайся к господину маршалу де Грамону и отнеси туда сундучок, который я тебе показала. Простите, сударь, это славный малый, но законченный дурак. Входите же.

Месье колебался, словно подозревая что-то; он смотрел вслед удалявшемуся графу. Мне пришлось пережить ужасные минуты: посреди коридора через высокое окно проникал очень яркий свет, отчего окружающий мрак казался еще более густым. Когда Гиш оказался там, он стал виден с головы до ног. Месье, пристально смотревший на моего брата, вероятно, узнал бы его, но нас выручила находчивость Гиша: именно в этом месте он нагнулся и сделал вид, что подбирает булавку, а затем на ходу приколол ее к своему рукаву. Этот ловкий ход и спокойствие графа избавили принца от всяческих опасений, если только они у него были.

Обойдя меня, Месье подошел к непричесанной Мадам, жеманничавшей у зеркала.

— Как, вы еще не одеты?! Нам придется вас ждать, и это меня радует. Быть может, теперь король избавится от своей страсти видеть вас там, где вам не следует быть.

— Что это значит?

— Я пришел, чтобы известить вас о том, что я придумал. Вы не будете больше участвовать в балете.

— Это доставляет мне большое удовольствие, и я буду продолжать танцевать.

— А я говорю, вы не будете больше танцевать. Разве королева танцует?

— Конечно, нет, никогда. Ей смертельно хочется танцевать, но король этого не желает.

— Зачем же вам поступать иначе? Зачем выставлять себя на сцене, подобно лицедеям?

— А как же король, Мадемуазель и многие другие принцессы да и вы сами?..

— Все это ничего не значит, дело только в вас. Матушка мне превосходно это объяснила сегодня утром: король хочет показать коренное различие между вами и королевой; он заставляет вас танцевать, чтобы ее позабавить, он ставит вас в один ряд с другими дамами, чтобы вы не выделялись, это умышленное желание вас унизить.

— Однако, сударь…

— Вы не будете больше танцевать.

— Подумайте хорошенько…

— Нет.

Принц продолжал рассуждать в том же духе в течение получаса, и я поняла, что он собирается держать нас взаперти. Это была новая выдумка королевы-матери, желавшей поссорить короля с Мадам; она могла удовлетворить свою ревность и ненависть лишь такой ценой. Делая Месье своим орудием мести, она наносила более точные удары и придавала им видимость смысла. Филипп верил матери, словно оракулу: ничто не могло поколебать ее власть над сыном, и лишь ее смерть положила этому конец.

С помощью просьб мы добились позволения ничего не нарушать в празднике, но при условии, что это будет в последний раз. Мадам дала слово, и, по-моему, она его сдержала; я не очень хорошо это помню, ведь у меня столько других воспоминаний!

То было время, когда двор покинул Фонтенбло и несчастный г-н Фуке устроил свой знаменитый бал. Разумеется, Мадам была там, и мы все тоже. Граф де Гиш получил разрешение показаться на балу, и это весьма его обрадовало. У него был необычайно элегантный костюм, и Пюигийем тоже был великолепно одет. Кроме того, все обращали внимание на графа де Шарни, которого называли в шутку сыном Луизон. Бедняга не мог такого вынести и постоянно обнажал из-за этого шпагу. У графа даже состоялась дуэль в Во, наделавшая много шума — в дело вмешалась сама Мадемуазель. Причина этой дуэли была связана со мной, а обидное прозвище послужило для нее лишь предлогом. Шарни терпеть не мог графа де Медина, на редкость красивого мужчину, ходившего за мной по пятам. Этот Медина играл однажды ночью с дворянами в их покоях (их было человек двадцать) и, на свою беду, назвал графа сыном Луизон. Он поплатился за это глазом, который Шарни мастерски пронзил рапирой.

Я была тогда счастливой и спокойной, не предполагая, что над моей головой собирается гроза. Все члены рода Гримальди сговорились — я была беременна, и они хотели, чтобы роды проходили в Монако, дабы явить народу наследника его правителей. Мне ничего не говорили, и я ни о чем не догадывалась. Я полагала, что мое положение прочно и можно не опасаться каких-либо посягательств на меня. Чтобы ладить со всеми, я не принимала больше участия в интригах брата; я притворялась, что мне нет до этого никакого дела, желая остаться незапятнанной в случае его изгнания. Пюигийем никогда еще не любил меня так сильно, он уделял все свое внимание только мне. Я была счастлива.

Господина Фуке чуть было не арестовали в Во, и дальнейшее всем известно; королева-мать, решившая его погубить по наущению г-жи де Шеврёз, отговорила короля от такого предосудительного поступка и добилась, чтобы он приказал задержать г-на Фуке только в Нанте, куда направлялся двор. Госпожа де Шеврёз была тайно обвенчана с неким дворянином по имени де Лег, ибо никто не хотел на ней жениться открыто. Именно этот дворянин, испытывавший неприязнь к суперинтенданту, погубил его. Мадам узнала об этом не раньше, чем все остальные.

Итак, речь шла о том, чтобы ехать в Нант; я собирала вещи, когда в одно прекрасное утро ко мне зашел отец и сказал, как обычно прохаживаясь между моих сундуков:

— Что за прекрасные наряды, моя бедная дочь, но, увы! Они отправятся не туда, куда вы полагаете.

— Почему?

— Вы укладываете эти туалеты, чтобы последовать за двором; так вот, вы за ним не последуете.

— Кто же мне помешает?

— Господа Гримальди.

— Да полноте же!

— Все готово, моя милая герцогиня; через неделю, хотите вы того или нет, вы будете на пути в Монако.

Я пришла в замешательство, и меня охватила дрожь. Однако не в моем характере было долго пребывать в унынии, я поспешно вскочила и, подойдя к маршалу, с яростью вскричала:

— И вы, сударь, вы это допустите?

— Господа Монако написали письмо королю, и его величество вчера известил меня об этом во время вечерней аудиенции. Месье немедленно с этим согласился, и мне остается только смириться.