Катрин Блюм - Дюма Александр - Страница 30

— Но я хожу туда, куда хочу, и господин инспектор не может вмешиваться в мои дела! — возразил Бернар и, с яростью ударив по столу, повторил: — Вина!

Лесничие поняли, что Бернар заупрямился не на шутку.

— Ну что же, — сказал Бобино, — пусть бесится, если ему хочется. Пойдем, Лаженесс!

— Да, здесь ничего не поделаешь, — согласился Лаженесс. — Прощай, Бернар!

— Прощай! — резко и раздраженно ответил тот.

Лесничие удалились в направлении, противоположном тому, откуда должен был появиться инспектор. Но тот был так занят каким-то важным разговором, что прошел мимо трактира, не заметив ни их, ни Бернара. — Да придут сюда или нет! — закричал Бернар, с такой силой ударив прикладом ружья по столу, словно хотел разбить его на мелкие кусочки.

Матушка Теллье поспешила на его зов, неся две бутылки и недоумевая, кто этот нетерпеливый посетитель, требующий вина с такой яростью.

— Иду, иду! — сказала она. — У нас кончилось вино, и нужно было достать новую бочку!

Узнав молодого человека, она удивленно воскликнула:

— А, это вы, дорогой мсье Бернар! Боже мой, как вы бледны!

— Вы находите, матушка? — спросил юноша. — Поэтому я и хочу выпить — говорят, что вино возвращает краски!

— Но ведь вы больны, мсье Бернар! — настойчиво сказала матушка Теллье.

Бернар пожал плечами.

— Давайте сюда! — сказал он, вырывая бутылки у нее из рук.

И, поднеся одну бутылку к губам, он залпом осушил ее.

— Милосердный Боже! — вскричала добрая женщина, потрясенная столь необычным поведением Бернара. — Вы погубите себя, дитя мое!

— Да… — сказал Бернар, ставя бутылку на стол, — но дайте мне допить все это! Кто знает, увидите ли вы еще меня у себя?

Удивление матушки Теллье было столь велико, что она оставила других посетителей и всецело занялась молодым человеком.

— Но что случилось, дорогой мсье Бернар? — с тревогой спросила она.

— Ничего, но дайте мне, пожалуйста, перо, бумагу и чернила!

— Перо, бумагу и чернила?

— Да, и поскорее!

Матушка Теллье поспешила исполнить его приказание.

— Перо, бумагу и чернила? — повторил Моликар, который уже был совершенно пьян, так как заканчивал третью бутылку

Бобино и Лаженесса. — Простите, господин нотариус! Разве в трактир ходят за перьями, бумагой и чернилами? В трактир ходят, чтобы пить вино! — И, словно подавая пример, закричал: — Эй, матушка Теллье! Вина!

В это время матушка Теллье, предоставив Бабет обслужить Моликара, вернулась к Бернару и положила перед ним на стол все то, что он попросил. Бернар поднял глаза и, заметив, что она вся в черном, спросил:

— Почему вы в трауре?

Бедная женщина смертельно побледнела и воскликнула задыхающимся голосом:

— О, Боже мой! Разве вы не помните об этом ужасном не счастье, которое со мной случилось?

— Я ничего не помню, — сказал Бернар. — Ну, так почему вы в трауре?

— О, вы прекрасно это знаете, дорогой мсье Бернар, ведь вы были на его похоронах! Я ношу траур по моему дорогому сыну Антуану, который умер в прошлом, месяце!

— Ах! Бедная женщина!

— У меня никого больше не было. Это был мой единственный сын, мсье Бернар! И, несмотря на это, Бог отнял его у меня! Когда мать видит своего сына двадцать лет, а затем он уходит, ей остается только плакать. Можно плакать, но это ничего не изменит, — что ушло, то уже не вернешь!

И бедная женщина разразилась рыданиями. В этот момент Моликар затянул свою любимую песенку, что свидетельствовало о том, что он был абсолютно пьян. Он запел:

Если б рос в моем саду

Ну хоть кустик винограда…

Эта песня, которая звучала как насмешка над горем матушки Теллье, внезапной болью отдалась в сердце Бернара, который, несмотря на кажущееся равнодушие, воспринял его близко к сердцу.

— Замолчи! — закричал он.

Но Моликар, не обращая никакого внимания на его слова, снова начал:

Если б рос в моем саду…

— Замолчи! — повторил молодой человек с угрозой в голосе.

— А почему я должен замолчать? — спросил Моликар.

— Ты разве не слышишь, что говорит эта женщина? Она оплакивает своего погибшего сына!

— А, действительно, — сказал Моликар, — я буду петь тише! — И вполголоса он продолжал:

Если б рос…

— Ни тише, ни громче! — закричал Бернар. — Замолчи или убирайся отсюда!

— О, — сказал Моликар, — в таком случае я ухожу. Я люблю те трактиры, где смеются, а не те, где плачут. Матушка Теллье, — позвал он, ударив ладонью по столу, — получите с меня!

— Иди, — сказал Бернар, — я оплачу твой счет, оставь нас!

— Прекрасно! — ответил Моликар и, шатаясь, встал из-за стола. — О большем я и не мечтаю! — И, натыкаясь на деревья, он пошел в лес, распевая все громче и громче по мере того, как удалялся:

Если б рос в моем саду

Ну хоть кустик винограда…

Бернар посмотрел ему вслед и повернулся к хозяйке, которая продолжала плакать.

— Да, вы правы, матушка Теллье: что ушло, того уже не вернешь! Но я бы хотел, чтобы ваш сын был жив, я сам с удовольствием оказался бы на его месте!

— Да хранит вас Бог! — воскликнула добрая женщина. — Что вы такое говорите, мсье Бернар!

— Да, клянусь вам!

— У вас такие замечательные родители! — сказала она. — Если бы вы знали, какое горе для родителей потерять своего единственного ребенка, то вы бы никогда это не сказали!

Бернар попытался что-то написать, но не смог. Рука у него дрожала, и он не мог вывести ни одной буквы.

— Нет, я не могу, не могу! — воскликнул он, бросая перо.

— В самом деле, — сказала хозяйка, — вы дрожите как в лихорадке!

— Послушайте, матушка Теллье: окажите мне одну услугу! — попросил Бернар.

— О, с удовольствием, мсье Бернар! — сказала добрая женщина. — Какую?

— Отсюда не так уж далеко до Нового дома по дороге в Суассон, не так ли?

— Да, это примерно четверть часа быстрой ходьбы.

— Окажите мне любезность, сходите туда и простите, что причиняю вам беспокойство!

— Говорите, что я должна сделать.

— Сходите туда и вызовите Катрин.

— Так она уже вернулась?

— Да, сегодня утром. Скажите ей, что я ей скоро напишу.

— Может быть, вы ей сейчас напишете?

— Лучше завтра, сейчас у меня дрожат руки!

— Вы уезжаете?

— Да, говорят, что мы вступаем в войну с Алжиром.

— Но какое это имеет отношение к вам, ведь вы же вытянули белый билет!

— Вы ведь сходите, куда я вас прошу, матушка Теллье?

— Я иду сейчас же, мсье Бернар, но…

— Но что?

— А ваши родители?

— А потом вы сходите к моим родителям.

— Что я должна им передать?

— Ничего.

— Как? Ничего?

— Нет, только скажите им, что я заходил к вам, что они меня больше никогда не увидят, и что я прощаюсь с ними.

— Прощаетесь с ними?! — вскричала матушка Теллье.

— Скажите им, чтобы они заботились о Катрин, что я буду благодарен им за все, что они для нее сделают. И если меня убьют, как вашего бедного Антуана, то я прошу их сделать ее своей наследницей. — И, потеряв последние силы, молодой человек со стоном опустил голову на руки.

Матушка Теллье с жалостью смотрела на него.

— Хорошо, мсье Бернар, — сказала она. — Уже темнеет, и посетителей не так уж много, так что Бабет вполне с ними справится. Я бегу в Новый дом! — и тихо добавила: — Мне кажется, что нужно помочь бедному мальчику!

Вдалеке слышался пьяный голос Моликара, который пел:

Если б рос в моем саду

Ну хоть кустик винограда…

Несколько минут Бернар сидел, погруженный в тяжелые грустные размышления, вдруг он резко вздрогнул и, подняв голову, прошептал:

— Мужайся, Бернар! Еще один стакан и нужно уходить! -

— Ну, а я бы просто так не ушел! — произнес позади Бернара голос, от звука которого его бросило в дрожь.

Бернар обернулся, хотя и так узнал, чей это голос.

— Это ты, Матье? — спросил он.

— Да, это я, ответил бродяга.

— Что ты сказал?

— Разве вы не слышали? Видимо, вы стали туги на ухо!