Храмовый раб (СИ) - Чайка Дмитрий - Страница 27

— Соседние племена покорим, данью обложим.

— Есть в моей стране такой обычай — воина кормят крестьяне. Один тяжелый конник- тридцать семей. Один легкий — десять. Тяжелый конник- старший над десятью легкими. У нас этого человека рыцарь называют. Над десятью рыцарями есть начальник- барон. Десять баронов подчиняются графу. Граф уже князю починяется. Каждый воин — господин над крестьянами. Он за порядком смотрит, всякий бунт на корню душит. Если что случилось, то князь с графа спрашивает, а тот с барона. А барон уже со своего воина. Крестьяне воину дань платят, а он на это коня, оружие и доспех покупает. И по зову князя — должен с оружием прибыть. — Макс фантазировал от души, изобретая какую-то свою модель феодализма.

— А если не прибудет?

— Тогда не воин он, а предатель. А землю эту другому передают, достойному.

— А ну как погибнет воин?

— Тогда старший сын с этой земли кормится, и место отца занимает.

— А если много сыновей будет?

— Коня, лук и под зад коленом, землю себе добывать с крестьянами.

— А если больше земли будет у воина?

— Тогда вооруженного слугу привести должен, или младшего сына.

— Толково придумано, — похвалил Ахемен. — Мне понравилось, и ребятам понравится. Вот когда ты им у костра про единого бога задвинешь, то они над тобой смеяться станут. Так тут ты им и расскажешь, как тебе бог велел их господами над тремя десятками семей поставить. Они такого бога сильно зауважают, ну и тебя заодно. А когда ты у нас в долине будешь это рассказывать, и там над тобой тоже смеяться будут, то уже не ты, а воины объяснят, сколько там на самом деле богов, и кому надо жертвы приносить, а кому не надо. Ребра смутьянам пересчитают, и все сразу уверуют, уж ты мне поверь. Очень твоя религия воинам понравится. А у кого копье, тот и прав. И ты когда проповедовать будешь, не забудь сказать, что преданность князю угодна богу.

Макс в очередной раз восхитился образчику примитивной логики, и необыкновенно эффективной методике проведения изменений в архаичном обществе. Мао с его фразой «винтовка рождает власть» еще не родился, но суть его политики Ахемен уловил абсолютно верно. Вечером у костра Макс начал свою первую в жизни проповедь. Все прошло именно так, как сказал многоопытный Ахемен. Воины сначала начали гоготать, но когда услышали про горячее желание бога сделать их знатными землевладельцами, то призадумались. Перспективы вырисовывались заманчивые, а принятые в местном обществе отношения с богами на взаимовыгодной основе, способствовали скорейшему осознанию постулатов единственно верной религии. К удивлению Макса, еще до отбоя вся сотня горячо приняла новые религиозные воззрения. А когда Ахемен заявил, что каждый получит такое же седло, как у него, и полный доспех, то последние сомнения покинули воинов окончательно. Действительно, ну зачем им приносить жертвы какому-то Мардуку, если от этого нет никакой прибыли. А тут прибыль есть, и вполне осязаемая.

И вот, вся сотня, горящая религиозным пылом, на всех парах приближалась к Аншану. И, как в прошлый раз, Макс наблюдал уютные деревушки, мелькающие, как в калейдоскопе. Только в этот раз он не шел, связанный жердями за шею, а ехал на коне с оружием на поясе, как полноправный житель этого мира. И новая роль ему нравилась гораздо больше.

На горизонте показались крепостные стены и возвышающийся над городом зиккурат великого бога Иншушинака. Густая зелень, окружающая город, радовала утомленный созерцанием бесконечной степи глаз.

— Райское место, — думал Макс, — если есть вода и нет войны. Ведь живи-не хочу. Урожаи сумасшедшие, даже при местной убогой культуре земледелия. Фрукты и орехи растут такие, что я в прошлой жизни не пробовал даже. Мясо только парное едим, оно тут портится быстро. О, кстати, надо насчет длительного хранения еды уточнить. Что у них тут с засолкой и копчением, интересно. Колбасу я тут точно не видел. А колбаски горячей я бы навернул, да с чесночком. Ням-ням. — Макс мысленно облизнулся. Воспоминания детства, когда в деревне у бабушки резали свинью и перерабатывали ее полностью, разбирая на сало, мясо и субпродукты, пробудили чувство голода. Ведь даже слитая кровь на колбасу шла. Правда, колбаса-кровянка — вещь сильно на любителя, но экономика должна быть экономной. А утилизация свиньи до последней молекулы в украинской деревне на юге Черноземья была доведена до абсолютного совершенства. — Нет, я их тут научу родину, в смысле Ахуромазду, любить. И колбасу заодно.

Терзаемый такими мыслями, Макс не заметил, как они подъехали к городским воротам. Потребности молодых парней в хорошей еде, бане и женской ласке никто не отменял, и Ахемен это понимал прекрасно. Отряд расположился в караван-сарае в предместьях города, расписав смены часовых для охраны имущества, и небольшими группами потянулся в город.

Макс, войдя в ворота Аншана, ощутил удар по всем чувствам сразу. Навалился густой городской шум, ударила по глазам суетящаяся толпа жителей и прибывших иноземцев. Эламиты, персы, халдеи из Вавилона, шумеры из Ура и Лагаша, мидийцы в своих войлочных колпаках и непривычные взгляду Макса индусы-дравиды. Все они двигались в сторону базара, который вместе с гигантским храмом Иншушинака был вторым, и настоящим, сердцем этого города. Тут уже Ахемен был, как рыба в воде. Он сразу же нашел нужных мастеров, и они стали обсуждать изготовление партии тяжелого доспеха. Макс вмешался в разговор и внес коррективы. В результате остановились на том, что рубаху до колен из плотной воловьей кожи обошьют бронзовыми пластинами, уложенными внахлест. Низ рубахи представлял собой разрезную юбку, чтобы удобно было ездить на коне. Плюс дополнительной защитой служил широкий воинский пояс. Пока больше ничего местная оборонная промышленность предложить не могла. Тут знали кольчужный доспех, но он был невероятно примитивным и представлял собой нашитые на полотно металлические кольца. По понятным причинам, чешуйчатые панцири были востребованы больше.

Любой российский школьник-пятиклассник знает, что вооружение рыцаря в средневековье стоило сорок пять коров, что по местным меркам обходилось в два кило серебра на лицо. Треть этих денег стоил конь. Учитывая, что Ахемен хотел вооружить сразу сто человек, это могло просто взорвать местный рынок. Не каждый царь делал такой заказ. Город зашумел. Сотня доспехов, сотня трехметровых копий с массивным наконечником, сотня более длинных, чем обычно, мечей. Да вдобавок сотня воинских поясов, непременно одинаковых и богато украшенных. На этом фоне двести стремян и пять сотен подков, назначения которых пока никто не понял, остались незамеченными. Напротив, весь город обсуждал заказ сотни комплектов доспеха для коней, что было уж совсем немыслимо. Учитывая подарки для родни, которые планировали закупить персы, на рынке Аншана должно было остаться десять вавилонских талантов, или треть тонны серебра в привычных Максу единицах.

— Мой князь, нам надо уходить из города, и срочно.

— Почему? — удивился Ахемен.

— Ты же не хочешь попасть в пыточный подвал и рассказать местному наместнику, откуда у тебя такое богатство.

— Ты прав, уйдем вечером. Заказ сделан.

— Обговори, где будем платить и получать заказ. Лучше частями. Иначе на окончательный расчет придет целая армия.

— Это я и сам догадался. Будут каждые две недели подвозить. Место каждый раз новое назначим.

— Куда уйдем?

— К брату, в нашу пещеру. Там серебро лежит, там и пересидим. Я, и правда, не хочу, чтобы нас все эламское войско ловило. А когда вооружимся, пусть ловят, — хищно усмехнулся Ахемен.

Тем же вечером. Аншан.

Во дворце наместника, а по сути наследственного князя этой земли, Син-Урраша была собрана вся местная элита. Верховные жрецы аншанских храмов, судья, начальник городской стражи, старшины купцов и крупные землевладельцы.

В большом зале, убранном коврами, стояли низкие столики с угощениями. Гости сидели на возвышении, разговаривая, как водится в начале серьезного дела, о вещах несущественных. О видах на урожай, о недавней войне, и о том, что в Ниппуре из воды вытащили рыбу с головой, похожей на человеческую. Купец, который это рассказывал, клялся богом Хумпаном, что брат того, кто ему это рассказывал, сам эту рыбу видел. Общество прониклось. В зал вошел наместник, и уселся на свое место. Все почтительно замолчали.