Карл Великий - Дюма Александр - Страница 4

Мудрец сейчас же отправил к королю Карлу гонца с просьбой прислать денег вдвое больше того, что Карл оставлял, потому что, по подсчетам архитектора, церковь готова лишь на треть. Но гонец прибыл в неудачное время: Витикинд только что разбил всех до единого наместников короля Карла, так что гот был вынужден собрать новое войско и лично двинуться против страшного саксонца; на этот поход и употребил он все свои сбережения, не имея возможности выделить на церковь ничего из своей казны; но и церковь ему очень хотелось достроить, а потому он приказал передать ученому старику, что, раз тот начал строить эту церковь, он и должен закончить это дело; пускай раздобудет денег где хочет, а ежели не достанет денег, пусть сам сделает золото, что, конечно же, не составит труда для такого знающего человека, как он; как бы то ни было, но к своему возвращению король надеялся увидеть собор завершенным: нет такого даже самого благочестивого короля, который не бывал бы в дурном расположении духа, а в такие минуты он неблагодарен и несправедлив. И, как мы уже сказали, гонец застал короля Карла в одну из таких минут; он ни о чем больше не стал расспрашивать и поспешил передать мудрецу ответ Карла слово в слово.

Ответ этот привел доверенного человека короля в замешательство. Как уже знают читатели, у него оставался последний мешок с деньгами, которые истаяли к тому времени, как гонец возвратился назад. Старик знал, что пытаться занять денег — затея совершенно бессмысленная. Что же до того, чтобы изготовить золото, то в минуты тщеславия, когда даже самый скромный человек не принадлежит себе, он действительно не раз говорил, что может сделать его, сколько пожелает; однако когда доходило до дела, то славный философ, отнюдь не обольщавшийся на счет своей науки, признавал, что это если не невозможно, то, во всяком случае, очень трудно; и одно из непременных условий при изготовлении золота — наличие немалого количества денег, а как мы только что еще раз сказали, старик уже истратил последние монеты.

Все его мысли были заняты тем, как разгневается король Карл по возвращении из похода, когда увидит, что собор готов только на треть. Вдруг ему доложили о том, что какой-то незнакомец хочет с ним поговорить. Когда мудрец занимался подсчетами или предавался размышлениям, он бывал не в духе, ежели его беспокоили; старик приказал лакею пойти узнать имя незнакомца. Лакей вернулся и сообщил, что того зовут мессир Эвриан. Философу это имя ни о чем не говорило. Он собирался было сказаться больным, когда лакей прибавил, что незнакомец велел доложить, что прибыл издалека, дабы вызволить придворного мудреца из затруднительного положения, в котором тот очутился. Последнее замечание настолько отвечало душевным переживаниям старика, что он приказал немедленно впустить незнакомого господина. В следующее мгновение мессир Эвриан появился на пороге.

Это был красивый молодой человек не старше тридцати лет, одетый по последней моде того времени, и был он скорее похож на человека, который занимает деньги, а не ссужает золотом. Только его перчатки цветом не отвечали моде, а сапоги были такие остроносые, что было непонятно, что бы значила эта экстравагантность, — ведь в ту эпоху все, напротив, носили обувь с тупыми мысами.

Впрочем, ученый муж был слишком поглощен одной-единственной мыслью и не обратил внимания на эти мелочи; и потом он понятия не имел о привычках молодежи и не мог вот так, с первого взгляда, определить, на что способен мэтр Эвриан; он принял его открыто, с улыбкой — спутницей надежды; желая быть вежливым с человеком, беспокоившимся о том, чтобы вызволить его из затруднительного положения, мудрец предложил ему присесть, на что мэтр Эвриан согласился с непринужденностью и самодовольством щеголя.

Все смешалось: занимал деньги старик, ссужал их молодой человек. Старик, словно юноша из хорошей семьи, не имел ни земель, ни залогов, которыми он мог бы гарантировать свой заем, и это приводило славного философа в крайнее замешательство — он довольно знал людей, как знал и то, что в этом презренном мире ничего не бывает задаром; вот почему в голове его вертелся комплимент мэтру Эвриану: он знал, что лесть — разменная монета того, у кого нет других денег. Вдруг молодой человек, насмешливо на него поглядывая и покачиваясь вместе со стулом, словно угадал его мысли и неожиданно спросил:

— Итак, бедный мой философ, у нас нет больше денег, не так ли?

— Клянусь честью, вы ловкий человек, мэтр Эвриан: вы сразу попали в точку, — отвечал ученый старик, не пытаясь скрыть свое финансовое положение.

— А король Карл не внимает голосу разума, если вбил себе что-нибудь в голову; он хочет, чтобы строительство продолжалось, будто мы купаемся в золоте?

— И это верно, — со вздохом кивнул старик.

— Значит, если по возвращении он увидит, что собор не готов, он рассвирепеет, вот что нас обескураживает?

— Все обстоит именно так, как вы говорите.

— Я пришел помочь вам выпутаться из этого положения, — продолжал мэтр Эвриан, упершись руками в колени и глядя мудрецу прямо в глаза.

— Вы, стало быть, можете ссудить меня деньгами? — полюбопытствовал старик.

— Разумеется, — отвечал мэтр Эвриан.

— И много вы могли бы мне одолжить?

— Сколько пожелаете.

— Дьявольщина! — вскричал старик.

— Как? — переспросил мэтр Эвриан.

— Что вы сказали?

— Прошу прощения, мне показалось, что это вы мне что-то сказали.

— Какой залог от меня требуется? — спросил мудрец.

— Да так, сущая безделица.

— Какая же?

— Я прошу душу первого, кто войдет в церковь после ее освящения, и только!

— Так вы, стало быть, дьявол? — опуская очки на нос и с любопытством глядя на мэтра Эвриана, проговорил мудрец.

— К вашим услугам! — привстав со стула, с поклоном отвечал Сатана.

— Очень рад знакомству, — поднимаясь и кланяясь в ответ, заметил старик.

— И что вы скажете?.. — продолжал Сатана.

— Скажу, что дело может сладиться, — молвил философ.

— Так я и думал, — обрадовался Сатана.

— А деньги у вас при себе? — полюбопытствовал старик.

— В этом кошеле, — отвечал Сатана, похлопывая себя по мошне.

— Вашему дьявольскому величеству угодно посмеяться: чтобы окончить строительство собора, мне понадобится больше миллиона, а в этот кошель едва ли войдет пятьсот золотых экю.

— Ваше философское величество шутит, — подхватил Сатана, — ведь вам известно, что мы, бедные дьяволы, владеем множеством секретных фокусов, неведомых человеку.

— Объяснимся начистоту! — предложил философ.

— С удовольствием! — кивнул Сатана.

— Я вас слушаю.

— Вам известна история Вечного Жида?

— У которого было при себе всегда пять грошей? Отлично известна!

— Ну, так мой кошель сделан из той же материи, что и подкладка его кармана; отличие заключается в том, что вместо пяти грошей в нем пятьсот золотых экю.

— Иными словами: сколько из него ни доставай…

— …они не убывают.

— Понимаю, понимаю…

— Ну и отлично!

— …однако сомневаюсь…

— Будьте осторожны: сомнение едва не погубило Фому-неверующего.

— Ну да; правда, Фома сомневался в словах Господа, а уж каково было бы его неверие, ежели бы он имел честь беседовать с дьяволом!

— Справедливо! — согласился Сатана.

— Уж он бы сразу потребовал доказательства, — продолжал философ как бы между прочим.

— Доказательства? — подхватил Сатана. — Извольте!

Он три раза кряду опорожнил кошель на стол перед стариком; тот с величайшим вниманием пересчитал деньги: оказалось ровнехонько пол торы тысячи золотых экю.

— А они не фальшивые? — на всякий случай спросил старик.

— Уж не за жида ли вы меня принимаете? — усмехнулся Сатана.

— Очень хорошо! Полагаюсь на слово вашего величества. Когда же мы заключим договор?

— Уже готово!

— Как так?

— Взгляните сами! — предложил Сатана, подавая ему черный лист, испещренный красными буквами. — Это наш договор, составленный по всей форме и без обмана.