Плата за молчание - Продель Гюнтер - Страница 69

Гузен не без смущения оглядел высоченного парня. Не потому, что Чесмэн внезапно убедил его в своей привлекательности для женского пола. Но все жертвы «бандита с красным фонарем» определили его рост между 160 и 170 сантиметрами. Чесмэн же, совершенно очевидно, имел рост не меньше 185 сантиметров и был несравненно более крепкого сложения, чем описываемый преступник.

Все же инспектор сказал:

- Сядьте-ка. Пусть уж психиатр разбирается, зачем вам было это нужно. Может быть, просто извращенность. Кто знает?

Пожав плечами, Чесмэн снова опустился на стул.

- Вы ведь не думаете этого серьезно, инспектор. Я - и вдруг насиловать женщин… Да я мог бы порассказать вам о них такое…

Он все еще не понимал, в какую дьявольскую историю втягивает его инспектор. В Калифорнии изнасилование карается смертной казнью! Смеясь над высказанными подозрениями, Чесмэн и не воображал, какая петля начинает затягиваться на его шее.

А опытный полицейский инспектор со своей стороны уже видел, что Чесмэн - гангстер крупного масштаба. Такие легко не сдаются. И он решил закончить первый допрос.

- Ну что ж, Чесмэн, подождем. Вы так или иначе останетесь под арестом, пока судья не решит, как быть дальше с вашим условно-досрочным освобождением. А мы тем временем что-нибудь выясним.

Гузен позвонил и велел увести Чесмэна.

Когда дверь за арестованным закрылась, инспектор потянулся к протоколам с описанием личности разыскиваемого бандита. Рост 160 - 170 сантиметров, щуплый; смуглый, волосы темные, почти черные; передних зубов не хватает; похож на итальянца. Таковы были единодушные показания жертв и свидетелей.

Чесмэн же был долговязым, широкоплечим, спортивного вида детиной с отличными ровными зубами. Внешне он никак не подходил под описание «бандита с красным фонарем».

Кроме того, Гузен был знаком с такого рода делами.

Несколько лет он проработал в Нью-Йорке в отделе по борьбе с половыми преступлениями. Мужчины, подобно этому бандиту с оружием в руках издевающиеся над беззащитными женщинами, неизменно принадлежат к совершенно определенному типу: по натуре все они трусы, жалкие, неудачливые психопаты. Мужчина, с которым он только что беседовал, менее всего напоминал сексуального психопата.

Нет, инспектор Гузен отнюдь не был уверен, что Чесмэн - «бандит с красным фонарем».

Размышления инспектора были прерваны его помощником, который вошел, чтобы доложить:

- Машина доставлена, сэр!

Гузен захлопнул папку с протоколами и встал.

- Спасибо, Глени. Я сейчас спущусь во двор и сам на нее взгляну.

У слегка поврежденного «форда» возились сотрудники службы опознания. При свете трех переносных прожекторов они старательно отыскивали следы, орудуя лупами и пинцетами; снимали с приборной доски отпечатки пальцев.

- Особенно займитесь обивкой. Поищите следы крови, - сказал Гузен после того, как некоторое время молча наблюдал за их действиями. Ему вспомнилось, что две последние жертвы «бандита с красным фонарем» - 27-летняя Реджина Джонсон и 17-летняя Мэри Элис Меца - получили в машине преступника телесные повреждения и были окровавлены.

Пока двое сотрудников начали снимать с машины сиденья и обивку, Гузен подошел к ветровому стеклу «форда» и осмотрел фару, вмонтированную слева от места водителя. Сначала он не заметил ничего особенного. Фара как фара, с обыкновенным стеклом. Однако, приглядевшись внимательнее, инспектор насторожился. В свете карманного фонарика он различал царапины на хромированной поверхности держателя. Верхняя гайка держателя ослабела, как если бы ее часто отвинчивали. Нижней гайки не было вовсе.

Гузен раздумывал лишь долю секунды, затем круто повернулся на каблуках и буквально помчался к себе. Вбежав в свой кабинет, он кинулся прямо к письменному столу и, торопливо разбросав лежавшие в беспорядке бумаги, схватил картонную коробку, в которую сложили все вещи, найденные в карманах Чесмэна при задержании.

Бумажник, кошелек, пилочка для ногтей, спички - нет, все это не интересовало инспектора. Только опрокинув коробку и вывалив на стол содержимое, он нашел то, что так лихорадочно искал: хромированную гайку.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Гайка подошла к держателю фары!

Теперь и инспектор сыскной полиции наконец поверил, что схваченный действительно «бандит с красным фонарем». Итак, значит, Чесмэн постоянно возился с этой фарой, заменяя для своих ночных преступлений простое стекло на красное.

И все же пока это была только гипотеза. Не хватало важнейшего доказательства - красного стекла! Если Чесмэн теперь заявит, что ему пришлось повозиться с фарой, потому что лопнула лампочка или случилось еще что-нибудь в том же роде, найденная у него в кармане гайка утратит все свое доказательственное значение.

Еще одно разочарование уготовили инспектору сотрудники службы опознания: тщательнейшие поиски следов крови на обивке «форда» оказались безрезультатными. Ничего не дала и химическая проба с бензидином, хотя эта реакция безошибочно позволяет обнаружить и замытую кровь.

Однако теперь Гузен не хотел отказаться от своего убеждения и решил в ту же ночь раздобыть последнее важнейшее доказательство виновности Чесмэна - две последние жертвы «бандита с красным фонарем» должны опознать его.

Гузен срочно потребовал две автомашины, одна из которых должна была быть серым «фордом». Правда, в спешке ему смогли достать лишь светло-голубой «форд», но это его не остановило.

- Ночью свидетели не смогут заметить такой разницы в окраске, - отклонил он возражения помощника.

Спустя полчаса оба автомобиля выехали со двора полицейского управления Лос-Анджелеса и помчались по направлению к Голливуду. В светло-голубом «форде» рядом с водителем сидел скованный по рукам и ногам Чесмэн; позади разместились два здоровенных полицейских со снятыми с предохранителя автоматическими пистолетами. За этой машиной следовала другая, в которой тоже находился вооруженный с ног до головы конвой.

Было три часа ночи, когда инспектор Гузен постучал в дверь маленького одноквартирного домика на Сьерра-

Бонита-авеню в западной части Голливуда. Дверь открыла пожилая женщина с волосами, накрученными на бигуди, и в наспех накинутом халате. Гузен обрушил на нее поток слов:

- Сударыня, нам необходимо немедленно побеседовать с вашей дочерью Мэри. Мы схватили бандита, недавно совершившего на нее нападение. Разбудите ее сейчас же! Она должна опознать преступника. Но только побыстрее, у нас мало времени.

Миссис Рут Меца, мать 17-летней Мэри Элис, в страхе возразила:

- Но разве необходимо делать это среди ночи, сэр? Моя дочь больна, она еще не оправилась от перенесенного потрясения. Может быть, не стоит…

Но Гузен в своем рвении уже не знал удержу:

- Ей ведь придется только на один момент выйти и посмотреть на этого типа. Больше ничего.

Между тем разбуженная шумом девушка сама подошла к дверям. Инспектор, не долго думая, взял ее за руку и вывел через маленький палисадник на улицу, где стоял «форд». Полицейские успели пересадить Чесмэна на водительское место.

Направляясь вместе с девушкой к машине, Гузен сказал:

- Ничего не бойтесь, Мэри. Он в наручниках и для вас больше не опасен. Вы должны только сказать нам, он ли это.

Вопреки полицейскому предписанию, согласно которому подозреваемый должен быть предъявлен свидетелям в числе других лиц и свидетели сами, без каких-либо подсказок со стороны полиции, должны опознать его среди прочих, Чесмэна, можно сказать, преподнесли дрожавшей от страха Мэри Элис прямо на блюдечке.

Воспитанная в монастыре, застенчивая и робкая 17-летняя девушка, недавно перенесшая столь тяжкое потрясение, не отваживалась даже приблизиться к Чесмэну. Остановившись в двух шагах от «форда», она повернулась к инспектору полиции и, чуть ли не цепляясь за него в поисках защиты, тихо проговорила:

- Да-да, думаю, что это он. Я узнаю его.

Не намного отличалась от этой сцены и очная ставка со второй потерпевшей, 27-летней Реджиной Джонсон. Несколько недель назад, когда она выехала ночью за город со своим другом, она тоже сделалась жертвой «бандита с красным фонарем».