Изабелла Баварская - Дюма Александр - Страница 77

Дофин, находившийся в Бурже, где он собирал свою армию, одновременно узнал о почетной сдаче Шато-Гайяра и о неожиданном падении Понтуаза. Кое-кто, разумеется, не преминул представить дело так, будто Понтуаз был продан врагу. Некоторое правдоподобие такой версии придавало то, что герцог Бургундский поручил его охрану одному из наиболее преданных ему вельмож, а вельможа этот, хоть и известный своей храбростью, допустил захват города, ничего не предприняв для его защиты. Враги герцога, окружавшие дофина воспользовались этим случаем, чтобы возродить в душе принца Карла давнее к нему недоверие. Все требовали разорвать договор, чтобы вместо фальшивого и ненадежного союза вести открытую и честную войну. Один только Танги, при всей своей ненависти к герцогу, о которой все знали, умолял дофина просить еще одной встречи с ним, прежде чем прибегнуть к каким-либо враждебным действиям.

Дофин принял решение, которое примиряло оба мнения: с двадцатитысячным войском он выступил в Монтеро, чтобы одновременно быть готовым и к переговорам, если герцог согласится на новую встречу, и к возобновлению войны, если он от нее откажется. Танги, который, к удивлению всех, знавших его решительный характер, настаивал на примирении, был послан в Труа, где, как мы сказали, находился герцог: он повез ему письмо от дофина с предложением встретиться в Монтеро. Так как для Дюшателя и его свиты в замке не было места, сир де Жиак оказал ему гостеприимство.

Герцог согласился встретиться, однако при условии, что дофин прибудет в Труа, где находились король и королева. Танги вернулся в Монтеро.

Дофин и его советники сочли ответ герцога равносильным объявлению войны и уже были готовы взяться за оружие. Один только Танги, хладнокровный и неутомимый, советовал дофину искать пути к примирению и упорно противился каким-либо враждебным мерам с его стороны. Те, кто знал, какую ненависть питает этот человек к герцогу Бургундскому, ничего уже не понимали: они решили, что он просто подкуплен, как были подкуплены многие другие, и поделились своими подозрениями с дофином. Но последний тотчас рассказал об этом Танги и добавил:

— Ведь правда же, отец мой, ты мне не изменишь?

Наконец пришло письмо от сира де Жиака: благодаря его настояниям герцог с каждым днем все больше склонялся к переговорам с дофином. Такая новость изумила всех, кроме Танги, который, казалось, этого ждал.

В итоге Дюшатель от имени дофина направился в Труа. Как самое удобное место для свидания он предложил герцогу мост в Монтеро. Дюшатель был уполномочен предоставить ему тамошний замок и правый берег Сены с предложением разместить в крепости и в домах на этом берегу столько вооруженных людей, сколько герцог посчитает нужным. Сам дофин предполагал разместиться в городе и на левом берегу реки; узкая же полоса земли между Йонной и Сеной объявлялась нейтральной, не принадлежащей никому, а так как в те времена земля эта была совершенно необитаема, если не считать одинокой мельницы, возвышающейся на берегу Йонны, то легко было убедиться, что оттуда не готовится никакого нападения.

Герцог принял эти условия; он обещал выехать на Брэ-сюр-Сен 9 сентября, 10-го должна была состояться встреча, и сир де Жиак, неизменно пользовавшийся доверием герцога, был избран им, чтобы сопровождать Танги и позаботиться о том, чтобы как с одной, так и с другой стороны были приняты все меры безопасности.

Теперь мы приглашаем наших читателей бросить вместе с нами беглый взгляд на географическое положение города Монтеро, дабы возможно яснее представить себе то, что произойдет здесь, на мосту, том самом мосту, на котором в 1814 году, при Наполеоне, совершилось другое памятное событие.

Город Монтеро расположен на расстоянии примерно двадцати лье от Парижа, при слиянии Йонны с Сеной, там, где первая из этих двух рек, впадая во вторую, утрачивает свое имя. Если, выехав из Парижа, подняться вверх по Сене, то около Монтеро, слева, возвышается гора Сюрвиль, на вершине которой построен замок, а у ее подножия лежит небольшое уютное предместье, отделенное от города рекой: эта сторона и была предложена в распоряжение герцога Бургундского.

Прямо перед собой мы увидим полосу земли, своими очертаниями напоминающую острый угол буквы V или же стрелку возле парижского Нового моста, где когда-то были сожжены тамплиеры. Оттуда и должен был прибыть из Брэ-сюр-Сен герцог Бургундский. Полоса эта, омываемая Сеной и Йонной, расширяется все больше и больше в сторону Бэнье-ле-Жюиф, откуда Сена несет свои воды, между тем как Йонна берет начало неподалеку от того места, где находился древний Бибракт и где в настоящее время стоит город Отэен.

Справа взору открывается весь город Монтеро, живописно раскинувшийся среди полей и виноградников, бесконечным пестрым ковром устилающих тучные равнины Гатинэ.

Мост, где должно было произойти свидание дофина и герцога, еще и по сей день соединяет предместье с городом, пересекая, если смотреть слева направо, сперва Сену, потом ее приток, в месте слияния которых, на самом конце описанной нами косы, стоит одна из его массивных опор.

В правой части моста, над Йонной, для предстоящей встречи был построен деревянный павильон с двумя противоположными входами, которые запирались с каждой стороны. В конце моста, ближе к городу, и на косе, чуть в стороне от дороги, по которой должен был проехать герцог, были устроены заставы. Со всеми этими приготовлениями управились очень быстро, за один день 9-го числа.

Род человеческий столь слаб и столь тщеславен, что всякий раз, когда на земле происходит событие, которое потрясает империю, низвергает царствующую династию или губит королевство, мы верим, будто небо, небезучастное к нашим жалким страстям и ничтожным бедам, изменяет ради нас ход небесных светил, установленный в природе порядоки тем самым как бы подает некие знаки, с помощью которых человек, не будь он столь безнадежно слеп, мог бы избежать своей суровой участи; весьма возможно и то, что по совершении подобных событий люди, ставшие их очевидцами, припоминая потом малейшие обстоятельства, этим событиям предшествовавшие, уже задним числом усматривают между ними и разразившейся катастрофой note 31 некую зависимость, самую мысль о которой могла им внушить только эта катастрофа, и, не случись она, предшествующие ей обстоятельства забылись бы среди множества других ничтожных событий, которые, каждое в отдельности, не имеют никакого значения, а в совокупности своей образуют основу таинственной ткани, именуемой человеческой жизнью.

Вот, во всяком случае, что рассказали люди, бывшие свидетелями этих странных происшествий, и что другие записали по их рассказам.

Десятого сентября, в час пополудни, герцог Бургундский сел на коня во дворе дома в Брэ-сюр-Сен, где он останавливался. Вместе с ним были сир де Жиак — по правую руку, и господин де Ноайль — по левую. Любимая собака герцога всю ночь жалобно выла, и теперь, видя, что хозяин ее собирается уезжать, выскочила из своей конуры, где сидела на привязи; глаза ее сверкали, шерсть ощетинилась. Когда же, поклонившись последний раз госпоже де Жиак, которая смотрела из окна на эти сборы, герцог двинулся в путь, собака с такой силой бросилась вперед, что ее двойная железная цепь порвалась, и в ту же самую минуту, когда лошадь герцога готова была выйти из ворот, она накинулась на нее и укусила в грудь с такой яростью, что лошадь взвилась на дыбы и чуть не сбросила своего седока. Де Жиак хотел отогнать собаку и в нетерпении стал хлестать ее плетью, но она, не обращая внимания на удары, вцепилась в шею лошади; считая, что собака его просто взбесилась, герцог мигом отстегнул небольшую секиру, висевшую на луке седла, и рассек ей голову. Собака взвизгнула, но добрела кое-как до ворот, где и свалилась замертво, как бы все еще пытаясь преградить дорогу хозяину. Герцог со вздохом сожаления перескочил тело верного своего друга и выехал со двора.

Уже через двадцать шагов из-за своего дома внезапно появился живший по соседству и занимавшийся черной магией старый еврей, остановил за узду лошадь герцога и сказал: