Изабелла Баварская - Дюма Александр - Страница 45

— Да, государь, — подтвердил Бернар, вскочив на лошадь, и занял свое место подле короля.

— А где именно?

— В Туке, в Нормандии. Я хочу добавить, что герцог Бургундский овладел Аббевилем, Амьеном, Мондидье и Бовэ.

Король вздохнул.

— Я так несчастен, кузен, — сказал он, сжимая руками голову.

Бернар помолчал, надеясь, что к королю вернется способность рассуждать, и тогда он, Бернар, сможет продолжить разговор, столь важный для спасения монаршей власти.

— Да, так несчастен! — повторил спустя некоторое время король, и руки его бессильно повисли вдоль тела, а голова упала на грудь. — А что, кузен, собираетесь вы предпринять, чтобы отогнать врагов? Я говорю «вы»… ведь я… я слишком слаб и не смогу вам помочь.

— Государь, я уже принял меры, и вы их одобрили; дофин Карл был назначен вами верховным правителем королевства.

— Да, да… Но, как я вам уже говорил, дорогой кузен, он очень молод: ему едва минуло пятнадцать лет. Почему вы не предложили мне назначить на эту должность его старшего брата Жана?

Коннетабль с удивлением взглянул на короля; из его широкой груди вырвался вздох, он печально покачал головой.

Король повторил вопрос.

— Государь, — проговорил наконец граф, — какие же невыносимые муки должен испытывать человек, если они заглушили в нем даже память об умершем сыне?

Король вздрогнул и опять обхватил руками голову, а когда он поднял к графу свое изборожденное морщинами лицо, тот увидел, как по нему скатились две слезы.

— Да, да… припоминаю, — сказал король, — он умер в Компьене, — и добавил тише, — Изабо сказала мне, что он умер от отравления. Но… молчок!.. об этом нельзя говорить… Верите ли вы, мой кузен, что так оно и было?

— Враги герцога Анжуйского обвинили герцога в отравлении, строя свое обвинение на том, что, мол, смерть Жана приблизила к трону зятя герцога, дофина Карла. Но король Сицилийский не способен был совершить такое преступление, если же он и совершил его, бог не дал насладиться ему плодами греха, — ведь сам герцог Анжуйский умер в Анжере спустя полгода после того, как было совершено убийство.

— О… мертв, мертв! — отвечает все время эхо, стоит мне позвать кого-нибудь из моих сыновей или моих близких. Смертоносный ветер веет над троном, и из всей прекрасной семьи принцев остались лишь молодое деревцо и старый ствол. Так, значит, мой возлюбленный Карл…

— Разделяет со мной командование войсками, и если б у нас были деньги, чтобы узнать новости…

— Деньги! А разве, дорогой кузен, у нас не припасены деньги для нужд государства?

— Они использованы, ваше величество.

— Кем же?

— Я преисполнен почтения к этой персоне, оно не дает обвинению сорваться с губ…

— Но, дорогой кузен, никто, кроме меня, не вправе был распоряжаться этими деньгами, и никто не мог присвоить их себе, не имея нашей печати и подписи нашей царственной руки.

— Государь, лицо, похитившее их, воспользовалось вашей печатью, рассудив, что ваша подпись не обязательна.

— Да, на меня смотрят уже как на умершего. Англичанин и бургундец делят мое королевство, а моя жена и мой сын — мои деньги. Ведь кто-то из них совершил кражу, не так ли, кузен? А иначе как кражей не назовешь этот акт по отношению к государству, ибо государство нуждается в этих деньгах.

— Государь, дофин Карл преисполнен почтения к своему отцу и повелителю, он не может без его соизволения предпринять что бы то ни было.

— Так, значит, королева?.. — снова глубокий вздох. — Да, королева. Мы повидаемся с ней и потребуем от нее вернуть деньги, и она вернет их, она поймет.

— Государь, деньги употребили на то, чтобы купить мебель и драгоценности…

— Как же быть, мой бедный Бернар? Придется вновь обложить налогом народ.

— Народ уже раздавлен.

— Нет ли у нас каких-нибудь алмазов?

— Только те, что в вашей короне. Государь, вы слишком мягки с королевой, она губит королевство, а ведь отвечаете за него перед богом вы. Народ бедствует, а она раскошествует, и чем беднее народ, тем неистовей она; ее придворные дамы ведут привычный образ жизни, делают огромные расходы, носят такие дорогие одеяния, что все только диву даются. У молодых сеньоров, их окружающих, вышивка камзола стоит годового жалованья войска. Под предлогом опасностей, которые ей якобы угрожают, королева потребовала для себя охрану, государству это не нужно, но все оплачивается из государственной казны. Сир де Гравиль и сир де Жиак, командующие личным войском королевы, беспрестанно требуют денег и драгоценностей. Порядочные люди ропщут, глядя на излишества, которым предаются королева и ее свита.

— Коннетабль, — сказал король так, как человек, понимающий, что момент выбран неудачно, однако ему неймется сообщить новость, — коннетабль, я обещал вчера шевалье де Бурдону назначить его капитаном Венсенской крепости, вы представите его назначение мне на подпись.

— Вы это сделали, государь?! — Глаза коннетабля вспыхнули.

Король прошептал еле различимое «да», словно ребенок, который знает, что поступил плохо, и боится, что его станут бранить.

Наши путешественники подъезжали уже к Круа-Фобен, когда завидели ехавшего навстречу всадника, одетого со всей изысканностью того времени. На нем был голубой (цвет королевы) берет с длинной лентой в виде шарфа, элегантно ниспадавшей на левое плечо; всадник придерживал ленту правой рукой и поигрывал ею. Все оружие всадника составляла шпага из вороненой стали, висевшая у него на боку и настолько легкая, что казалась простым украшением, а не средством защиты; на нем была свободная короткая куртка из красного бархата, а под нею, обрисовывая гибкую талию, сверкал вышивкой тесный камзол голубого бархата, стянутый в талии золотой бечевой. Костюм, в который мог бы облачиться самый богатый и элегантный придворный, дополняли прилегающие панталоны цвета бычьей крови и черного бархата туфли с острыми и так сильно загнутыми носками, что они с трудом пролезали в стремена. Добавьте к этому белокурые девичьи волосы, сиявшее радостью и беззаботностью лицо, маленькие, как у женщины, руки — и вы получите точный портрет шевалье де Бурдона, бывшего у королевы в фаворе, а кое-кто даже поговаривал, что он состоял у нее любовником.

Коннетабль тотчас же узнал его. Он ненавидел Изабеллу, она была его соперницей в борьбе за влияние на короля. Коннетабль знал, что Карл ревнив, и решил воспользоваться представившимся случаем осуществить грандиозный план, имевший политическое значение, а именно — добиться изгнания королевы. Но его лицо хранило невозмутимость: он сделал вид, что не узнал всадника.

— Я желаю, чтобы вы объявили молодому человеку о новом назначении, — добавил король.

— Вполне вероятно, что ему уже все известно, государь.

— Но кто же мог ему сказать?

— Та, что с такой настойчивостью просила его у вас.

— Королева?

— Она так уверена в храбрости этого шевалье, что поспешила доверить ему охрану замка: у нее не хватило терпения дождаться его назначения.

— Не понимаю.

— Посмотрите туда, ваше величество.

— Шевалье де Бурдон!..

Король побледнел, в сердце его вкралось подозрение.

— Не иначе, как он провел ночь в замке. Если бы он только утром выехал из Парижа, он не смог бы сейчас возвращаться из Венсена.

— Вы правы, граф; что говорят у меня при дворе об этом молодом человеке?

— Что он дамский угодник и пользуется у дам успехом. Говорят, что ни одной еще не удалось устоять.

— Без исключения?

— Без исключения.

Король сделался так бледен, что граф подумал: он вот-вот упадет, — и протянул к нему руку. Король легонько отстранил ее и сказал упавшим голосом:

— Не потому ли она так настаивала, чтобы охрана замка была доверена ему? А каков наглец? Бернар, уж не голубого ли цвета на нем шляпа?

— Это цвет королевы.

И тут как раз шевалье де Бурдон оказался так близко от них, что они услышали слова песенки, которую он напевал; это были стихи Алена Шартье в честь королевы. Встреча с королем и графом не прервала занятия молодого человека, ибо он счел ее недостаточным для этого поводом, — он удовольствовался лишь тем, что отступил немного в сторону и легким наклоном головы приветствовал короля.