Книга пятая. Завистливое смирение (СИ) - Мамбурин Харитон Байконурович - Страница 48

Нет, ну эльфийки-то эти не сам Шаколола! Буду я, что ли, играть честно?

А затем случился финал.

Никто не ожидал, что они встретятся. На это, несмотря на потрясающий дебют Мимики и её прочие мощные выступления, не было никаких шансов, о чем я знал заранее, потому что бухал с Организатором Турнира. Он, то есть великолепный, блистательный, неповторимый архимаг Бенджоу Магамами, да не обвиснут сиськи у его любимой секретарши, тоже был весь удивленный, прямо как я. Да что там мы, даже Мимика с Датсуне, спевшиеся и подружившиеся за это время по причине, что изящная полурослица начала от меня шарахаться как от огня, тоже этого не ожидали!

Нет ну а чо? Сколько претендентов выбыло? Сколько мировых звезд максимального калибра были отравлены жопоголосьем, а затем потеряли все свои тщательно взлелеянные алхимические улучшения? Сколько потенциальных певцов спилось, сторчалось и отхватило в морды за всё время?

В общем, такие дела. Финал Сладкозвучного Турнира. Остров Поллюза. Таинственный квадрат Агабахабара. Мир Фиол. В середине круга в центре амфитеатра стоят две юно выглядящих девушки, выражая всем своим видом шок, трепет, испуг, желание победить, упасть в обморок и срочно выпить. Жюри шушукается, архимаг всем своим лицом хочет домой или хотя бы между сисек своей секретарши. Трибуны пусты. Не совсем пусты. На них я во всем своем великолепии, вся моя команда, Кинтаро, Самара, Джаго Посредник, Гримбльдук Тендертэтч и 32 «запасных кошкодевочки», которыми спонсировал происходящее тоже я. Просто потому, что больше никто на происходящее смотреть не захотел.

Ну да, именно так. Поллюза опустела. Корабли отплывали, либо курсировали между этим островом и Агабахабарой, увозя опухших, расстроенных или пребывающих без сознания бардов, менестрелей, певцов, бродячих сказителей и прочих торговцев воздухом. Все они оказались крайне неблагодарной аудиторией для своих же собратьев. Ну, это и логично. Заодно, перешептываясь с рядом сидящим Гримбльдуком я, никак не согласный с проигрышем Вадуна Шакололы, узнал, почему всё именно так, а никак иначе. Как оказалось, жюри — это не просто насупленные и пожилые организмы, которых кто-то назначил судить такое ответственное дело, а тела, выбранные самой покровительницей искусств Хататарсис, специально ушибленные ей особым благословением именно для текущей движухи. А иначе как узнать, кто именно автор исполняемой песни? Мир велик.

Вот и выяснилось, что та бомбическая ария, которой меня так зацепил за душу микрокарлик, была не его творением. Но я все равно не понял — это же Сладкозвучный Турнир, какого ляда оценивается не исполнение, а авторство?!

— Господа и дамы! — громогласно произнес Бенджоу Магамами, вставая со своего стула, — Время Финала пришло! Время определить, кто на сей раз будет признан самым лучшим певцом Фиола! В последней битве голосов и вдохновения сойдутся Датсуне Гику и Мимика Фуому! Первой выступать выпал жребий для Датсуне Гику! Прошу начать подготовку! Помните, богиня Хататарсис смотрит на вас!

— Вообще-то, Хататарсис всегда присутствовала на Сладкозвучных Турнирах. От начала и до конца, — коварно посмеиваясь, прошептал мне на ухо Джаго Посредник, — Только вот на этом не появилась вообще!

— Почему? — удивленно поднял я брови, чем заслужил от гоблина долгий проникновенный взгляд. Таким обычно смотрят на дурака, которому что-то объяснять — просто портить воздух.

А… Дошло. Я же тут. Три… нет, четыре богини — это уже не статистика, а почти гарантия. Ну и ладно.

— Прошу вас, Датсуне Гику! — вновь поднялся Магамами, давая полурослице отмашку творить своё волшебство.

Из специального турнирного артефакта зазвучала сложная танцевальная композиция, под которую девушка начала петь и ритмично плясать. К собственному сожалению, я никак не мог оценить то, что она делает, будучи испорчен видеороликами еще в своем мире. Ну там всё мигает, куча инструментов давит на мозг, а полуголые девки вопят и пляшут. Еще и зал шумит. А тут что? Каменный круг, композиция то ли из трёх, то ли из четырёх инструментов, громких ударных нет, что-то вроде дружбы скрипки, флейты и гитары. Да, красиво, Датсуне определенно давала жару, причем ведя себя скромнее чем обычно, песня была зажигательная, взывающая, но плавно-стремительная. Однако, когда она закончилась, всё жюри встало аплодировать! Магамами поднялся! Гримбльдук-чтоб-его-Тендертэтч тоже! Пришлось и мне встать. Прости, Датсуне, я не вкурил.

Впрочем, судя по реакции, у нас есть победитель.

— Пришло время Мимики Фуому! — провозгласил отхлопавший себе ладоши Магамами, — Приготовьтесь, пожалуйста!

Говорят, нет второго шанса произвести первое впечатление. Правильно, в общем-то, говорят. Вот, к примеру, я, повертев головой, замечаю на трибунах одно лишнее лицо. Какой-то лысый парень лет тридцати, затянутый в облегающий желтый комбинезон, к которому присобачен белый плащ, сидит и жрёт что-то из бумажного пакета, с лицом, как будто ему на всё пофигу. Что за кадр? Да еще в красных сапогах и, если не ошибаюсь, в красных же перчатках, сейчас сложенных у парня на коленке. Вот он сразу на меня произвел впечатление полного пофигиста, потому как даже слегка деревянному на эмоции и прочую эмпатию электрику ясно, что мужик на трибуне сидит, ни малейшего значения не придавая тому, что сейчас будет последняя песня мирового Турнира. Ему просто хочется пожрать и на что-нибудь позырить. Вот откуда он нарисовался?

Да и Мимика не лучше, чем этот хрустящий на весь Турнир мужик!

Я никак не мог отрешиться от мысли, что эта психованная, назойливая, чудовищно везучая, тощая и, что немаловажно, тридцатичетырехлетняя кошкобаба здесь, на Сладкозвучном Турнире, лицо еще более чуждое чем я, архимаг Кораца или даже сидящий с покерфейсом лысый, чьего дизайнера одежды я б убил веслом во благо человечества. Ну вот никак. Я помню тот террор, который она устраивала невинным людям. Помню, как она его устраивала мне! Помню, как первый раз отомстил ей, выскочив из кустов и воткнув два пальца в тыловое непоющее отверстие!

Поверить в то, что это противное и гадкое создание сейчас на полном серьезе будет петь свою песню с заявкой на мировое господство, я просто не мог. Мимика? Она умела говорить тихим и довольно приятным шепотом, но всё, что громче? Она противно пела, противно стонала в постели, противно кричала! Я еще не привык к реальности, где она поёт красиво! Кондуктор, не спеши!!

Момент, когда этот гадкий котёнок, севший с гитарой прямо на середину каменного круга, запел, я пропустил.

Но только его, этот самый первый момент.

Гитара в её тонких ручках почти мешала пению, хотя на самом деле было не так. Неловкие и какие-то смазанные аккорды, что Мимика извлекала из своего верного инструмента, просто отставали от песни. Были недостойны её. Качество аккомпанемента, в котором я, зажравшийся и одновременно тугоухий, никогда ранее не мог упрекнуть нашу хвостато-ушастую певицу, безбожно проигрывало тому, что она делала с помощью рта, горла и своей чахлой грудной клетки.

Мимика пела. Сидела жопой на теплом камне, брынькала свою гитару и пела. Она не танцевала, не изгибалась, не улыбалась, а просто… пела. Печальную тягучую мелодию, обволакивающую нас как реклама российской поисковой системы пенсионера, не умеющего ставить антиспам. А может быть, даже еще хлеще. Во всяком случае, я забыл, как дышать, думать и ругаться матом, просто смотрел прямо перед собой невидящим взглядом в никуда. В никуде был туман, в нём определенно ходили добрые и чистые единороги, чья дружелюбность наполняла окружающее пространство. А еще там была сказка. И надежда. И что-то еще, такое… домашнее, доброе, родное, желанное, почти непознанное и неуловимое ранее, но теперь необходимое как воздух.

Наверное, это были чебуреки. Возможно даже из тех же самых единорогов.

Когда песня кончилась, мы тоже не поняли. Даже сама Мимика, по-прежнему сидящая на заднице и брынькающая гитару, этого не осознала. Просто вдруг за её спиной раздался хлопок, с которым появилась молодая фигуристая тетка, крайне слабо одетая и излучающая вокруг не режущее глаз сияние. Тетка нагнулась, чмокнула сидящую в прострации Мимику между её кошачьих ушей, а затем, бросив на меня опасливый взгляд исподлобья, с таким же хлопком исчезла.