Исаак Лакедем - Дюма Александр - Страница 64

Ему откликнулось множество голосов, толпа загудела, и Пилат ничего не смог разобрать.

Он поднял руку, требуя тишины, и тотчас все смолкло.

— Пусть говорит один, — приказал прокуратор. — И пусть внятно объяснит, в чем суть обвинения.

Каиафа приблизился к нему.

— Мы все знаем этого человека, — сказал первосвященник. — Он сын Иосифа-плотника и Марии, дочери Анны и Иоакима. При всем том он утверждает, будто он царь, Мессия и сын Божий! Но это еще не все. Он нарушает день субботний, он жаждет порушить закон наших предков, а это — преступление, караемое смертью!

— Быть может, это верно для вас, иудеев, но недостаточно для нас, римлян… Перечислите его дурные поступки, чтобы я мог судить по ним.

— Не будь он преступником, мы бы не прибегали к твоей помощи, — заметил Каиафа.

— Повторяю, — настаивал Пилат, — я допускаю, что он согрешил, нарушив ваш закон. Но наших установлений он не нарушил, а посему судить его — ваша обязанность.

— Тебе же известно, что это невозможно! — в нетерпении воскликнул Каиафа. — Ведь по нашему мнению, он заслуживает смерти, а право посылать на смерть отвоевано римскими властями. Это трофей победителей.

— Так обвините его в преступлениях, за которые нужно казнить… Я готов выслушать.

Каиафа стал перечислять:

— Наш закон запрещает исцелять в день субботний, а обвиняемый злокозненно излечивал в субботу расслабленных, хромых, глухих, сухоруких, слепых, прокаженных и бесноватых!

— Объясни-ка мне, Каиафа, как это возможно вылечивать злокозненно? — спросил Пилат. — Исцеление, как мне кажется, это действие милосердное и злого умысла содержать не может.

— Отнюдь, — возразил Каиафа. — Ибо излечивал он именем Вельзевула… Это маг, а августейший император Тиберий предписал строго карать магов и колдунов.

Пилат покачал головой.

— Нет, изгнание бесов из тела не может быть делом сил тьмы, а только свидетельством всемогущества Бога.

— Это не имеет значения, — упорствовал Каиафа. — Мы просим, чтобы властительный прокуратор повелел привести обвиняемого и допросил его.

— Да будет так, — согласился Пилат и, обратившись к тому же слуге, что пришел от Клавдии напомнить о данном обещании, приказал: — Пусть Иисуса приведут сюда и обращаются с ним помягче.

Посланец спустился по ступеням и, приблизившись к Христу, с поклоном промолвил:

— Господин, римский прокуратор Понтий Пилат, правящий от имени Тиберия, нашего августейшего императора, приглашает тебя предстать перед ним.

При этих словах по толпе прошел ропот, ибо посланный говорил с Иисусом как слуга с господином: к обвиняемому подобало обращаться не так.

Однако посланец, услышав угрозы, ничуть не смутился и пошел впереди, указывая Иисусу дорогу. А когда дошел до места, где осколки камней могли поранить ноги божественного узника, он расстелил свой плащ на земле, приглашая Христа пройти по нему.

Ропот в толпе усилился.

Иисус же с мягкой улыбкой ступил на плащ и продолжал свой путь к лестнице.

Тут иудеи закричали Пилату:

— Почему ты высылаешь к этому человека гонца, словно тот не преступник? Зачем посланный тобой назвал его господин?.. И, наконец, почему гонец расстелил перед ним плащ?..

Пилат знаком приказал Иисусу остановиться, чтобы осведомиться у слуги, по какой причине тот повел себя подобным образом.

Иисус застыл неподвижно в пустом пространстве, огороженном двойной шеренгой воинов, всего в нескольких шагах от ступеней.

Слуга же поднялся по лестнице и приблизился к Пилату.

— Почему ты назвал господином этого человека, — спросил его римский прокуратор, — и зачем ты расстелил плащ ему под ноги?

Тот ответил:

— В прошлое воскресенье я присутствовал при въезде этого человека в город. Он сидел на осле. Дети иудеев размахивали пальмовыми ветвями и подбрасывали их в воздух, крича: «Будь благословен, сын Давидов!», а отцы их расстилали свои одежды под копытами его осла с возгласами: «Да будет благословен пребывающий на небесах! Да будет благословен идущий от имени Господа!»

Иудеи, что стояли близко к преторию, расслышали объяснения слуги и закричали ему:

— Как случилось, что ты, грек, понял сказанное на здешнем наречии? Слуга обернулся к спрашивающим:

— Все очень просто, — пояснил он. — Я подошел к одному из иудеев и спросил его: «О чем кричат эти люди?» И он мне все объяснил.

— И что же они выкрикивали? — спросил Пилат.

— «Осанна», господин! — отвечали иудеи.

— Так что же означает это восклицание? — продолжал спрашивать римский наместник.

— Оно означает: «Будь благословен, Господи!»

— Значит, — заключил Пилат, — вы сами кричали «Осанна!», когда проходил этот человек, и бросали ваши плащи ему под ноги. В чем же повинен мой посланец, назвав его господином и расстелив свой плащ перед ним?

И, обратившись к гонцу, он добавил:

— Ступай и пригласи Иисуса.

Тот спустился по лестнице и снова склонился перед Христом со словами:

— Господин, ты можешь идти дальше.

Иисус пошел вперед, и, когда он проследовал мимо двоих знаменосцев, знамена сами собой опустились перед ним, словно бы поклоняясь ему.

При виде этого иудеи закричали:

— Посмотрите же, что делают знаменосцы! Они поклоняются ему!

Пилат, как и другие, видел, что древки склонились долу, и не понял, по какой причине это произошло. Он вопросил знаменосцев:

— Что вас заставило это сделать? Но те в растерянности отвечали:

— Господин, мы язычники и поклоняемся храмам. Как мог ты предположить, что мы станем поклоняться этому человеку?

— Так что же? — настаивал Пилат.

— Не мы склонили наши знамена, — они сами склонились перед ним помимо нашей воли.

— Вы слышали? — обратился наместник к иудеям.

— Это ложь! — возмутились те. — Знаменосцы — тайные сторонники лжепророка!

— Я в это не верю, — промолвил прокуратор. — Поступим так: выберите самых сильных из вас и самых яростных недругов Иисуса. Пусть они примут знамена из рук моих воинов, а мы посмотрим, удержат ли они их в своих руках.

Иудеи выбрали двух молодцов геркулесового сложения, и те предстали перед Пилатом.

— Прекрасно, — сказал тот. — Пусть знаменосцы уступят этим двоим свое место и то, что у них в руках.

Двое могучих израильтян взяли знамена из рук воинов, встали на первую ступень, облокотились о поручни и напрягли все мышцы.

Пилат же обратился к своему посланцу:

— Отведи Иисуса на прежнее место. Пусть он вторично поднимется по лестнице, а мы посмотрим, крепче ли руки у новых знаменосцев, нежели у прежних.

Иисус вышел из претория, но через другую дверь, чтобы, спускаясь с лестницы, не проходить мимо знаменосцев.

Тем временем Пилат обратился к силачам-добровольцам:

— А сейчас я клянусь именем кесаря: если знамена склонятся, когда Иисус пройдет мимо вас, я повелю отрубить вам головы.

После этого он вновь обратился к посланцу, появившемуся вместе с Христом, и приказал:

— Пусть Иисус поднимется вторично!

— Господин Иисус, — обратился к тому слуга Пилата, снова постелив свой плащ под его ногами, — прокуратор Понтий Пилат повелевает тебе приблизиться к нему.

Иудеи опять возроптали, видя почести, оказываемые обвиняемому, но почти тотчас все их внимание вновь сосредоточилось на знаменосцах.

Иисус неторопливо, торжественно двинулся вперед, и, пока он приближался, знамена столь же медленно склонялись перед ним, несмотря на все усилия тех, кто стискивал в пальцах их древки. Они опустились так низко, что орлы коснулись каменных плит и божественный мученик, если бы пожелал, мог бы наступить на них, проходя мимо.

Пилат вскочил, сам ужаснувшись чуда: отчаянные усилия обоих иудеев, во что бы то ни стало желавших не уступить, были очевидны. Христос же не произнес ни слова, не сделал ни единого лишнего движения!

— Ну что? — закричали в толпе. — Разве мы не говорили, что он маг?

В душе прокуратора что-то надломилось. Он предпочел бы поверить в некую дьявольскую власть, нежели в проявление божественных сил. Однако все, о чем говорила Клавдия, отчетливо всплыло в его памяти.