Исаак Лакедем - Дюма Александр - Страница 21

2

Со смертью Соломона пришла к концу эра радости и процветания Иерусалима. На смену поэтам, воспевавшим величие города, явились пророки, предрекавшие ему погибель. Через один-два века Израиль с содроганием услышит их мощные возгласы; предвестники и спутники бедствий, они, подобно грому небесному, отдавались эхом в сумерках истории, среди развалин былого великолепия.

И явился Навуходоносор, библейский Аттила, посланец Господнего мщения, молот Иеговы, поражавший тех, кто покинул алтари истинного Бога.

А ведь пророки предвещали его приход. Послушайте Исайю:

«Вот, придут дни, и все, что есть в доме твоем и что собрали отцы твои до сего дня, будет унесено в Вавилон; ничего не останется, говорит Господь. И возьмут из сыновей твоих, которые произойдут от тебя, которых ты родишь, — и они будут евнухами во дворце царя Вавилонского».

А вот Аввакум вещает от имени Господа:

«Я подниму халдеев, народ жестокий и необузданный, который ходит по широтам земли, чтобы завладеть не принадлежащими ему селениями. Страшен и грозен он; от него самого происходит суд его и власть его. Быстрее барсов кони его и прытче вечерних волков; скачет в разные стороны конница его; издалека приходят всадники его, прилетают как орел, бросающийся на добычу. Весь он идет для грабежа; устремив лице свое вперед, он забирает пленников, как песок».

Наконец, во исполнение пророчеств, Навуходоносор, царь Вавилона, отправился с войском на завоевание города:

«И вышел Иехония, царь Иудейский, к царю Вавилонскому, он и мать его, и слуги его, и князья его, и евнухи его, — и взял его царь Вавилонский.

И вывез он оттуда все сокровища дома Господня и сокровища царского дома; и изломал, как изрек Господь, все золотые сосуды, которые Соломон, царь Израилев, сделал в храме Господнем.

И выселил весь Иерусалим, и всех князей, и все храброе войско — десять тысяч было переселенных, — и всех плотников и кузнецов; никого не осталось, кроме бедного народа земли.

И переселил он Иехонию в Вавилон; и мать царя, и жен царя, и евнухов его, и сильных земли отвел на поселение из Иерусалима в Вавилон.

И все войско, и художников, и строителей, всех храбрых, ходящих на войну, отвел царь Вавилонский на поселение в Вавилон!..»

Этот плен был предсказан еще царем Давидом в восхитительном псалме, воплотившем страдания изгнанников всех времен:

«При реках Вавилона, там сидели мы и плакали, когда упоминали о Сионе.

На вербах, посреди его, повесили мы наши арфы.

Там пленившие нас требовали от нас слов песней, и притеснители наши — веселья: «Пропойте нам из песней сионских».

Как нам петь песнь Господню на земле чужой ?

Если я забуду тебя, Иерусалим, — забудь меня десница моя.

Прилипни язык мой к гортани моей, если не буду помнить тебя, если не поставлю Иерусалима во главе веселия моего.

Припомни, Господи, сынам Едомовым день Иерусалима, когда они говорили: «Разрушайте, разрушайте до основания его».

Дочь Вавилона, опустошителъница! Блажен, кто воздаст тебе за то, что ты сделала нам!

Блажен, кто возьмет и разобьет младенцев твоих о камень!»

Среди высланных был Даниил.

Иудей по рождению, мальчиком увезенный из того Иерусалима, в котором уже нет ни жителей, ни храма, он смог истолковать сны Навуходоносора и значение роковой надписи: «Мене, мене, текел, упарсин», испугавшей Валтасара; дважды его бросали в львиный ров, сначала на одну ночь, потом — на шесть дней. Наконец он смог получить у Кира эдикт, разрешавший евреям вернуться на родину и восстановить храм. Святилище должно было иметь шестьдесят локтей в высоту, столько же в ширину, три ряда из полированных камней и один — из дерева, «выросшего в Сирии».

И вот после семидесяти лет изгнания сорок две тысячи триста шестьдесят иудеев вернулись в родные места. Так много пленников оказалось потому, что за семь десятилетий Иерусалим дважды подвергался разграблению и каждый раз платил победителю дань людьми.

Кир не только разрешил вновь отстроить храм, он сделал больше: дал деньги на его возведение и вернул городу пять тысяч четыреста золотых и серебряных чаш, захваченных в Иерусалиме Навуходоносором.

Увы! Новый храм был бледным слепком прежнего. Но это был храм. И пока старики плакали, молодые испускали радостные крики: ведь они не видели первого! Храмовое здание освятили в 513 году до Рождества Христова, на празднество съехалось множество евреев со всей Палестины, в честь него заклали сто жертвенных быков и двести баранов, четыреста агнцев и двенадцать козлов — во отпущение грехов двенадцати колен Израилевых.

Восстановив и освятив храм, евреи вновь осознали себя единым народом. Возведя храм, стали думать и о восстановлении крепостных стен, но на это должно было получить дозволение Артаксеркса. Никто не осмеливался добиваться этого.

Но служил у персидского царя пленник, еврей по имени Неемия, сын Ахалиин; он так полюбился Артаксерксу, что тот сделал его своим виночерпием.

И вот однажды пришел повидаться с Неемией один из братьев его, Ханани, и слуга царя спросил его о том, о чем прежде всего желает узнать всякий еврей, увидевшийся с соплеменником вдали от родного крова: о том, что делается в граде на горе Сион.

Ханани лишь покачал головой и сказал:

— Храм возведен вновь, но стена Иерусалима разрушена, и ворота его сожжены огнем.

И вот, несколько дней спустя — а было это на двадцатом году царствования Артаксеркса, в месяце нисане, — когда к трапезе царя принесли вино, Неемия взял его и подал царю, но тот, как гласит Писание, спросил:

— Отчего лицо у тебя печально? Ты не болен, этого нет; а верно, печаль у тебя на сердце?

Неемия сильно испугался, но, призвав всю свою храбрость и сочтя время удобным, отвечал:

— Да живет царь вовеки! Как не быть печальным лицу моему, когда город, дом гробов отцов моих, в запустении, стены его разрушены и ворота его сожжены огнем?..

— Чего же ты желаешь? — допытывался Артаксеркс. Неемия про себя воззвал к Богу Небесному, а вслух продолжал смелее:

— Если царю благоугодно и если в благоволении раб твой перед лицом твоим, то пошли меня в Иудею, в город, где гробы отцов моих, чтоб я обстроил его.

Царь и царица переглянулись и, видимо, пришли к согласию, после чего властитель продолжал выспрашивать:

— Сколько времени продлится путь твой и когда возвратишься?

Неемия назначил время.

— Пусть будет так, — сказал царь. — Ступай.

— О повелитель, — взмолился Неемия, — то, что ты делаешь, велико, но еще недостаточно. Умоляю, царь мой, дай мне письма к заречным областеначальникам, чтобы они давали мне пропуск, доколе я не дойду до Иудеи. И письмо к Асафу, хранителю царских лесов, чтобы он дал мне дерев для ворот крепости, которая при доме Божием, и для городской стены, и для дома, в котором бы мне жить.

Царь даровал Неемии просимое, и тот направился в Иудею.

Быть может, в пути он повстречался с Фемистоклом, изгнанным из Афин и явившимся просить приюта у Артаксеркса. Греки уже вошли в круг цивилизованных народов, ибо они доросли до неблагодарности.

Двенадцать лет с богоугодным рвением исполнял свое дело Неемия и на исходе двенадцатого года, как было обещано, завершил его и возвратился к Артаксерксу. Тот, видя его верность и истовость в исполнении своего слова, вновь отправил бывшего виночерпия в Иерусалим, назначив его правителем города.

После восстановления стен протекло чуть более сотни лет, как вдруг разнеслась весть, что идет новый завоеватель: двигаясь с севера, он уже взял Дамаск, Сидон и осадил Тир.

Через неделю прибыл и гонец с письмом от победоносного вождя к первосвященнику Адде.

В послании к нему было три требования: помощи, свободной торговли с наступавшей армией и перехода из стана персидского царя в союзники. Адде давалось понять, что ему не придется раскаиваться, если он предпочтет дружбу с ним, а не с Дарием.

Свиток был подписан именем, незнакомым иудеям: его прислал Александр, сын Филиппа.