Близнецoвoе Пламя (СИ) - "Моона" - Страница 40

Непослушных детей пугают тёмной-тёмной чащей, и ты представляешь высоченные дубы, коряги упавших елей, гниющие ясени…Здесь же были деревья с голыми стволами, деревья-верёвки, деревья с корнями-змеями, деревья с листьями как перья грифона и ещё множество, от которых у Мэл разбегались глаза. Холодно-зелёные, салатовые, бордовые. Херувимка поднялась в воздух — может, увидит какую-то прогалину в этих зарослях. Тщетно. Отдышавшись, Мэл шагнула в джунгли.

Там было душно и влажно — всё как она помнила. Кроны деревьев покрывали землю теньком, что убило поросль — хоть не путалась под ногами. Но даже Мэл приходилось нагибаться, чтобы не задеть головой лианы. Лес не замолкал ни на мгновение: там что-то стрекочет, там шелестит, там кричит птица. А может, и не птица — откуда Мэл знать наверняка.

«Я могу подсмотреть дорогу в его воспоминаниях». Мэл остановилась в кружке света: он напомнил ей о детской площадке в Эр-Кале, где она медитировала. Сосредоточиться было нелегко: постоянно казалось, что по тебе ползёт что-то мелкое, кусает. «Пускай хоть подавится» — Мэл закусила губу, заставляя себя не обращать внимания.

Между согнутых ног в чёрном валялся нож, скрутились кольцами старые струны. На коленях лежала лира, отполированная в том месте, где рука обычно держала её. Тонкие белые пальцы натянули новую струну, намотали её на колышек. Тронули.

«Выше» — ещё подтянули. Отпустили.

Лиру отложили на серый пол. Ноги засеменили по замшелым каменным ступеням вниз. Сердце забилось чаще, невероятная лёгкость вскружила голову. Обходить бассейн было слишком долго. Он повернул направо, прямо к голубой воде. Гладь под стопами не проваливалась, не окунала по щиколотку в воду. Он пересёк ванну, намочив лишь подошвы босых ног. Их легонько укалывали соринки, засохшие листья, когда ступени поднимались вверх-вниз, дорожки петляли меж причудливых колонн, каменных цветов, арок и беседок.

— «Сеилем?»

— «Мэл?»

— «Куда мне идти?»

Но ей не ответили. Мэл обернулась, покрутилась вокруг себя. Шум леса стал невыносимо громким. Мэл запустила пятерню в волосы, схватилась за голову. В какую сторону ей податься? Джунгли душили её. Мэл закричала. Снялись с веток птицы. Стало тише. «Этот проклятый лес везде одинаковый». И она побежала куда глаза глядели.

Она ныряла под висящие лозы, перепрыгивала поваленные растения. Спотыкалась о змеистые корни, падала, вставала. Проваливалась в мягкий перегной, пачкала ноги и руки. Ей казалось, в просвете меж деревьев она видела серый камень. Но ей лишь казалось.

Он скользил по дорожкам юркой лаской. Тёк, как вода. Мимо нагромождения стрельчатых арок, мимо аллеи грубо стёсанных змеек, наверх. С одного края наступали джунгли, с другого — зияла пропасть. Никаких ограждений. Упадёшь — и ты труп. Какая мелочь. Ради Мэл он побежал сюда, не раздумывая. Где она?

Мэл бежала вперёд. Нагнуться, поднырнуть, выпрямиться, вляпаться в грязь. Она бежала, методично и тупо. Из принципа «иди прямо и Сеилем тебя пересечёт». Херувимка вывалилась из очередных пут. Её бока вздымались, как у загнанного грифона. Было невыносимо жарко. Сколько времени уже прошло?

Огненно-красные цветки выглядели как родные этому дереву, но то было неправда. Розовые орхидеи с округлыми лепестками торчали в стороны. Маленькие белые росли пучками. Мэл понравится. Губы тронула улыбка. Он обязательно ей покажет.

Хотелось пить. Мэл села на корточки, сняла флягу и блаженно сделала несколько глотков. Открыла глаза: перед ней цвели огромные малиновые орхидеи. Они крепились прямо к деревьям страшными, как комок растрёпанных на волокна канатов, корнями. Мэл обвела цветы взглядом, глубоко дыша. С ног будто спали невидимые оковы. Сеилем близко. Нужно бежать.

Спина уже болела постоянно нагибаться. «Нужно было взять нож». Лягушка с недовольным «ква» отпрыгнула от него. Пальцы ног уже все были в земле. Неважно. Мэл где-то рядом.

Мэл вышла на прогалину. Разгребла ногой мусор: серый камень. Здесь росли белые орхидеи. Блестели на солнце жирные подорожники-переростки. Свисали гроздья зелёных стручков. Зрела ваниль: потом её соберут и получат пряность. У этой белой орхидеи цветки большие, с желтой сердцевиной. Мэл потянулась к стеблю цветка, но схватила воздух.

«Что за ерунда?». Раз зрение обманывало её, Мэл закрыла глаза. Она отдалялась от чащи, насколько могла. Кровь пульсировала в висках. Все остальные чувства обострились.

Мэл чувствовала запах: сладкий — от цветов, и терпкий — его собственный. Наткнулась спиной на что-то высокое. Один миг Мэл видела своё испуганное лицо. А в следующий она увидела его.

Сеилем был черно-белым пятном на холсте леса. Только раскосые глаза — драгоценная зелень изумрудов. Мэл обхватила его лицо руками, дрожащими пальцами путалась в неряшливых локонах до плеч. Просто чтобы убедиться — зрение её не обманывает. Он настоящий. Нос защипало, в уголках глаз собирались слёзы. Мэл поджала губы.

— Сеилем, — выдохнула она.

— Мэл, — Его полные губы растянулись в улыбке.

Она поднялась на носочки, чмокнула Сеилема в подбородок. Он притянул её к себе, прижался губами ко лбу. Сеилем был в одних штанах, но Мэл это не смутило. Херувимка обхватила его голый торс, провела кончиками пальцев по выпирающим рёбрам. Его сердце часто-часто билось у неё под ухом.

Она хотела распасться на миллионы миллионов частиц, чтобы раствориться в нём и стать одним целым. Мэл знала, что Сеилем тоже этого хочет. Но их тела могли только обнимать друг друга, сплетаясь в человеческий клубок. Демиург знает сколько они провели так. Если абсолютное счастье существовало — это было оно.

P.S. Пока кто-нибудь (это про тебя, Ная) не дочитает до этой части, я приостанавливаю выпуск проды

Комментарий к Глава 7

Мои дети наконец-то встретились! Поздравляю, мы перевалили через экватор в прямом и переносном смысле. Может, у вас появились ещё теории?

========== Глава 8 ==========

Комментарий к Глава 8

TW: жестокое обращение с животными

«Она нашла его» — сказала Хеяра, и они выдвинулись в путь. — «Мэл подскажет дорогу мысленно: не хочет расставаться с ним» — и Омниа будто ошпарило кипятком. Дорожка петляла и терялась. Приходилось останавливаться, всматриваться меж деревьев, разгребать мусор. Хеяра замерла, наверно, снова связываясь с Мэл.

Омниа прислушался.

За щебетанием птиц и шелестом листвы он услышал перебор арфы. Приглушенное пение, что слов не разобрать. Опять несколько нот. Принц сошёл с тропы, отправился навстречу этим звукам. Сновал меж деревьев, иногда пересекая дорожку, срезал повороты. В груди трепетало незнакомое чувство. Омниа почти срывался на бег: вдруг песня скоро закончится.

Он был близко.

Голос, сладкий и тягучий, как патока, накатывал волнами, обволакивал, поднимал на высоту свистящих нот, обрушивал в бархатистые низы, снова и снова… Затрагивал те струны души, о которых Омниа уже позабыл. Он выскочил из леса на поляну. Но юноша с лирой в руках даже не шелохнулся, продолжив песню. Мэл стояла рядом с ним. Зябкая дрожь пробрала до кончиков пальцев. Как принц раньше не догадался… Путники выбежали из леса, столпились у него за спиной.

— Заткните уши: это магия! — крикнул Омниа.

Лира сфальшивила. Мэл рассмеялась звоном серебряных колокольчиков. Сеилем подавил смех и вместо этого широко улыбнулся, обнажая зубы. Посмотрел на Омниа по-лисьи лукаво.

— Боишься, я тебя очарую, Омниа? — его баритон был музыкой сам по себе. — Увы, это просто песня.

«Странно» — подумал херувим. Омниа оглядел Сеилема сверху-вниз.

Всё в нём было немного «слишком»: кожа слишком бледная для жизни под таким солнцем, рост слишком высокий, тело слишком сухое и жилистое, острые скулы и челюсть слишком массивная, глаза слишком глубоко посаженные, слишком зелёного цвета, губы слишком чувственные для мужчины, а его улыбка выходила слишком широкой. Одежды на нём было слишком мало — одни штаны из черной поблёскивающей ткани. Он был на грани между странным и прекрасным. «Долговязый тощий лягушонок» — окрестил его Омниа.