Графиня Солсбери - Дюма Александр - Страница 29

На два дня Эдуард задержался в Монсе, где его со свитою, состоявшей из двух десятков знатнейших баронов Англии, пышно чествовали местные графы и рыцари. За это время все войска, располагавшиеся на этой земле, присоединились к Эдуарду, так что король Англии, оказавшись во главе мощной армии, подошел к Валансьену, разбив свой лагерь в окрестностях города. Раньше него в Валансьен вошли граф Геннегауский, мессир Жан де Бомон, сир д'Энгьен, сир де Фаньоэль, сир де Вершэн и немало других сеньоров, встретивших его у городских ворот. Герцог Геннегауский в окружении своего двора ждал короля на верхней площадке дворцовой лестницы.

Выехав на главную площадь, король Эдуард остановился перед дворцом; после этого епископ Линкольнский громким голосом воззвал:

— Гийом д'Оксон, епископ Камбрейский, как прокурор короля Англии, наместника Римского императора, я строго предупреждаю вас, что вы должны впустить нас в Камбре, иначе вы нарушите свой долг перед Империей и мы войдем в город силой.

И поскольку никто не ответил на это обращение — епископа Камбрейского здесь не было, — монсеньер Линкольн воскликнул:

— Граф Вильгельм Геннегауский, мы строго предупреждаем вас от имени Римского императора, что вы обязаны служить королю Англии, его наместнику, под стенами города Камбре, который он намерен осаждать, и всеми вашими солдатами, коих вы должны ему поставить.

— Свой долг я исполню с удовольствием, — ответил граф Геннегауский.

И быстро сбежав по парадной лестнице, он поддержал стремя короля; тот слез с коня и, ведомый графом, вошел в парадный зал, где был подан ужин.

На другой день английский король остановился в Аспре; там он отдыхал двое суток, дожидаясь подхода своих солдат из Англии и своих союзников из Германии, и здесь к нему присоединились: сначала молодой граф Геннегауский и мессир Жан де Бомон, приведшие великолепную армию, потом герцог Гелдерландский со своими людьми, маркиз Юл их со своим отрядом, маркграф Мейсенский и Остландский, граф Монсский, граф Сальмский, сир де Фокемон, мессир Арну де Бланкенгейм и множество других сеньоров, рыцарей, баронов. Тогда, убедившись, что все в сборе, кроме его светлости герцога Брабантского, обещавшего помочь под стенами Камбре, они выступили в поход и, подойдя к городу, осадили его. На шестой день, как он и обещал, пришел герцог Брабантский с девятьюстами копейщиками, не считая других латников, конных и пеших солдат, занял позицию на берегу Шельды (король Эдуард стоял на другом берегу), приказал построить мост через реку, чтобы армии могли сообщаться друг с другом, и, разбив лагерь, послал вызов королю Франции.

Пока под стенами Камбре развертывались эти приготовления, сеньоры, горя нетерпением еще больше прославить себя среди рыцарства, рыскали по графству Камбре, от Авена до Дуэ, и видели, что повсюду здесь живут богато, сытно и спокойно, ведь в этом краю давно не знали войны. И случилось так, что, обшаривая графство, мессир Жан де Бомон, мессир Генрих Фландрский, сир де Фокемон, сир де Ботерсан и сир де Кук — с ними было около пятисот воинов — приметили город Энкур с крепостью, куда окрестные жители свезли все свое добро и все свои деньги. Это обстоятельство, помимо желания совершить славный воинский подвиг, отнюдь не было безразлично рыцарям той эпохи, считавших добычу, которую они могли захватить, частью дохода, ниспосланного им Богом. Поэтому они приблизились к городу, думая застигнуть его врасплох; но жители были начеку, поскольку уже замечали в округе отряды, достаточно сильные, чтобы вызвать у них тревогу, хотя и слишком слабые, чтобы они могли пытаться овладеть городом. Кроме того, в городе тогда был епископ, очень умный и отважный человек, столь же искусно орудовавший копьем, как и посохом, и столь же непринужденно носивший доспехи, как и епитрахиль; сей достойный муж встал во главе обороны и приказал за воротами Энкура спешно возвести заграждение-палисад, оставив между этим сооружением и воротами свободное пространство, потом приказал всем своим людям подняться на крепостные стены и расположиться в сторожевых будках, после чего в изобилии снабдил их камнями, негашеной известью и всеми обычными тогда метательными средствами; сам же он во главе отряда самых храбрых воинов, каких мог найти в городе, занял позицию между заграждениями и крепостной стеной, оставив за спиной открытые ворота, чтобы обеспечить своим людям надежный отход. Отдав эти распоряжения, он стал поджидать врага; тот вскоре появился и, убедившись, что город приготовился к обороне, осторожно двинулся вперед, не встречая никаких помех со стороны тех, кто ждал нападения.

Примерно шагах в двадцати от палисада мессир Жан де Бомон, мессир Генрих Фландрский, сир де Фокемон и другие рыцари спешились (этот маневр тотчас проделал весь отряд), потом, опустив забрала шлемов и обнажив мечи, решительно пошли на заграждения. Когда люди на крепостных стенах поняли, что скоро начнется штурм, они обрушили на атакующих град камней и дождь извести; но, поскольку почти все рыцари были защищены крепкими доспехами, они, невзирая ни на что, продолжали идти вперед до тех пор, пока не приблизились к заграждениям вплотную; тут они пытались сломать палисад, чтобы проделать в нем проход, что оказалось трудным делом: толстые бревна были глубоко врыты в землю, и так как у нападавших не было стенобитных орудий, палисады устояли, несмотря на все усилия атакующих. Поэтому необходимо было менять тактику и возобновить атаку совсем иначе. Рыцари, просунув сквозь промежутки между бревнами копья и мечи, начали колоть и рубить защитников палисадов; те отвечали им тем же, и оборона была достойна атаки. Епископ был впереди всех, он принимал и отражал удары, тогда как его люди продолжали бросать с крепостных стен камни, балки и глиняные горшки с горящим маслом. Случилось так, что мессиру Генриху Фландрскому и епископу Энкурскому пришлось скрестить мечи, но, поскольку первый более искусно владел этим оружием, чем второй, а у второго были сильнее руки, епископ, поняв невыгодность своего положения, отшвырнул меч и, обхватив обеими руками меч рыцаря прямо за лезвие, крепко уперся ногами в землю, потянув к себе противника, который, не желая выпускать оружие, последовал за ним; в итоге сначала лезвие, потом рукоятка меча, а вслед за ней и рука рыцаря по локоть оказались втянуты в промежуток между бревнами; тут епископ выпустил лезвие, ухватился за руку и уже по самое плечо втащил ее за палисад; он втащил бы даже все тело, будь отверстие достаточно большим; мессир Генрих фландрский все это время подвергался большой опасности, ибо был лишен возможности защищаться, тогда как епископ одной рукой тащил его к себе, а другой наносил ему удары кинжалом, стремясь сбить забрало шлема. По другую сторону палисада рыцари, видя, какой опасности подвергается их соратник, поспешили на подмогу и, чтобы помочь ему, стали тянуть его на себя. Наконец им это удалось; но мессир Генрих Фландрский, едва не потерявший жизнь, выронил свой меч, который торжествующе подобрал епископ; с той поры этот меч бережно хранился в капитульной зале Энкурского собора, где спустя сорок лет после события монахи показывали его Фруассару, рассказав хронисту о доблестном воинском подвиге, благодаря коему меч попал к ним. Что касается атакующих, то они при этой первой неудаче поняли, что сделать ничего не Смогут, отступили и направились в сторону Камбре, где присоединились к королю Эдуарду, герцогу Брабантскому и князьям Империи, завершившим осадные работы и приготовившимся к штурму. Вновь прибывшие тотчас влились в разные полки, ибо им предстояло отомстить за поражение, а мессиру Иоанну Геннегаускому — за смерть молодого рыцаря из Голландии Херманта, которого он очень любил и который погиб в схватке с защитниками Энкура. Поэтому Иоанн Геннегауский присоединился к корпусу сира де Фокемона, сира д'Энгиена и мессира Готье де Мони, что должны были штурмовать город через Роберские ворота, тогда как его племянник граф Вильгельм должен был атаковать Сен-Кантенские ворота.

Именно молодой граф Геннегауский, жаждавший проявить себя, одним из первых достиг заграждений и начал бой; но теперь они имели дело с городом, укрепленным гораздо сильнее, чем Энкур, с доблестным гарнизоном, оснащенным большим количеством оружия и метательных орудий. Поэтому, несмотря на чудеса храбрости, проявленные мессиром Жаном де Бомоном и Готье де Мони, все их атаки были отбиты и они, израненные и смертельно усталые, вернулись в лагерь, ничего не добившись.