Графиня Солсбери - Дюма Александр - Страница 16

— О да, это правда! Хотя трое первых зависят от Империи и не могут участвовать в войне без согласия императора. Четвертый же свободен, но он лишь простой рыцарь, получивший лен от короля; это значит, что он поможет королю Эдуарду собственной своей особой и двумя пажами, вот и все.

— Клянусь святым Георгием! — воскликнул Уолтер. — Но могу ли хотя бы рассчитывать на славных фламандцев?

— Еще меньше, господин рыцарь, ибо мы связаны клятвой верности и не можем воевать против короля Франции, не подвергаясь риску штрафа в два миллиона флоринов и папской анафемы.

— Клянусь честью, вы мне сказали, что война с Францией опасна, но, по-моему, вы должны были бы сказать, что она невозможна! — вскричал Уолтер.

— На свете нет ничего невозможного для того, кто даст себе труд все хорошо обдумать; не существует нерешительности, которой нельзя было бы пересилить не бывает договора, в котором нельзя было бы пробить брешь тараном золота, и такой клятвы, у которой не было бы черного хода, где на страже стоит выгода.

— Я внимательно вас слушаю, — заметил Уолтер.

— Прежде всего оставим тех, кто заведомо стоит на стороне короля Филиппа или короля Эдуарда и чей выбор ничто изменить не в силах, — продолжал Артевелде, словно не замечая нетерпения молодого рыцаря.

— А что же король Богемский?

— Его дочь вышла замуж за дофина Иоанна.

— А епископ Льежский?

— Филипп пообещает ему сан кардинала.

— Герцоги австрийские Альбрехт и Отгон?

— Эти продаются, но уже куплены. Король Наваррский и герцог Бретонский — естественные союзники Филиппа. Вот почему они на стороне Франции. Теперь посмотрим, кто примет сторону Англии.

— Прежде всего Вильгельм Геннегауский, тесть короля Эдуарда.

— Вы же знаете, что он умирает от подагры.

— Ему наследует сын, и я уверен в них обоих.

— Затем Иоанн Геннегауский, что сейчас находится при английском дворе и уже принес клятву верности королю.

— Если он дал клятву, то сдержит ее.

— Рено Гелдерландский, женившийся на принцессе Элеоноре, сестре короля.

— Прекрасно. Кто еще?

— Больше нет никого, — ответил Уолтер. — Таковы наши бесспорные друзья и враги.

— Тогда перейдем к тем, кто еще не сделал выбора.

— То есть к тем, кого большая выгода может заставить перейти от одного короля к другому.

— Это одно и то же. Начнем с герцога Брабантского.

— Вы мне обрисовали его как человека, настолько нерешительного, что его будет трудно склонить на чью-либо сторону.

— Да, но один недостаток уравновешивается другим. Я забыл вам сказать, что он куда более скуп, чем нерешителен.

— Если потребуется, Эдуард заплатит ему пятьдесят тысяч фунтов стерлингов и возьмет на содержание солдат, которых пришлет герцог.

— Вот это деловой разговор. Я могу поручиться вам за герцога Брабантского.

— Теперь перейдем к графу Юлиху, епископу Кёльнскому и сиру де Фокемону.

— Ну, это честные сеньоры, богатые и могущественные, каждый из них смог бы выставить по тысяче латников, если бы получил разрешение императора Людвига Баварского.

— Но между ним и королем Франции существует договор, не так ли?

— Да, есть неопровержимый и четкий договор, согласно которому король Франции обязуется ничего не приобретать на землях Империи…

— Но постойте, — воскликнул Уолтер, — мне кажется…

— Что? — усмехнулся Артевелде.

— Что в нарушение этого договора король Филипп купил замок Кревкёр в Камбре и замок Арлё-ан-Певель; эти замки — земли Империи и лены, зависящие от императора.

— Ну и что? — возразил Жакмар, словно желая побудить Уолтера пойти еще дальше.

— А то, что эти приобретения — вполне обоснованный повод для войны.

— Особенно если король Эдуард возьмет на себя все ее расходы и опасности.

— Завтра я поручу графу Юлиху отправиться к императору.

— С какими полномочиями?

— У меня с собой незаполненные грамоты с подписью короля Эдуарда.

— Браво! Вот два наших затруднения и решены.

— Остается третье.

— Причем самое рискованное.

— Но вы говорите, что славные города Фландрии подписали договор, по которому в случае враждебных действий с их стороны против Филиппа де Валуа…

— Не против Филиппа де Валуа, а против короля Франции, как четко сказано в договоре.

— Филипп де Валуа или король Франции — это значения не имеет.

— Напротив, очень важно.

— Итак, в случае военных действий против короля Франции славные города должны будут выплатить два миллиона флоринов, а папа римский отлучит их от Церкви. Ну что ж, Эдуард заплатит эти два миллиона; что касается папского отлучения…

— Но, Боже мой, да не в этом же дело, — возразил Жак-мар. — Два миллиона флоринов — это безделица, а от анафемы мы отделаемся, попросив папу римского снять отлучение папы авиньонского. Есть ведь нечто, что для торговцев более свято, чем все это, — их слово: оно дороже всего золота мира, ибо если оно хоть раз нарушено, то никто никогда ему больше не поверит. Ах, молодой человек, подумайте получше, — продолжал Жакмар, — из любого положения есть выход, надо лишь, о Бог мой, его отыскать; вы сами понимаете, как важно королю Эдуарду в случае неудачи иметь у себя в тылу Фландрию с ее крепостями и портами.

— Клянусь Господом, король тоже так считает! — воскликнул Уолтер. — Поэтому я приехал по его поручению, чтобы договориться обо всем лично с вами.

— Значит, если мы найдем способ примирить слово Фландрии с интересами Англии, король Эдуард согласится пойти на уступки.

— Прежде всего король Эдуард вернет фламандцам Лилль, Дуэ и Бетюн, три порта, что Франция открыла для всех, а Фландрия снова закроет.

— Это уже очень хорошо.

— Король Англии сровняет с землей и сожжет остров Кадсан — это логово фламандских и французских пиратов, мешающих торговле пушниной с Данией и Швецией.

— Остров сильно укреплен.

— Готье де Мони отважен.

— А что король предпримет дальше?

— Дальше король Эдуард снимет наложенный им запрет на вывоз шерсти из Уэльса и кож из Йоркшира, так что между двумя странами будет вестись свободная торговля.

— И подобный союз будет поистине отвечать интересам Фландрии, — заметил Артевелде.

— А первый груз, состоящий из двадцати тысяч мешков шерсти, будет доставлен прямо Якобу ван Артевелде, и он…

— …тотчас раздаст его владельцам мануфактур, поскольку он пивовар, а не торговец сукном.

— Но, полагаю, он не откажется взять за комиссию по пять стерлингов с мешка?

— Это законно и не противоречит правилам торговли, — ответил Жакмар. — Однако все теперь сводится к тому, чтобы найти повод начать войну, не нарушая нашей договоренности. У вас он есть?

— Нет, и я считаю, что напрасно стал бы его искать, поскольку у меня мало опыта в подобных делах, — признался Уолтер.

— Зато у меня есть одна мысль, — сказал Артевелде, пристально глядя на Уолтера и плохо скрывая снисходительную улыбку. — По какому праву Эдуард Третий хочет объявить войну Филиппу де Валуа?

— По праву истинного наследника Французского королевства, на которое он имеет все права благодаря его матери Изабелле, сестре Карла Четвертого, ибо Эдуард — племянник покойного короля, а Филипп всего-навсего двоюродный брат.

— Ну что ж, пусть Эдуард накажет лилии, приказав леопардам Англии растоптать их, и провозгласит себя королем Франции.

— Ну, а дальше?

— Дальше… мы покоримся ему как королю Франции, а если учесть, что мы обязаны исполнять наш долг по отношению к королю Франции, но, как я вам говорил, не по отношению к Филиппу де Валуа, мы попросим у Эдуарда расписку в том, что мы ему присягнули, и Эдуард выдаст нам ее как король Франции.

— И это будет справедливо! — подтвердил Уолтер.

— И мы не нарушим своего слова.

— Поможете ли вы нам в войне против Филиппа де Валуа?

— Всей нашей мощью.

— Станете ли вы нас поддерживать своими солдатами, городами и портами?

— Непременно.

— Клянусь честью, метр Артевелде, вы искусно разрешаете самые сложные вопросы.