Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Университетские истории - Емец Дмитрий - Страница 5


5
Изменить размер шрифта:

Так бы и спорили до бесконечности, но тут Маргарита Михайловна, ответственный секретарь, случайно помогла. У нее на шкафу конфеты были припрятаны, которые студенты на зачеты натаскали. Много конфет, коробок пятьдесят. И потому к этому шкафу даже на два метра подходить было опасно: Маргарита Михайловна воевать начинала. Все на кафедре это знали, а Олексiй Максимов все-таки человек новый. И вот он закинул на шкаф свою шапку, а как стал ее доставать, коробки и посыпались.

Маргарита Михайловна услышала звук и как подскочит. Схватила двумя руками словарь Ожегова, издание второе, дополненное, и ну за Олексiем гоняться. Размахивает словарем, совсем себя не помнит. А Олексiй Максимов даже и защищаться толком не может, только вокруг стола бегает и кричит:

– Спасите! Уберите ее от меня, а то я за себя не отвечаю!

Так и вспомнил русский язык. Потом с Воздвиженским до третьего часа ночи на кафедре водку пили, там потихоньку и заночевали. В университете пить было нельзя, но охрана там нормальная. Пить нельзя, но если культурно, то немножко можно.

– Чего ты мою водку наливаешь? Ты свою горилку наливай! – говорил Воздвиженский.

– Вiдчепися, москаль! – отвечал Олексiй Максимов и плакал.

ПУШКИН И ДАНТЕС

Однажды один ученый изобрел машину времени и вытащил Пушкина из прошлого за три секунды до того, как Дантес его ранил.

Разгоряченный Пушкин в бой так и рвется, пистолетом размахивает и требует, чтобы изобретатель его назад вернул. А у того как назло машина испортилось. Пришлось оставить Пушкина в настоящем.

Бродит Пушкин по Москве, впечатлений набирается, к лифтам и автомобилям привыкает. Стал было по издательствам ходить, но там не поверили, что он Пушкин и говорят ему: «Хватит у классиков списывать. Идите еще потренируйтесь, наработайте свою стилистику!» Расстроился Пушкин, стал работу искать. Хорошо, что он французский в совершенстве знал. Устроился в МИД.

Мидовцев обычно из ромгерма набирают. И много там таких, у кого французский язык – третий. Английский и немецкий они нормально знают, а французский не особо. Первые годы чаще пальцем показывают и говорят «пардон». Но французы – народ понимающий. «Политика, мадмуазель, это такая грязь! Но вы не волнуйтесь, мы сами все слова напишем, а вы только подпишитесь, что ознакомлены!» А тут Пушкин им всю политику испортил, потому что, оказалось, французы какую-нибудь хитрость напишут, типа им русские денег должны, а наши только подписываются. А Пушкин им говорит: «нет, вы свои глупости сотрите, а просто напишите: «Дантес – хам!» и хватит с вас. В общем, очень Пушкина в МИДе ценили, платили ему зарплату и даже поселили его в служебном семейном общежитии в Одинцово.

Однажды Пушкин услышал, что доцент Югов его творчеством занимается, заинтересовался и решил его навестить. А для начала, чтобы не быть узнанным, сбрил бакенбарды, очки темные надел и пришел к Югову. Видит, Югов сидит у окошка в 918 аудитории, ножку на ножку закинул и на закат грустит.

Увидел он Пушкина, от окошка отвернулся и спрашивает:

– Вы ко мне по какому вопросу?

– Экзамен сдавать! – говорит Пушкин.

– А почему я вас на лекциях не видел?

– Я болел, – отвечает Пушкин.

– Бедняжка! – сочувствует Югов. – Ну так и быть: я у вас приму. Тяните билет!

Вытянул Пушкин билет и читает на билете: «Творчество А.С.Пушкина». «Ну, думает, это пустяки. О себе-то я много чего рассказать могу».

Сел он перед Юговым, а тот спрашивает:

– Какова периодизация творчества поэта?

Пушкин от неожиданности растерялся и бормочет:

– Ну, так сразу и не скажешь. Помню, еще когда-то в детстве нянюшка…

– Неправильно! – обрывает его Югов. – Вы, юноша, демагогией занимаетесь, а надо все точно знать! Существует лицейский период, есть вольный, гражданский, романтический, затем Болдинская осень и зрелая лирика. Каждый из периодов в свою очередь делится на три подпериода. Ну-ка какие подпериоды лицейского?

Тут Пушкин совсем в замешательство пришел. У него всегда с датами напряженно было.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– И этого вы не знаете! – морщится Югов. – А кто у Пушкина был дедушка, это вам известно?

Пушкин обрадовался, что сумеет хотя бы на один вопрос правильно ответить, но только он рот открыл, как доцент его перебивает:

– Его дедушка был Ганнибал! Повторяю по слогам: Ган-ни-бал!

– Я знал! – сердится Пушкин.

– Ничего ты не знал, не знал, не знал! – дразнится Югов. – Ты небось даже не помнишь, как его по имени-отчеству звали!

– Абрам Петрович! – выпал Пушкин, пока Югов его снова не перебил. Да только доцент ему опять язык показывает:

– А вот и нет. Не Абрам Петрович, а Александр Сергеевич! Я не про деда, а про самого поэта спрашивал!

Понурился Пушкин, понял, что снова впросак попал. А доцент Югов завелся, вскочил, стал ногами топать и на него кричать:

– Ты совсем неподготовленный пришел! А все потому, что на мои лекции не ходил! Противный! Не буду тебя больше спрашивать! Давай свою зачетку!

Схватил со стола зачетку и, к удивлению Пушкина, поставил ему жирную пятерку.

– Имей в виду, – говорит Югов, – я тебе ее не за знания поставил. Просто у меня принцип такой: я всем пятерки ставлю, чтобы они не пересдачу не приходили! У меня здоровья не хватит ваши пересдачи принимать! Брысь отсюда и не нервируй меня больше!

ТВОРЧЕСКИЕ ДЕТИ

У доцента Мымрина были очень творческие дети. А творческие дети отличаются от нетворческих тем, что обычно до десяти лет не умеют завязывать шнурки, читать, писать, нос вытирать, вообще ничего.

И вот серым утром понедельника сонный Мымрин думает о чем-то своем и дети думают о чем-то своем и слушают аудиокниги в наушниках. А за окном идет дождь, и снег, и ворона сидит на проводах.

Мымрин возьмет какого-нибудь сына, наденет на него одни трусы, потом другие трусы, потом третьи трусы и так пока трусы в доме вообще на закончатся. Потом погладит по головке и скажет:

ФЕНЕЧКА

Аспирант Костя Бобров мечтал влюбиться. И чтобы ему родили дочку, а он назвал бы ее Фенечка. Когда какая-нибудь девушка начинала ему нравиться, он приходил к ней на страницу вконтакте и тщательно проверял, не цитирует ли она где-нибудь Иосифа Бродского или Ричарда Баха. И если оказывалось, что цитирует, Костя говорил с тоской:

– Эх! Опять плакала моя Фенечка!

ОПЯТЬ ОПОЗДАЛ!

Доцент Мымрин был очень необязательный. Например, лекция у него стоит в десять тридцать, а он придет в одиннадцать пятнадцать. Староста курса Лена ему звонит в тревоге, а Мымрин ей:

– Лена, вы там меня не выдавайте! Займитесь чем-нибудь!

– А в буфет можно? – спрашивает староста.

– А вас там никто не увидит? Только давайте тихо, – разрешит Мымрин.

На кафедре Мымрина за это ругали, но не очень.

– Творческий человек! Что с него взять? – говорила Маргарита Михайловна и звонила домой мужу, бывшему подполковнику.

– Ты суп выключил? Уже 13:57. А я тебе когда велела?

– Так точно! В 13:55 еще! – отвечал муж.

ФРАНЦУЖЕНКА

Косте Боброву поручили заниматься с французской аспиранткой Софи. Она разложит перед собой ноутбук, телефон, какой-нибудь планшет-переводчик, а сама в блокнотике пишет. Костя ей что-то говорит час, другой. А Софи слушает. Глаза такие медовые, лицо умное. «Насколько она лучше всех этих Лен, Рит! А, главное, чувствует сам дух нашей литературы! Надо будет ее как-нибудь в буфет пригласить!» – мечтает Костя.

Закончит консультировать и спросит:

– Вопросы какие-то у вас, девушка, имеются?

Софи заглянет в ноутбук, в блокнотик, в планшет. Глаза поднимет:

– «Льев Толстой»? Это значит толстый, кви? Большой?

– Большой и толстый лев! Да! А «лев» – это такой зверь. Понимаешь, кви? Хищник! Р-р-р! – скажет Костя и, умиленный, погладит Софи по голове.