Тайна эльвернитов (СИ) - Лебедева Ива - Страница 17

Следующие несколько дней я провела в палате Шади. Уезжала на яхту только под вечер. В больнице мне не разрешили ночевать, да и не было в этом необходимости, больной уверенно шел на поправку.

Зато, мотаясь от яхты до палаты, я могла каждый день привозить новые диски и даже книги, залитые в планшет. Ругаясь про себя нехорошими словами, я все же более-менее разобралась в его коллекции и отделила порнографию от всего остального.

Так что днем, когда Шадида не осматривал врач, или не наступало время очередной процедуры, мы вполне весело проводили время за просмотром фильмов и болтовней.

Все бы хорошо, если бы не одно большое «НО!»

Эта баклаЖанна превратилась в мой персональный кошмар. Нет, она уже не лезла на меня грудью вперед, зато смотрела очень странно, словно бы с насмешкой и превосходством. А еще я пару раз слышала за спиной хихиканье и шепотки. БаклаЖанка сделала вид, что это она что-то свое обсуждает с другой медсестричкой, но у меня буквально все волоски на теле вставали дыбом от нехорошего предчувствия и… злости.

А тут еще этот шайтан покоцанный завел непонятную песню о том, что девочки должны жить дружно. Я, когда первый раз это услышала — не поверила собственным ушам, а потом еще минуты две боролась с желанием выдернуть у него из-под головы подушку и этой самой подушкой его придушить. Дружно?! С этой змеей?!

Да он видел, как эта швабра мне вслед ухмыляется?! И вообще!

С чего это вдруг такие миротворческие инициативы? Баклажанка — медсестра из приемного покоя, администратор. Я еще в первый день удивилась, чего она к Шади в палату рвалась со своей помощью, это не входит в ее обязанности. И при мне она больше к нему не совалась, а тут вдруг на тебе. Он не только помнит, что есть такая корова с выменем, но и призывает жить с ней дружно! Подозрительное дело.

Я, кстати, заметила, что с утра он какой-то ненормально… довольный, что ли? Расслабленно-умиротворенный. При том, что больница не курорт, и когда запущен процесс регенерации, слишком часто обезболивающее давать нельзя. По идее, он с утра должен ждать укола, как манны небесной…

А к вечеру Шади становился беспокойным, мне даже казалось, что у него повышается температура: он разрумянивался, глаза блестели нездорово, речь становилась торопливой… но температуры не было, выздоровление, по словам врачей, шло нормально и даже несколько быстрее, чем обычно. Молодой сильный организм.

А еще на третий день он перестал спрашивать, когда же его выпустят. То покоя мне не давал, дергал чуть ли не по пять раз за день, а теперь — тишина. Лежит, не рыпается. Что происходит?!

Я вся издергалась и ужасно нервничала при одной только мысли, что каждый день, который мы теряем, дорого обходится Саяну. Так мало мне этого, я теперь нервничала еще и из-за странного поведения Шади!

В конце концов, пошла к главврачу, он посмотрел его снимки, динамику и сказал, что, в принципе, можно выписываться, если больному будет обеспечен достаточный уход и покой еще пару дней. Я заверила, что и того и другого будет достаточно, и решила обрадовать Шади этой новостью завтра, прямо с утра. Как раз сегодня вечером ремонтники заканчивают последние работы на яхте, заберу его, и можно лететь.

Каково же было на следующий день мое изумление, когда эта новость была встречена… ну, скажем, без особого восторга. Этот… этот симулянт не только не обрадовался, он еще и вздохнул так тяжко, словно я его из курортного отеля на каторгу зову!

И опять мне про свою Баклажанку! Хорошая де-евушка, хорошая де-евушка, жаль, я не оценила. Я ему что — дынями на базаре торгую, такое оценивать?! И нет, я не хочу задержаться тут еще на пару дней!

Кстати! Я вдруг вовремя вспомнила о том, о чем все время забывала ему сказать. Дэви Камиль летит сюда, а еще он велел сидеть и не рыпаться. Хочешь еще посидеть и подождать прилета родственника? Нет? Правильно, иначе нас быстро вернут обратно на Мицарэ. Так что я иду оформлять выписку и забирать твою одежду!

Вылетая из палаты, я чуть не пришибла дверью настырную Баклажанку. Она тут что забыла опять? Впрочем, плевать, мы улетаем!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Глава 8

Шади:

Если бы мне кто-нибудь сказал, что я смогу увлечься телкой всего за четыре дня знакомства — не поверил бы. Но, сиздинучун, на второй день, под вечер, реально поймал себя на мысли, что ерзаю в ожидании ее появления. И Адильку уже начинаю мысленно поторапливать, чтобы ушла. Она не то чтобы меня раздражать стала, а вот как будто… Наверное, это чувством вины называется.

Я понимал, что из Жанны может получиться хорошая постоянная телка, серьезные отношения и прочие радости. Но, езумдун! Я также понимал, что нам надо лететь спасать Саяна. Поэтому меня разрывало на части. Не будь рядом Адиль, я бы схватил Жанну и…

Главное, если я начинал размышлять об этом днем, то прекрасно осознавал: с незнакомой девицей на Венгу я бы ни за какие рахат лукумы не полетел. И как бы мне Жанна ни нравилась, как бы у нас ни совпадали вкусы, какой бы красавицей она ни была — поводов ей доверять у меня нет.

Но чем ближе был вечер, тем сильнее я начинал скучать по ее мягким податливым губам, по ее чуткому к моим прикосновениям телу, по ее притворно-строгому: «Ты сегодня был плохим мальчиком?».

Я, корзалып, чуть не вскрикнул от восторга, когда она сама начала эту игру. На Мицарэ девчонок, которые любят подобное — днем с огнем не найдешь, только если в специальных заведениях. А у нее еще так здорово получалось, с томным придыханием: «Тебя надо наказать! Чтобы запомнил!».

Правда, дальше, чем легкие пошлепывания, мы не заходили. Мне на полноценный секс-то еще сил не хватало, не то что на ролевые игры. Но от предвкушения того, что меня ждет, когда выздоровею полностью, я слюной захлебывался. И тут, озуналып, Адилька напомнила мне о Камиле.

Как я мог о нем забыть?! Ведь в первый день еще подумал, что надо валить отсюда сразу, как яхту починим! Но валить ужасно не хотелось, езумдун…

Я не готов был заменить Адиль на Жанну, но вот о том, что у нас больше нет многоженства — успел пожалеть не один раз. И о том, что Адиль ни в какую не хотела подружиться с моей девчонкой — тоже.

Корзалып, не понимаю, чем ей так Жанна не понравилась?!

Сообщив, что мы сегодня выписываемся и улетаем, моя заботливая «жена», злющая, как шершень, вылетела из палаты. Выкрикнув почти в дверях, чтобы я собирался и ждал ее внизу, в больничном кафе. На яхте пока есть нечего, а голодным она меня оставлять не хочет. Так что перекусим и полетим, сиздинучун!

Едва за ней захлопнулась дверь, как в палату впорхнула Жанна, грустная и печальная.

— Давай я помогу тебе собраться? — предложила она и протянула мне таблетку: — Ты же еще не принимал обезболивающее?

В подсознании промелькнула мысль, что вчерашняя медсестра вроде как упоминала об отмене всех лекарств, кроме общеукрепляющих, но тело тут же заныло везде, где можно, намекая, что, езумдун, еще день ничего не изменит, зато так больно не будет.

— А я так рассчитывала, что ты после выписки заглянешь ко мне в гости, — Жанна с улыбкой протянула мне стакан с кипяченой холодной водой из бойлера. — Проведем вместе нормально хотя бы одну ночь, прежде чем ты меня бросишь здесь.

— Я тебя не брошу! Я за тобой вернусь на обратном пути, — совершенно искренне пообещал я. И, корзалып, я очень сильно разделял ее желание провести хотя бы одну ночь вместе. Прямо вот сейчас бы ее и завалил!

Подсознание напомнило, что прошлая ночь как раз так и прошла — мы вместе на больничной койке. То я сверху, то она… И, озуналып, нам ничто не мешало! Но… У нее дома, конечно, будет удобнее. Да, хорошая идея, провести вместе какое-то время, причем не в больнице.

Я размышлял над этим, пока мы шли по коридору, потом спускались по лестнице вниз и вместо того, чтобы повернуть в сторону кафе, неожиданно оказались на улице. Всю дорогу Жанна прижималась ко мне, приобняв за талию и нашептывала на ухо всякие девчачьи глупости. Когда за нами захлопнулась дверь больницы, она хитро улыбнулась и подмигнула: