Ангатир (СИ) - Журкович Андрей - Страница 67

— Не вытянешь, Шерра, — прохрипел чудь. — Беги. Спасайся!

— Еще как вытяну, — крикнула в ответ Шерра со злостью. — Не смей даже говорить такое! — И взвалив его на себя, она бросилась прочь.

Латута спала тревожным сном. Сначала было страшно, потом холодно, потом и то и другое вместе взятое. Еще когда засыпала, она мучилась от голода. Когда Гату менялся с Грулом на ночной страже, ей так не к месту посчастливилось проснуться, а теперь было не успокоиться. Волколак что-то кряхтел в сторонке, то и дело похрустывая ломающимися ветками. Вокруг было полно и иных звуков, но отчего-то именно этот мешал спать.

«Чой-то там так ломать? — раздраженно думала Латута. — Тоже мне бохатырь сыскался! Кидай ты уже так, не греми, спать не даешь».

Она так отчаялась заснуть, что когда звук ломающихся веток пропал, то не сразу это поняла.

«А чой-то не ломаешь теперь? Вот, гад же! То ломает, то не ломает. Заснул что ль?».

Повалявшись еще немного, Латута повернулась, ища глазами Грула. Его почему-то не было у костра.

— В кусты что ль пошел? — сонно пробормотала она. — Заранее не мог, что ль?

Встав, она прошлась по стоянке, вглядываясь в ночь. Волколака нигде не было видно.

— Ты чего бродишь? — прошептал Гату, от чего Латута едва не вскрикнула.

— Волчара куда-то подевался… — рассеянно ответила девушка, вертя головой.

Чудь тотчас оказался на ногах. Его глаза были куда зорче, он сразу увидел волколака. Белоглазый пинком поднял Светозара, который от такого обращения спросонья не успел даже обозлиться.

— Беда, — рыкнул Гату. — Стереги баб. — И умчался в ночь, ничего не объяснив.

Грул сидел на кочке всего в каких-то ста-ста двадцати шагах от стоянки. Волколак с человеческим лицом, глядел в темные воды болотного пруда и молчал. Ветер колыхал его волосы, а лицо было мертвенно бледным и спокойным. Губы что-то тихонько шептали, будто Грул говорил во сне. Оказавшись рядом, Гату осторожно заглянул ему через плечо. Из воды на волколака смотрело прекрасное женское лицо. Тонкие идеальные черты. Черные слегка изогнутые брови, полные губы, словно спелая слива, смеющиеся карие глаза, остренький подбородок и румянец на щеках. Волосы девушки были ни то зеленого, ни то голубого оттенка. Завидев чудя, она и глазом не моргнула, вовсе не смутившись. Напротив, её взгляд стал еще более жгуч и сладострастен. Грул вздрогнул и обернулся.

— Ты… — прохрипел он, будто отходя ото сна. — Бабу мою хочешь увести? Урод белоглазый, тварь подземная! Чего вылупился? Щас морду тебе бить буду! — с этими словами Грул вскочил и бросился на Гату.

Чудь не собирался причинять волколаку вред и от того, драка была не равная. Грул в мгновение ока перекинулся в волка и клацая челюстями попытался ухватить Гату за ногу. Встречный удар в челюсть сбил его с ног, но пыла не выбил. Волколак ревел, словно окончательно озверевший, яростно кидаясь на чудя. Белоглазому оставалось защищаться, стараясь не зашибить товарища. Вдруг за спиной послышались крики.

«Верно нас услыхали», — подумал Гату, но вскоре осознал, что его звали.

На миг оглянувшись, он увидел в свете огня такое, что едва не пропустил очередной выпад Грула. На площадку у костра выползло омерзительное существо. У него было четыре человеческие ноги и шесть человеческих же рук. Тело размером с лошадиное, было усеяно костяными отростками. Некогда человеческая голова казалась изуродованной маской. Разрезанный по краям рот, раскрывался откидывая череп назад, демонстрируя внушительный арсенал острейших клыков.

— Умертвие, — охнул Гату, внутренне леденея, и что было мочи крикнул, — Светозар, бей по глазам!

Грул, не теряя хватки, пытался его достать, но игра в поддавки уже кончилась. Ухватив волколака за загривок, после очередной неудачной атаки, Гату с оттяжкой швырнул его тело подальше и шагнул к пруду. Русалка вылезла из болота, прелестный завлекающий образ обтек с нее вместе с каплями воды. Перед Гату предстала страшная водяная баба: косматая, горбатая и с сиськами до пупа. Все так же надменно пялясь на него, от души веселясь от созерцания происходящего, шутовка лихо перекинула груди себе через плечи и зашипела, оскалив острые как иглы зубы. Чудь резко ухватил ее за шею, и дважды врезал тяжелым кулаком по лицу. Та вскрикнула, удивленно и возмущенно. Мелькнул серебристый рыбий хвост, обдавая Гату сонмом брызг, в тот момент, когда Грул все же настиг свою цель. Из длинного прыжка, он упал на спину белоглазому, вгрызаясь в шею. Они покатились по мху, извиваясь, силясь достать друг друга. Внезапно волк замер, с непониманием глядя на лицо Гату, застывшее перед его собственным.

— Опомнился, наконец! — взревел чудь, сбрасывая с себя волколака. — Из-за тебя всё, бестолочь!

Между тем, на площадке перед костром творилось такое, что и представить себе страшно. Умертвие, размахивая когтистыми руками, пыталось достать Светозара, который отчаянно работая коротким топориком, отбивался. Латута, выставив перед собой горящую корягу визжала навзрыд, тыкая головешкой в спину чудовища. Люта лежала на земле, придавленная тяжелыми ногами твари. Они шипела и брыкалась, то и дело втыкая острие кинжала в омерзительную гниющую плоть, но умертвие не чувствовало боли.

Гату с разбега прыгнул, оттолкнувшись руками и ногами, и приземлился прямо на спину чудища. Удар был такой силы, что умертвие пошатнулось. Люта тотчас откатилась в сторону высвобождаясь. Порождение смерти хищно оглянулось, хватая Гату сразу четырьмя лапами. Чудь даром, что силен был, а и то, раскраснелся весь от натуги, как же неистова была та тварь. С неба со свистом упал сокол и принялся выклевывать чудищу глаза. Храбрая и гордая птица успела довершить начатое, прежде чем когтистые лапы сжали её тело. Умертвие разгрызло сокола в один укус, смачно харкнув фонтаном из перьев. Позади сдавленно вскрикнул Светозар, налетая на тварь. Он безостановочно рубил её топором, а подскочивший и осмелевший Грул силился перегрызть чудовищу ноги. Успевший оправиться Гату, смог перебить умертвию две руки. Отчаянно застигнутые врасплох путники дрались как в последний раз, хотя в сущности так оно и могло статься.

— В сторону! — крикнула Люта, выныривая из-за плеча Гату.

Просить дважды не пришлось. Чудь отшатнулся назад, а ведьма дунула в лицо твари горючим порошком с ладошки. Гату едва успел отдернуть жрицу назад, спасая от чудовищных когтей. Оказавшаяся поблизости Латута снова ткнула горящей корягой в умертвие и на этот раз оно вспыхнуло. Шипение и рёв захлестнули спертый болотный воздух. Умертвие крутилось, размахивая лапами, но поврежденные волколаком сухожилия на ногах не позволяли развить прежнюю прыть. Осмелевшие путники вдруг поняли, что переживут эту ночь. Рассредоточившись, они дразнили тварь, тыкая её палками, нанося удары в спину и бока, а тварь извивалась, тщетно пытаясь кого-нибудь достать. Пока Светозар с криком не опустил топор на черепушку чудовищу, отчего тот медленно рассыпался на части. Пришитые руки отвалились, как и ноги. Обезображенная и обгоревшая пасть завалилась назад, а распухшее тело с омерзительным бульканьем поплыло, как тающий студень.

— Как такое земля-то носит? — ошарашенно пробормотал Светозар.

— Никак, — ответила Люта, изучая то, что осталось от существа с ужасом и толикой восхищения. — Это не нечисть, а кое-что похуже.

— Что может быть хуже этого? — обронил Грул, к груди которого льнула трусящаяся Латута.

— То, что нашелся опытный и искушенный в обращении с метвецами колдун, который создал эту тварь, как цепного пса, для того, чтобы напасть на нас, — ответил Гату, осторожно касаясь шеи в месте укуса волколака.

Глава 29. Ангатир

Пахло кровью. Запах железа раздражал и одновременно дразнил чуткий нюх волколака, заставляя нервничать, срываться и даже иногда поскуливать от тревожного чувства, что прошивало нутро насквозь. Чем дальше они заходили, тем больше находили зловещих знаков присутствия той тьмы, о которой предупреждал Гату. То там, то здесь они натыкались на свидетельства боя, хотя и боем это не назвать. Бойня, кровавая жуткая, до того выворачивающая наизнанку, что хотелось глаза закрыть и идти вслепую, да только без толку. Кровью пахло. Тела мелкой нечисти, людей, что проживали неподалеку, животных, растерзанные до неузнаваемости, оскверненные и брошенные словно куклы, что в селениях делают детям из соломы и тряпок.