Две королевы - Дюма Александр - Страница 79

В то же самое время она продавала свое покровительство и брала со всех сторон. Королева обманывалась на счет этой женщины, не замечая ничего и храня к ней доверие. Как же трудно вырвать из сердца прежние привязанности и избежать прежних ошибок!

Итак, от этой г-жи фон Риберг граф узнал о готовности королевы сделать что-то для принца Дармштадтского. По словам немки, Анна сама решила подарить ему эту должность, хотя именно г-жа фон Риберг подвигла ее сделать такой шаг, внушив ей мысль о том, будто продвижение принца будет приятно ее семье. Повторив это королеве несколько раз, даже в присутствии Карла II, г-жа фон Риберг добилась для принца упомянутой милости и можно сказать, что, в сущности, своей должностью он был обязан ей, а не королеве. Однако граф фон Мансфельд и принц ошибались на этот счет, ибо королева охотно согласилась помочь им, хотя причиной и целью ее ходатайства были не они, а ее семья.

Через три для после того как принц получил чин полковника, он устроил великолепный праздник для молодых сеньоров, для всех распутников и красавиц-комедианток Мадрида.

Адмирал не преминул появиться там в роскошном наряде, украшенном всеми семейными драгоценностями. Его тут же окружили эти красотки, привлеченные его дорогими украшениями и не забывшие, что когда-то он делился с ними своими пистолями. Адмирал взирал на них с высоты своей преданности и провозглашенной им любви к повелительнице и спрашивал их, за кого они принимают его, если так ведут себя с ним в присутствии достойнейших сеньоров, ведь он не ищет общения с такими женщинами.

Комедиантки лишь рассмеялись и, не оставляя его, так же как их не оставлял молодой задор, превращающий все в смех, продолжали атаку.

Так все и шло до ужина, когда его усадили между двумя самыми известными и самыми модными красавицами, засыпавшими его вопросами:

— Значит, ты решил сохранять свой важный вид, сеньор адмирал? Ни наши глаза, ни ротское, ни кипрское вино, ни все эти восхитительные наливки, что стоят перед нами, не заставят тебя улыбнуться хотя бы раз?

— Какой томный влюбленный красавец, — сказала другая.

— Может быть, он Дон Кихот? — продолжила третья. Адмирал отличался хорошим сложением, но был очень высок и худ, поэтому шутка вызвала бурю аплодисментов.

— Ну почему сеньор адмирал так серьезен и так жесток? — снова заговорила девушка из Севильи, приехавшая в Мадрид недавно и не имевшая представления о том, что происходит при дворе.

— Почему? — раздалось со всех сторон. — Вы одна этого не знаете.

— Надо ей рассказать.

— Кто же расскажет?

— Я, — заявила примадонна придворного театра.

— А, просим, просим!

— Вы, господа, не сможете изложить все как надо, только женщины понимают подобные чувства.

— Даже певицы?

— Разве это не наше ремесло? — с хитрой улыбкой подхватила актриса.

— Так расскажи историю адмирала.

— Не шутите, ее можно озаглавить так: «История герцога, адмирала и двух королев». Она поинтереснее многих.

— Мы слушаем.

— Жил когда-то герцог, испанский герцог, красивый, стройный, благородный и самый щедрый из всех герцогов. Этот герцог страстно влюбился в королеву; его любовь была полна безумств и восторга — он дошел до того, что сжег свои сокровища, дабы никто не осквернил в дальнейшем своим присутствием дворец, где он ее принимал.

— Бедный де Асторга!

— Королева умерла, и красавец-герцог посвятил свою жизнь печали о ней. Вы его видели, дорогие дамы? Не правда ли, он стал в тысячу раз красивее с тех пор, как предался отчаянию? В своей темной одежде он похож на те великолепные портреты, что висят в королевской галерее.

— Верно, верно!

— Перейдем к адмиралу; мы уже видели образец, посмотрим на копию.

— О, копия не совсем похожа: ей, пожалуй, далеко до образца. Я нарисую этот портрет не таким, как предыдущий: перед нами, разумеется, герцог, высокородный герцог, самый знатный и самый благородный вельможа в Испании, но…

— Но?.. — хором воскликнули ветреники. — Послушаем, как она закончит.

— Но он не самый красивый, не самый храбрый и не самый щедрый из герцогов, в отличие от того.

— Наглая женщина!

«Дуэль мне обеспечена», — подумал принц Дармштадтский. — Господин адмирал, — произнес он вслух, — эта девушка сидит за моим столом и находится под моей защитой, и я не потерплю, чтобы ее оскорбляли, предупреждаю вас.

— Даже если она оскорбляет тех, кого ей следует уважать?

— Я не исключаю и этого, господин герцог.

— Прекрасно, господин принц.

И адмирал принял рассерженный вид, словно готовясь защищать свое оскорбленное достоинство, чего на самом деле он выполнить не мог.

— Дальше! Расскажи историю до конца, — заговорили все разом.

— Конца ждать недолго, поскольку его не существует. Подражатель тоже хотел быть влюбленным, но взялся за дело не так, как его предшественник. Он ничего не сжег, даже собственное сердце и тщетно кичится своей пламенной страстью.

— Тщетно?

— Уж не полюбила ли вас случайно королева, господин адмирал?

Фраза, брошенная комедианткой, была вспышкой негодования. Королеву боготворили все, даже люди такого сорта, как эти лицедейки. Адмирал ничего не ответил, лишь изобразил на лице торжествующую мину, что вызвало общее возмущение.

Граф де Сифуэнтес, сидевший рядом с адмиралом, вскричал, что тот лжет, и пустил при этом в ход солдатский жаргон.

Принц Дармштадтский поднялся первым. Предельно учтивым и твердым тоном он заставил замолчать сначала одних, затем других, и, пристально глядя на адмирала, добавил:

— Священное имя ее величества слишком задето этими шутками, так пусть его больше не произносят, пусть на том все и кончится, господин граф, по крайней мере в настоящую минуту, — я прошу вас оказать мне эту милость; позднее вы сможете продолжить вашу речь, но только после того, как выскажусь я.

Граф де Сифуэнтес, к которому он обращался, пробормотал себе под нос, что принц Дармштадтский должен проверить свои шкатулки с драгоценностями, прежде чем отпустит гостей, потому что некоторые важные сеньоры, не смущаясь, могут пополнить свои ларчики за счет друзей.

Адмирал прекрасно услышал сказанное, но сделал вид, что ничего не разобрал, однако другие сеньоры придрались к словам графа и потребовали объяснений.

Сифуэнтес сопротивлялся, не желая говорить, но его прижали к крайним рубежам обороны:

— Немного терпения, господа! Многие из вас молчат, не принимая оскорбления на свой счет, они знают, что подобное обвинение не может их коснуться; что же касается остальных, то, после того как мы покинем этот дворец, я уже не обязан буду считаться с хозяином и скажу им то, что они желают знать. А пока выпьем!

— Выпьем! — подхватил принц Дармштадтский.

С этой минуты праздник потускнел и веселье не возобновлялось.

XV

Адмирал действительно и, наверно, справедливо заслужил репутацию человека нечестного и трусливого. Он участвовал уже в нескольких дуэлях и, подобно обезьяне Лафонтена, проскакивающей в обруч, ухитрялся ускользнуть от расправы. И каждый раз он говорил, что счастливо отделался; однако некоторые были иного мнения и по-всякому высмеивали адмирала.

Однако его знатное происхождение, огромные богатства, положение при дворе невольно служили ему защитой; многие люди даже не обращали особого внимания на его недостойные выходки, полагая, что адмирал со своим умом займет в конце концов высокий пост и потому с ним надо ладить.

Но граф де Сифуэнтес оскорбил его в присутствии стольких сеньоров, что трудно было себе представить, как он выйдет из такого положения на этот раз, не обнажив шпагу.

Когда гости встали из-за стола, маркиз де Сан-Эстебан вызвал графа де Сифуэнтеса из дома, как тот предлагал, чтобы при свидетелях, желающих при этом присутствовать, назвать того сотрапезника, на кого он намекал. Сифуэнтес тут же согласился выйти, но при одном условии — адмирал должен был находиться в числе сеньоров, пожелавших последовать за ним.