Две Дианы - Дюма Александр - Страница 52

– И мне больше нечего вам сообщить, герцогиня, – задумчиво сказал Уэнтуорс.

– Больше нечего? Может быть, вы объясните, отчего мне не дали поговорить ни с настоятельницей, ни с адмиралом? Можете вы сказать, чего от меня хотят? Почему не сообщили королю, что я в плену? Что это за тайное похищение? Отчего мне даже не показался на глаза лорд Грей? Ведь именно он, как мне сказали, распорядился моею судьбой.

– Лорда Грея вы сегодня видели, герцогиня, когда проходили мимо нас. Он в это время беседовал со мной, и мы оба вам поклонились.

– Простите, милорд, я не знала, кто передо мной. Но раз вы беседовали с лордом Греем, вашим родственником, то он наверняка сообщил вам свои планы относительно меня?

– Да, готовясь отплыть в Англию, он излагал их мне как раз в то время, как вас доставили в этот дом. По его словам, он, проведав о пребывании дочери короля в Сен-Кантене, поспешил захватить такой богатый трофей и во избежание лишних разговоров никому о нем не сообщил. Цель его крайне проста: получить за вас крупный выкуп. Я, смеясь, одобрял затею своего жадного шурина, но, увидев вас, понял, что если вы дочь короля по крови, то по красоте вы королева. Тут-то я, признаюсь, и изменил прежнее свое мнение. Да, я уже не одобрял намерения лорда Грея получить за вас выкуп. Я убеждал его, что, поскольку Англия и Франция ведут войну, он может надеяться на большее. Допустим, на какой-нибудь крайне выгодный обмен. Ведь вы стоите целого города, если не больше. Словом, я уговорил его не выпускать из рук такой знатной добычи ради каких-то жалких экю. Мы в Кале, в нашем неприступном городе, а поэтому следует вас держать, и именно тут.

– Как! – воскликнула Диана. – Вы давали лорду Грею подобные советы и еще признаетесь в этом мне? Ах, милорд, почему же вы воспротивились моему освобождению? Что я вам сделала? Вы ведь видели меня только одну минуту, а уже возненавидели, да?

– Я видел вас только одну минуту – и я полюбил вас, сударыня, – выпалил лорд Уэнтуорс, потеряв голову.

Диана побледнела и отшатнулась.

– Джейн! Мери! – громко позвала она обеих женщин, стоявших поодаль.

Но лорд Уэнтуорс властным жестом не дал им сдвинуться с места.

– Не бойтесь, герцогиня, я джентльмен, и не вам, а мне следует бояться. Да, я люблю вас и не мог удержаться от признания. Но теперь уж все равно… Не бойтесь ничего… Пожалуй, не вы в моей власти, а я – в вашей. Не вы – истинный пленник, а я. Вы – царица, а я – раб. Приказывайте – я буду повиноваться.

– В таком случае отправьте меня в Париж, сударь, а оттуда я пошлю вам выкуп, какой вы назначите, – решилась Диана.

Лорд Уэнтуорс заколебался было, но потом ответил:

– Все, что угодно, только не это, герцогиня! Я чувствую, что такая жертва мне не по силам. Говорю же я вам, что вы одним своим взглядом навсегда покорили меня. Я люблю вас всего лишь два часа, но мне кажется, будто я томился по вас целых десять лет.

– Но боже мой, чего же вы, милорд, ждете? На что надеетесь? Чего хотите?

– Только одного: смотреть на вас, герцогиня, наслаждаться вашим присутствием, вашим чарующим лицом, вот и все… Повторяю, я слишком джентльмен, чтоб поступить непорядочно… Но у меня есть право, – право не отпускать вас от себя, и я им воспользуюсь.

– И вы думаете, что такое насилие может пробудить во мне ответное чувство?

– Я этого не думаю, – мягко возразил лорд Уэнтуорс, – но если вы будете каждый день видеть меня таким смиренным и таким почтительным, то, быть может, вас тронет покорность того, кто мог бы приказывать, а не умолять.

– А тогда, – ответила Диана, презрительно усмехнувшись, – французская принцесса крови стала бы возлюбленной лорда Уэнтуорса?

– Нет, – сказал губернатор, – тогда лорд Уэнтуорс, последний отпрыск одного из самых богатых и знатных родов Англии, на коленях предложит герцогине де Кастро свое имя и свою жизнь.

«Не честолюбец ли он?» – подумала Диана.

– Вот что, милорд, – продолжала она вслух, пытаясь улыбнуться. – Верните мне свободу, и я буду считать себя вечной вашей должницей, даже тогда, когда пришлю вам выкуп. И когда настанет мир – а ведь он в конце концов должен настать, – то я подарю вам через моего отца столько же… нет, больше почестей и титулов, чем вы могли бы пожелать в роли моего мужа, даю вам слово. Будьте великодушны, милорд, и я буду признательна.

– Я угадываю вашу мысль, герцогиня, – невесело усмехнулся Уэнтуорс, – но я более бескорыстен и более честолюбив, чем вы полагаете. Из всех сокровищ мира желанны мне только вы.

– Тогда – последнее слово, и вы его, быть может, поймете, – смущенно, но вместе с тем и гордо сказала Диана. – Милорд, меня любит другой.

– И вы воображаете, будто я вас отпущу к этому сопернику? – вспыхнул от ревности Уэнтуорс. – Нет, пусть он, по крайней мере, будет так же несчастен, как и я, даже еще несчастнее, оттого что ему не удастся видеть вас. Начиная с этого дня вас могут освободить: моя смерть, но я еще молод и крепок; мир между Францией и Англией, но войны между этими странами длятся, как вы знаете, по сто лет; и, наконец, взятие Кале, но это неприступная крепость. Если не говорить об этих трех почти нереальных возможностях, то легко понять, что вы долго будете моей пленницей, ибо я перекупил у лорда Грея все права на вас и не желаю отпускать вас за выкуп, хотя бы им была целая империя. А что касается побега, то вам не стоит о нем и помышлять, потому что стеречь вас буду я, и вы увидите, каким старательным тюремщиком бывает тот, кто влюблен!

С этими словами лорд Уэнтуорс низко поклонился и вышел, оставив Диану в полной растерянности.

XXXIX. Дом оружейника

Дом Пьера Пекуа стоял на углу рыночной площади и улицы Мартруа. Был он трехэтажный, да еще и с жилым чердаком. Дерево, кирпич и шифер как бы переплетались на его фасаде в любопытные арабески. Оконные косяки и потолочные балки поддерживали причудливые фигуры животных, обвитые зеленой листвой. Все это было наивно и грубовато, но не лишено выдумки и своеобразия.

Над застекленной дверью лавки красовалась вывеска с изображением чудовищно выписанного воина, который, по всей вероятности, представлял бога Марса,[42] ибо надпись на вывеске гласила: «Богу Марсу – Пьер Пекуа, оружейник». Висевший в дверях полный набор доспехов – шлем, панцирь, латы – служил своеобразной вывеской дворянам, не умевшим читать.

Сквозь витрину в темноватой лавке можно было разглядеть и другие доспехи, а также всякого рода оружие нападения и защиты.

Двое подмастерьев, сидевших у двери, зазывали прохожих, соблазняя их разнообразным и прекрасным качеством товара.

Сам же оружейник обычно находился в задних комнатах, выходивших во двор, или же работал в кузнице, в глубине двора, а в лавке появлялся в тех случаях, когда заходил какой-нибудь важный покупатель и выражал желание потолковать с самим хозяином.

Пьер Пекуа принял виконта д’Эксмеса и Жана Пекуа с распростертыми объятиями и настоял, чтоб гости заняли второй этаж. Сам же он с детьми и сестрой Бабеттой перебрался на третий. На втором этаже был помещен и раненый Арно дю Тиль. Подмастерья спали на чердаке.

Мы застаем Габриэля и Жана Пекуа за столом в тот момент, когда обильный ужин, который давал в их честь достопочтенный хозяин, подходил уже к концу. Гостям прислуживала Бабетта. Дети почтительно сидели поодаль.

– О господи, как вы мало едите, монсеньор! – говорил оружейник. – Видать, вы чем-то крепко озабочены, да и Жан что-то задумался. Лучше-ка отведайте вот этого винограда, в наших краях его не скоро сыщешь. Слышал я от своего деда, а тот – от своего, что когда-то, еще при французах, виноградников вокруг Кале было видимо-невидимо и виноград был крупный, золотистый. А с тех пор как город стал английским, лозы, должно быть, вообразили, будто они попали уже в Англию, где виноград вообще никогда не созревает.

Габриэль не мог не улыбнуться столь неожиданным патриотическим выводам хозяина.