Царица Сладострастия - Дюма Александр - Страница 55

— Хочу, тем более что одна из половин ворот, кажется, приоткрыта…

— Так давай войдем, — поддержал его Лоренцо.

Он первым зашел в ворота, но, сделав всего один шаг, обернулся к товарищу и прошептал:

— Тихо! Какие-то люди переговариваются здесь и, судя по всему, не меньше нас боятся, что их услышат.

Солдаты вначале замерли, а затем осторожно проскользнули внутрь, в угол между наполовину открытой створкой ворот и опорной стеной. Отсюда, поскольку дождь прекратился и стало чуть светлее, они смогли разглядеть двух мужчин; один держал в руках ружье, другой — сторожевую собаку на поводке, лаская ее, чтобы она не залаяла.

— Держи ее хорошенько, Царка, — говорил человек с ружьем, — и через минуту синьоры Спенцо навсегда избавятся от этой свиньи, которую маркиз имел слабость ввести в свою семью.

— Но он все же дворянин! — вздохнув, заметил Царка.

— Дворянин?.. Да он украл свое дворянство, как крадет слишком уж долгое время доходы с их имений; но больше он этого делать не будет… он у меня в руках!

При этих словах мужчина с ружьем приставил приклад к плечу и направил дуло на высокое окно первого этажа; затем грянул выстрел, за ним последовала вспышка, и после этого изнутри дома послышались крики ужаса.

— Бежим! — вполголоса произнес стрелявший. — И, что бы ни случилось, не забывай, что синьоры Спенцо всегда заплатят за твое молчание больше, чем любой из тех, кто предложит деньги и пожелает выудить из тебя правду.

И они побежали со всех ног.

— Если мы пробудем здесь еще секунду, — сказал Лоренцо, — мы пропали! Солдаты бросились в поле вслед за убийцами и очень скоро оказались

далеко от дома.

— Странное происшествие! — размышлял Джакомо, когда они ушли настолько далеко, что смогли остановиться и перевести дыхание.

— Но оно, вполне вероятно, может оказаться полезным для нас, — заметил Лоренцо, — я запомнил имя того парня, что держал собаку, а при свете выстрела увидел лицо другого, покрытое еще не зажившими язвами. Только что совершилось преступление, это точно, и, может быть, тому, кто сообщит сведения о виновных, дадут хорошее вознаграждение.

— Посмотрим, а пока надо найти что поесть и где переночевать.

В то время как все это происходило, преподобный брат Луиджи возвращался в свой монастырь. Несмотря на то что его сума была достаточно плотно набита, он казался встревоженным: несколько раз монах заходил в дом синьор Спенцо, но не заставал Бернардо, который, как ему говорили, передвигался поблизости на костылях; этого оказалось достаточно для того, чтобы у Луиджи появилось опасение, не случилось ли что-то серьезное.

«Этот человек отважен, — размышлял он, — ему не терпится достичь поставленной цели, а маркиза с Анджелой лишь изо всех сил подталкивают его к тому, чтобы он испытал судьбу, нанеся решительный удар Мариани. Эти женщины не хотят понять, что, подтолкнув его на этот путь, они погибнут вместе с ним. К счастью, я умею ждать и меня нелегко обмануть».

От этих размышлений его отвлек шум тяжелых шагов; монах, шедший со смиренно опущенной головой, тотчас же поднял ее и тотчас же увидел двух солдат, продолжавших обсуждать свое приключение в Сантони. При виде округлого мешка, который нес монах, Джакомо, больше своего товарища страдавший от голода, не смог удержаться и сказал:

— Преподобный отец, сжальтесь, умоляем вас, над двумя бедными солдатами; мы сбились с пути и ничего не ели со вчерашнего дня!

— А как могло случиться, что вы попали сюда, нигде не получив помощи? Вы идете по дороге, которая ведет от виллы Сантони, и должны были пройти мимо нее вчера вечером, а ведь никогда не было случая, чтобы несчастный человек понапрасну стучался в ее ворота.

При этих словах солдаты переглянулись, как бы советуясь друг с другом; затем Джакомо продолжил разговор:

— Мы действительно остановились у этого дома; но ничего не успели получить, так как от страха выскочили оттуда быстрее, чем вошли.

— От страха? Вы, солдаты?..

— Преподобный отец, — снова заговорил Лоренцо, задетый словами монаха, — хорошие солдаты могут не захотеть мериться силами с убийцами.

— Вы встретились в Сантони с убийцами? — с тревогой спросил сборщик подаяний, опуская к ногам свой мешок, словно для того, чтобы внимательнее выслушать солдат.

— О брат, такое не рассказывают прямо на дороге…

— Особенно, если умирают с голоду, — добавил Джакомо.

— Вы правы, дети мои, — сказал Луиджи, закинув мешок за спину. — К счастью, мы всего лишь в ста шагах от монастыря, а там по моему распоряжению вам дадут все, что необходимо для полного восстановления сил.

И они втроем пошли по направлению к монастырю; привратник, сразу узнавший Луиджи по тому, как он ударил молотком, тут же открыл ворота, хотя урочный час был уже позади; но при виде двух солдат, следовавших за сборщиком подаяний, он немного испугался.

— Эй, Пьетро, — сказал Луиджи, положив суму на стол, — возьми двойную или тройную десятину, если хочешь, но дай нам поскорее поесть, да не скупись, тащи свои запасы из погреба; я позабочусь о том, чтобы потом быстро заполнить брешь, которую мы в нем проделаем.

Прежде всего Пьетро принес стаканы и вино, затем, обследовав содержимое мешка, занялся приготовлением ужина с тем большим рвением, что сам надеялся принять в нем участие. Пока он занимался своим делом, сборщик подаяний продолжил разговор с солдатами, затеянный им на дороге и становившийся теперь тем более оживленным, чем чаще наполнялись до краев стаканы. Уже на второй бутылке дезертиры разоткровенничались, а к тому времени, когда раскупорили третью, Луиджи уже знал все о том, что произошло на вилле Сантони двумя часами раньше, и рассказчики так опьянели, что не замечали, как монах несколько раз подсовывал им свой стакан.

— Отец мой, — воскликнул внезапно появившийся привратник, внося блюдо, от которого шел аппетитный запах, — вот омлет, который заслужит вашу похвалу.

Но он застыл как вкопанный, увидев солдат, уткнувшихся головой в стол и погруженных в глубокий сон.

— Преподобный отец, — сказал он, помолчав с минуту, — готов поспорить, что эти люди не уснули бы без вашего на то разрешения.

— Это правда, Пьетро: я всегда легко усыпляю тех, кто, на мой взгляд, слишком бодрствует. Но мы поговорим об этом в другой раз; а сейчас нам нельзя терять ни минуты, надо покрепче связать этих парней… Монастырская тюремная камера пуста, не так ли?

— Как всегда, преподобный отец; неужели отец-попечитель допустит, чтобы кого-то посадили в такое мерзкое место! Да от такого вполне может несварение желудка случиться. Проклятая камера пуста, а доказательство — вот этот ключ, который я раздобыл, ибо — строго между нами — в этой яме я обнаружил потайной ход, ведущий в личный погреб отца-настоятеля…

— Мне это известно, Пьетро, — с улыбкой перебил его Луиджи. — Ошибется тот, кто пожелает что-либо скрыть здесь от меня. А теперь неси веревки…

— Такой удачный омлет! — воскликнул Пьетро, страдальчески сжав руки.

— Мы съедим его через четверть часа, вот и все, и каждому достанется двойная порция, которую можно будет сдобрить хорошим вином, поскольку из тюремной камеры, куда мы перетащим этих сонь, ты сможешь ненадолго заглянуть в личный погреб отца-настоятеля, куда ты так ловко проложил дорожку.

Во время разговора Луиджи взял веревки, принесенные привратником, и с его помощью всего за несколько минут крепко связал спящих солдат; затем вместе с привратником он без труда перетащил их в ужасные карцеры, которые назывались «in pace» note 14 и в те времена существовали почти во всех монастырях; монахов, посаженных туда после своего рода суда при закрытых дверях, в живых больше никогда не видели. В монастыре капуцинов в Кивассо этими карцерами уже давно не пользовались: во времена благоденствия там, как правило, царила снисходительность.

XIII

Ночью в доме Спенцо воцарилась ужасная тревога; на софе, крепко прижавшись друг к другу, не произнося ни слова, сидели маркиза и ее дочь; обеим было известно, что Гавацца тайком ушел куда-то во время бури; сначала они хотели помолиться за успех его предприятия, но с первых слов кощунственной молитвы у них перехватило горло от страха, и после этого, охваченные несказанным ужасом, они застыли в этой позе и молча, с трепетом прислушивались к малейшему шуму.