Выбери любимый жанр

Вы читаете книгу


Дюма Александр - Белые и синие Белые и синие

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Белые и синие - Дюма Александр - Страница 15


15
Изменить размер шрифта:

Взяв мальчика под мышки, он поставил его на пол, но перед этим поднял его достаточно высоко, чтобы все могли его видеть и приветствовать бешеными аплодисментами.

Провожаемый криками, воплями «Ура!» и «Браво!», Ожеро покинул зал вместе с обоими юношами, и половина зрителей провожала их до самой гостиницы «У фонаря» с возгласами:

— Да здравствует Республика! Да здравствуют парижские волонтеры! Долой Тетреля!

IX. ШАРЛЬ АРЕСТОВАН

Заслышав шум, который все усиливался, приближаясь к гостинице «У фонаря», славная г-жа Тейч вышла за дверь и еще издали, в свете факелов, которыми вооружились несколько самых восторженных зрителей, узнала двух своих постояльцев и сержанта Пьера Ожеро, возвращавшихся к ней с триумфом.

Страх, посеянный Тетрелем среди жителей города, принес свои плоды; урожай созрел: глава «Пропаганды» пожинал ненависть.

Примерно тридцать добровольцев предложили Пьеру Ожеро обеспечивать безопасность его ученика, считая возможным, что гражданин Тетрель воспользуется темнотой, чтобы осуществить против него какой-нибудь злой умысел.

Однако сержант поблагодарил их и сказал, что сам будет следить за безопасностью юноши, потому что он за него отвечает.

Чтобы поддержать добрые намерения своих провожатых — они еще могли понадобиться ему впоследствии, — Ожеро решил угостить их главарей стаканчиком пунша или горячего вина.

Как только он предложил им это, кухня гостиницы «У фонаря» заполнилась людьми; они принялись греть вино в гигантском котле, растапливать сахар и смешивать все это со спиртом.

Гости разошлись в полночь с криками «Да здравствует Республика!», обменявшись до этого бесчисленными рукопожатиями и клятвами о заключении оборонительного и наступательного союза.

Когда последний любитель горячего вина покинул гостиницу, когда за ним заперли дверь, а ставни закрыли столь тщательно, что сквозь них не мог просочиться свет, Ожеро с серьезным видом обратился к Эжену:

— Теперь, мой юный ученик, следует подумать о вашей безопасности.

— Как о моей безопасности? — вскричал юноша. — Разве вы не говорили, что мне нечего опасаться и вы за меня отвечаете?!

— Конечно, я отвечаю за вас, но при условии, что вы будете делать то, что я сочту нужным.

— Что ты будешь делать и то, что я сочту нужным, — поправила славная гражданка Тейч, проходя мимо.

— Правильно, — сказал учитель фехтования, — только мне кажется странным, что мы обращаемся на «ты» к сыну моего генерала, который к тому же маркиз. Ничего, привыкнем. Стало быть, я говорил, что отвечаю за тебя, но при условии: ты будешь делать все, что я сочту нужным.

— Ну, и чего же ты от меня хочешь? Я надеюсь, ты не посоветуешь мне совершить какую-нибудь подлость?

— Эх, господин маркиз, — сказал Ожеро, — не стройте подобных предположений, или, разрази гром Республику, мы поссоримся.

— Полно, милый Пьер, не сердись; что ты мне предлагаешь? Говори скорее.

— У меня множество оснований не доверять человеку, который прячется за носом такого размера, будто мы на карнавале. Во-первых, он не будет драться.

— Почему же он не будет драться?

— Да потому, что он, по всей видимости, страшный трус!

— Хорошо, а если он все-таки будет драться?

— Если он будет драться, тут ничего не скажешь; тогда мы рискуем всего лишь получить удар шпагой или пулю; ну, а если он не будет драться?..

— И что же тогда?

— Тогда совсем другое дело! Если он не будет драться, опасность возрастает, если он не будет драться, тебе могут отрубить голову, я же хочу избавить тебя от этого.

— Каким образом?

— Я возьму тебя с собой в казарму парижских волонтеров; ручаюсь, что там он не станет тебя искать.

— Прятаться? Ни за что!

— Тише, мой юный друг! — сказал старший сержант, нахмурившись. — Не говори подобных вещей Пьеру Ожеро: он кое-что смыслит в отваге; нет, ты не будешь прятаться, ты всего-навсего будешь там ждать.

— Чего я буду там ждать?

— Секундантов гражданина Тетреля.

— Его секундантов? Он же пришлет их сюда, а я даже не буду знать, что он их послал, поскольку меня здесь не будет.

— Ну, а малютка Шарль, который ничем не рискует, не для того ли он появился на свет, чтобы оставаться здесь и сообщать нам о том, что тут будет происходить? Тысяча чертей! До чего же у вас скверный характер: во всем вы видите только сложности.

— Ты видишь, — поправила его гражданка Тейч, во второй раз проходя мимо них.

— Ты видишь! Ты видишь! — повторил эти слова старший сержант, как бы внушая их себе. — Однако мамаша Тейч права… Ладно, решено, ты пойдешь ко мне.

— И как только что-нибудь произойдет, ты прибежишь в казарму, не так ли, Шарль?

— Даю твое честное слово.

— А теперь, — сказал Ожеро, — пол-оборота налево!

— Куда мы идем?

— В казарму. — Через двор?

— Через двор.

— А почему не через дверь?

— Если мы выйдем через дверь, какой-нибудь зевака может нас заметить и, от нечего делать, проследить, куда мы направляемся, а во дворе я знаю одну надежную дверь, которая выходит в переулок, где и днем никого не сыщешь; так, петляя по переулкам, мы доберемся до казармы, и ни одна душа не будет знать, куда подевались пташки.

— Ты не забудешь о том, что обещал, Шарль?

— Хотя я и моложе тебя на два года, я, как и ты, всегда держу слово, Эжен; впрочем, за сегодняшний день я стал старше — твоим ровесником; прощай, спи спокойно, Ожеро позаботится о твоей безопасности, а я позабочусь о твоей чести.

Молодые люди пожали друг другу руки, и старший сержант едва не расплющил ладошку Шарля, сжав ее в своем кулаке; затем он повел Эжена во двор, а Шарль тем временем морщился от боли, пытаясь разлепить свои пальцы.

Преуспев в этом, юноша, как обычно, взял ключ и подсвечник, вернулся в свою комнату и лег спать.

Но едва лишь он улегся, как дверь отворилась и г-жа Тейч вошла на цыпочках, показывая жестом, что ей нужно сообщить нечто важное.

Юноша уже достаточно свыкся со своеобразными манерами г-жи Тейч, и его не особенно встревожило ее появление в номере в столь неурочный час.

Приблизившись к его кровати, она прошептала:

— Бедный ангелочек, послушай!

— Боже мой, гражданка Тейч, — спросил Шарль со смехом, — что там еще стряслось?

— Рискуя нарушить ваш покой, я должна сообщить вам, что здесь случилось.

— Когда случилось?

— В то время, когда вы были в театре.

— Значит, что-то произошло?

— Ах! Еще бы! Они явились сюда.

— Кто же?

— Люди, что уже приходили за гражданами Дюмоном и Байлю.

— Ну, и я полагаю, что они нашли их так же, как в первый раз.

— Они искали не их, моя прелесть.

— Кого же они искали?

— Они искали тебя.

— Меня? Ах! И за что же мне такая честь?

— Видимо, они ищут автора той записки, помните?

— В которой я советовал моим землякам как можно скорее уехать?

— Да.

— Ну и что?

— Ну и они зашли в вашу комнату и перерыли все ваши бумаги.

— В этом отношении я спокоен: в них не было ничего против Республики.

— Да, но они нашли акт из трагедии.

— А! Из моей трагедии «Терамен».

— Они унесли его с собой.

— Негодяи! К счастью, я знаю его наизусть.

— Знаете ли вы, почему они его унесли?

— Оттого, полагаю, что стихи пришлись им по вкусу.

— Нет, не поэтому; они увидели, что почерк в этой рукописи тот же, что и в записке.

— А! Это осложняет дело.

— Бедное дитя, ты знаешь закон: всякого, кто приютит у себя подозреваемого или поможет ему бежать…

— Да, его ждет смертная казнь.

— Поглядите, как он судит об этом, чертенок, он словно говорит вам: «Да, ждет бутерброд с вареньем».

— Я говорю об этом так, дорогая госпожа Тейч, потому что это меня не касается.

— Что вас не касается?

— Смертная казнь.

— Почему же это вас не касается?

— Потому что гильотины удостаивается лишь тот, кому уже исполнилось шестнадцать лет.