Асканио - Дюма Александр - Страница 5

После обеда пришли земляки и близкие друзья Челлини, его ученики во главе с Асканио и стали умолять ваятеля не губить себя, не противиться воле Климента VII. Но, оказывается, Бенвенуто уже давно хотелось удостовериться в той великой истине, что ювелир может переупрямить папу. И раз представился такой отличный случай, о котором можно было только мечтать, он его не упустит, ибо такой случай, пожалуй, не повторится.

Земляки Бенвенуто удалились, пожимая плечами. Друзья решили, что он сошел с ума, Асканио залился слезами.

По счастью, Помпео не забыл о Челлини и, пока все это происходило, говорил папе:

– Ваше святейшество, дозвольте вашему слуге действовать. Я пошлю сказать этому упрямцу, что, если ему уж очень хочется, пусть возвращает пятьсот экю. Ведь Бенвенуто мот и расточитель – нет у него таких денег, поэтому ему придется вернуть чашу.

Климент VII нашел, что Помпео придумал чудесный выход, и позволил ювелиру поступать, как ему заблагорассудится. Поэтому в тот же вечер, когда Бенвенуто вели в камеру в замке Святого Ангела, явился камерарий и сказал золотых дел мастеру, что святейшему отцу угодно тотчас же получить пятьсот экю или же чашу.

Бенвенуто отвечал, что отдаст пятьсот экю, как только вернется к себе в мастерскую.

Четверо стражников швейцарской гвардии[24] и камерарий проводили Бенвенуто домой. Придя к себе в опочивальню, Бенвенуто вынул из кармана ключ, открыл железный шкафчик, вделанный в стену, достал из большого кошеля пятьсот экю и, отдав их камерарию, выставил его за дверь вместе с швейцарцами-телохранителями.

Швейцарцы даже получили четыре экю за труды, что делает честь Бенвенуто Челлини, и, уходя, целовали ему руки, что делает честь швейцарцам.

Камерарий тотчас же воротился к святейшему отцу и передал ему пятьсот экю, что раздосадовало святейшего отца. Вспылив, он принялся бранить Помпео.

– Ступай сам за великим ваятелем в его мастерскую, скотина, – приказал папа, – и со всей учтивостью, на какую только способна твоя глупая голова, передай, что, ежели он согласен сделать мне чашу, я предоставлю ему любые льготы!

– Но, ваше святейшество, – отвечал Помпео, – не лучше ли отложить все это до завтрашнего утра?

– Даже нынче вечером и то поздно, дурень ты этакий! Я не желаю, чтобы Бенвенуто отошел ко сну с недобрым чувством ко мне. Тотчас же исполни мою волю, и чтобы завтра, проснувшись, я узнал о его согласии!

Помпео вышел из Ватикана сам не свой и отправился в мастерскую Бенвенуто. Она была закрыта. Он посмотрел в замочную скважину, посмотрел в дверные щели, оглядел все окна, надеясь, что хоть в одном брезжит свет, но все было погружено в темноту. Тут он тихонько постучался, во второй раз отважился постучаться погромче, а в третий еще громче.

Тогда во втором этаже открылось окошко, и показался Бенвенуто в рубашке, с аркебузом[25] в руке.

– Кто там? – спросил Бенвенуто.

– Это я, – ответил гонец.

– Кто это – я? – снова спросил ваятель, прекрасно узнавший своего недруга.

– Помпео.

– Лжешь! – произнес Бенвенуто. – Я превосходно знаю Помпео – такой трус не отважится в поздний час пройти по улицам Рима!

– Да я уверяю вас, дружище Челлини…

– Замолчи! Ты просто разбойник и выдаешь себя за бездельника Помпео, чтобы тебе открыли дверь, – собираешься меня ограбить.

– Маэстро Бенвенуто, да пусть я умру…

– Еще одно слово, – крикнул Бенвенуто, наводя аркебуз на собеседника, – и твое желание исполнится!

Помпео со всех ног бросился бежать по улице, зовя на помощь, и скрылся за углом.

Когда же он скрылся, Бенвенуто затворил окно, повесил аркебуз на гвоздь и снова улегся спать, посмеиваясь над тем, как припугнул Помпео.

На другой день, спускаясь в мастерскую, открытую час назад учениками, Бенвенуто Челлини увидел, что на противоположной стороне улицы стоит Помпео, который спозаранок явился сюда и ждал его появления.

Заметив Челлини, Помпео приветствовал его с таким сердечным и дружеским видом, с каким, вероятно, еще не приветствовал никого на свете.

– А-а, – воскликнул Челлини, – это вы, дражайший Помпео! Клянусь честью, я нынче ночью чуть было не проучил одного негодяя – он посмел назваться вашим именем!

– Неужели? – воскликнул Помпео с натянутой улыбкой, шаг за шагом приближаясь к мастерской. – Да как же это случилось?

Бенвенуто рассказал посланцу его святейшества о том, что произошло, но Помпео так и не признался, что именно с ним Бенвенуто и разговаривал ночью, ибо ваятель обозвал его тогда трусом. Затем, окончив рассказ, Челлини спросил Помпео, какому счастливому случаю обязан он чести в столь ранний час видеть у себя дорогого гостя.

Тогда Помпео стал рассказывать, разумеется кое-что опуская, о поручении Климента VII. Пока он говорил, лицо Бенвенуто Челлини прояснялось. Итак, Климент VII сдался. Ювелир переупрямил папу!

И, когда Помпео окончил речь, Бенвенуто сказал:

– Передайте его святейшеству, что я почту за счастье подчиниться ему и всеми силами постараюсь снова заслужить его милость, которую потерял не по своей вине, а по наветам завистников. Кстати, ведь у папы довольно много прислужников, не так ли? Пусть же, господин Помпео, – и так будет лучше для вас – ко мне отныне посылают другого слугу. Ради собственного благополучия не вмешивайтесь больше в мои дела, господин Помпео. Пожалейте себя – никогда не попадайтесь мне на пути! И, во имя спасения моей души, молите бога, чтобы я не расправился с вами, как Юлий Цезарь с Помпеем.[26]

Помпео поспешил убраться и, отправившись к папе, передал ему ответ Бенвенуто, впрочем промолчав о заключительной части речи.

Некоторое время спустя, желая окончательно примириться с Бенвенуто, Климент VII заказал ему медаль со своим изображением. Бенвенуто вычеканил ее из бронзы, серебра и золота и отнес папе. Климент VII пришел в восхищение и восторженно заявил, что и античные мастера не делали таких красивых медалей.

– Вот и хорошо, ваше святейшество! – сказал Бенвенуто. – А ведь не прояви я тогда твердости характера, мы бы навеки поссорились: я не простил бы вам обиды, и вы бы потеряли преданного слугу. Видите ли, святейший отец, – продолжал Бенвенуто предостерегающим тоном, – недурно иногда вспоминать поговорку простых здравомыслящих людей: «семь раз отмерь – один раз отрежь»! Так-то, ваше святейшество. И вот еще что: вы хорошо сделаете, если запретите ябедникам и клеветникам дурачить вас. Все это я говорю для вашего же блага, и довольно об этом, святейший отец.

Таким образом, Бенвенуто простил Клименту VII. Разумеется, он не сделал бы этого, если бы не так его любил, но Бенвенуто был очень привязан к папе – своему земляку.

Поэтому он глубоко опечалился, когда через несколько месяцев после происшествия, о котором мы только что рассказали, папа скоропостижно скончался. Бенвенуто, человек, наделенный железной волей, залился слезами, узнав об этом, и рыдал, как ребенок, целую неделю.

Вообще же смерть папы сыграла вдвойне роковую роль в жизни бедного Бенвенуто Челлини, ибо в день погребения он встретил Помпео, с которым не виделся с того утра, когда посоветовал ему больше не являться.

Нужно сказать, что после угроз Бенвенуто Челлини жалкий трус Помпео выходил лишь в сопровождении дюжины хорошо вооруженных наемников, которым он платил столько же, сколько папа – своим телохранителям-швейцарцам, и каждая прогулка по городу обходилась ему в два, а то и в три экю. Но даже в сопровождении дюжины сбиров[27] он трясся от страха при мысли о встрече с Бенвенуто Челлини. Притом он знал, что, если в стычке с Бенвенуто случится беда, папа, в глубине души любивший мастера, расправится с ним, Помпео. Но вот, как мы уже сказали, Климент VII умер, и его смерть придала смелости Помпео.