Асканио - Дюма Александр - Страница 48

– Так слушай же! – проговорила герцогиня. – Жить в Италии, быть всемогущим, почти королем, покровительствовать художникам, и в первую очередь Челлини, одаривать его бронзой, серебром, золотом для чеканки, литья, лепки, а главное, любить и быть любимым! Скажи, Асканио, разве это не дивная мечта?

– Рай, сударыня, если б со мной была любимая и любящая меня Коломба!

– Опять Коломба, вечно Коломба! – воскликнула герцогиня. – Пусть будет так, раз к ней все время упорно возвращается наш разговор, к ней тянется твоя душа, раз Коломба третья в нашей беседе, раз она все время стоит у тебя перед глазами, наполняет твое сердце! Поговорим о ней и обо мне откровенно, без притворства. Она не любит тебя, и ты это отлично знаешь.

– О нет, уже не знаю, сударыня…

– Но ведь она выходит замуж за другого! – крикнула герцогиня.

– Быть не может, ее принуждает отец, – возразил Асканио.

– «Принуждает отец»! Если б ты любил меня, как любишь ее, и я была бы на ее месте, неужели существовала бы в мире такая сила, такая воля, власть, которые разлучили бы нас с тобой! Да я бы все бросила, от всего отреклась, я бы прибежала к тебе, вверила бы тебе свою любовь, честь, жизнь! Нет, нет, поверь мне, она не любит тебя! И больше того: ты сам не любишь ее!

– Это я-то не люблю! Не люблю Коломбу! Вы, вероятно, обмолвились, сударыня.

– Нет, ты не любишь ее. Ты обманываешься. В твоем возрасте жажду любви принимают за любовь. Увидел бы ты первой меня, полюбил бы не ее, а меня. О, только подумать, что ты мог меня тогда полюбить! Впрочем, нет, нет! Я предпочитаю стать твоей избранницей! Я не знаю Коломбы. Она хороша, она чиста, она воплощение твоих грез, но твоя Коломба не сказала бы тебе того, что сказала я, которой ты пренебрегаешь. Она слишком тщеславна, слишком сдержанна… пожалуй, слишком стыдлива… Моя же любовь проста, и язык ее прост. Ты презираешь меня, находишь, что я забываю, как должна вести себя женщина, и все это потому, что я не скрытничаю. Когда ты лучше узнаешь свет, когда ты глубже познаешь жизнь и испытаешь всю ее горечь, ты поймешь, как был несправедлив, и будешь восхищаться мною. Но я не хочу, чтобы мною восхищались, я хочу, чтобы меня любили! Повторяю, Асканио, не люби я тебя так сильно, я бы лгала, изворачивалась, кокетничала; но я слишком сильно люблю, чтобы обольщать тебя. Я хочу получить твое сердце в дар, я не хочу красть его! Что даст твоя любовь к этой девочке? Отвечай! Страдание, мой любимый, больше ничего. Ведь я могу во многом помочь тебе. Прежде всего, я страдала за двоих и уповаю, что господь бог смилостивится и зачтет тебе избыток моих страданий; а свое богатство, свою власть, свой опыт – все это я брошу к твоим ногам. Моя жизнь сольется с твоей, я оберегу тебя от ошибок и тлетворных влияний. Чтобы добиться богатства и даже славы, художнику часто приходится низкопоклонничать, раболепствовать, унижаться. Со мной тебе этого нечего бояться. Я непрестанно буду возвышать тебя, служить тебе ступенькой к успеху. Со мной ты сохранишь гордость и чистоту, Асканио!

– А Коломба? Ведь Коломба – чистая жемчужина!

– Дитя, поверь мне, – отвечала герцогиня уже не восторженно, а печально, – целомудренная, невинная Коломба сделает твою жизнь скучной, однообразной. Вы оба слишком неземные: бог сотворил ангелов не для того, чтобы соединять их, а чтобы сделать лучше дурных людей.

И герцогиня произнесла это так выразительно и убежденно, таким искренним тоном, что Асканио почувствовал, помимо воли, прилив нежности и сострадания к ней.

– Увы, сударыня, – сказал он, – я вижу, что вы очень любите меня, и глубоко тронут; но моя любовь еще прекраснее!

– О, как это верно! Как верно то, что ты говоришь! Я предпочитаю твое пренебрежение самым нежным словам короля. О, я люблю впервые, впервые в жизни, клянусь тебе!

– А короля? Значит, вы не любите короля, сударыня?

– Нет!

– Но он-то вас все еще любит!

– Господи! – воскликнула Анна, пристально глядя в лицо Асканио и сжимая его руки. – Господи, как была бы я счастлива, если б ты ревновал меня! Тебе неприятна мысль о короле, не правда ли? Послушай, до сих пор я была для тебя герцогиней, богатой, важной, могущественной, готовой ради тебя разметать королевские короны и низвергнуть троны. Может быть, тебе больше нравится бедная, простая женщина, живущая уединенно, вдали от общества, в скромном белом платье, с полевыми цветами в волосах? Может быть, она тебе больше нравится, Асканио? Тогда покинем Париж, свет, двор. Уедем, укроемся в каком-нибудь уголке твоей Италии, под дивными приморскими соснами, близ твоего прекрасного Неаполитанского залива. Я твоя, я готова следовать за тобой! О Асканио, Асканио, неужели не льстит твоей гордости, что я пожертвую ради тебя коронованным возлюбленным?

– Сударыня! – отвечал Асканио, чувствуя, как его сердце невольно тает в жарком пламени ее великой любви. – Сударыня, сердце у меня очень гордое и требовательное: вы не можете подарить мне свое прошлое.

– «Прошлое»! О, как все мужчины жестоки! «Прошлое»! Да разве несчастная женщина должна отвечать за свое прошлое, когда почти всегда события, обстоятельства сильнее ее, а они-то и составляют прошлое. Представь себе, что вихрь унесет тебя в Италию; пройдет год, два, три, и ты возвратишься, и неужели не вызовет у тебя негодования твоя любимая Коломба, когда ты узнаешь, что она повиновалась воле родителей и вышла замуж за графа д'Орбека? Неужели ты не будешь возмущен ее добродетелью? Не покараешь за то, что она подчинилась одной из заповедей господних? А представь себе, что твой образ изгладится из ее памяти, будто она и не знала тебя; что, истомившись тоской, подавленная горем, забытая на миг богом, она захотела познать радости, рай, называемый любовью, врата которого перед ней закрыты; что она полюбила другого, а не мужа, которого не в силах была любить; что в минуту восторженного самозабвения она подарила свою душу избраннику, – неужели эта женщина будет потеряна в твоих глазах, обесчещена в твоем сердце? И этой женщине уже нечего надеяться на счастье, потому что ей уже нельзя отдать свое прошлое в обмен на твое сердце? О, повторяю, какая это несправедливость, какая жестокость!..

– Сударыня…

– Откуда тебе знать – может быть, это история моей жизни? Выслушай же меня и поверь мне. Повторяю, моих страданий довольно было бы на двоих. Так вот! Бог прощает страдалицу, а ты не прощаешь. Ты не понимаешь, что величественнее, прекраснее подняться из пропасти после падения, чем пройти вблизи пропасти, не видя ее, с повязкой счастья на глазах. О Асканио, Асканио! А я-то думала, что ты лучше других, потому что ты моложе, потому что ты прекраснее…

– О сударыня…

– Дай мне руку, Асканио, и я поднимусь из пропасти, поднимусь до твоего сердца. Хочешь? Завтра же я порву с королем, двором, светом! О да, любовь даст мне мужество! И кроме того, я не хочу казаться лучше, чем я есть: поверь, я приношу тебе лишь небольшую жертву. Все эти люди не стоят ни единого твоего взгляда. Но если ты послушаешься меня, дорогой мой мальчик, то позволишь мне сохранить власть ради тебя, ради твоего будущего. Я возвеличу тебя – ведь все вы, мужчины, от любви идете к славе и рано или поздно становитесь честолюбцами. А любовь короля пусть тебя не тревожит. Я сделаю так, что он обратит внимание на другую женщину и отдаст ей свое сердце, а я буду властвовать над его разумом. Выбирай же, Асканио: или ты достигнешь могущества по моей воле и вместе со мной, либо я буду жить безвестно по твоей воле и вместе с тобой. Слушай! Я только что сидела в этом кресле, ты же знаешь, и самые могущественные вельможи были у моих ног. Садись на мое место, садись, я так хочу!.. И вот я у твоих ног. О, как мне хорошо, Асканио! Какое блаженство видеть тебя, смотреть на тебя!.. Ты побледнел, Асканио! О, скажи, что когда-нибудь… не теперь и не скоро, совсем не скоро, но ты все же полюбишь меня!

– Сударыня, сударыня! – воскликнул Асканио, пряча лицо, зажимая пальцами уши и закрывая глаза, ибо он чувствовал, что и облик и голос герцогини его чаруют.