Жорж Милославский. Конец эпохи (СИ) - Ра Юрий - Страница 30

— Что, Михаил, напугали мы тебя с Жорой?

— Не без того, я же не знал, что у тебя подготовка есть специальная.

— Ну ты подумай, усомнился в моих умственных способностях? Шучу! Раз я заведую отделом спортивной работы, то обязан разбираться в нём. И ты обязан. Ты вот разбираешься?

— Конечно, это мой фронт работы.

— Фронт! Золотые слова, Миша. Вот мы с тобой как на фронте и должны биться за молодежь, не жалея себя. Вот как я сейчас. Милославский, слышал? Я с тобой бился за светлое будущее молодежи.

— Ты не получишь молодежь! Она моя! Шучу, забирайте.

— Михаил, вы с этим шутником ускоряйте набор группы, а через месяц, если нормально пойдет, планируйте приглашать коллег из РСФСР опытом меняться. Козлов подключится, завотделом Российского комсомола.

Глава 18 Накануне

Провожали Онегина в Москву втроем. Маша преданно смотрела в глаза Петру и чуть не скулила от отчаяния. Как же, не остался погостить в городе, не осмотрел музеи, не переночевал в гостинице. Не позвал в светлые дали. А ему бы и так дали. Такое ощущение складывалось. Даже чуточку неудобно, хорошо, что я всего этого не замечаю, я же еще юный и тупой. Когда ждали на первой платформе пассажирский поезд, началась непонятная движуха: собралась толпа милиционеров аж в количестве трех единиц, они смотрели поверх вагонов, с балкончика отдельно стоящего здания поста управления махала и что-то кричала неведомая тетка. Когда поезд остановился, в рации неподалеку торчащего мундиристого типа проскрипело трудноразличимое: «Подтверждают, на крыше увидели тело. Повторяю, на крыше восьмого по ходу вагона тело мужчины» О как, Онегинский поезд привез трупешник на крыше. Там даже можно не проверять, тут электрифицированный участок, три тысячи вольт любого доведет до статуса полупрожаренной тушки. Сверху по громкой связи проквакало: «Бу-бу-бу бу-бу! Повторяю, с шестого бу-бу бу-бу-бу-бу снято!» Ну всё понятно, с шестого пути сняли напряжение, можно лезть на крышу. Стоим у седьмого вагона, куда билет у нашего шефа, наблюдаем. Отправление задерживается на неизвестный срок. А по графику стоянка три минуты была. Нарисовался электрик, если судить по экипировке:

— Лезьте, мы сняли напряжение!

— Сами лезьте, мы что, крайние?

— Вы милиция, ваш труп! Полезу я, еще мне не хватало трупы таскать.

— Ну и мы не полезем. Мало ли вы чего сказали, а мне потом умирай от удара током.

Пока длилось обсуждение, проводница разблокировала лестницу на торце своего вагона, и по ней полез пассажир. Видимо мужчине было уж совсем скучно в поезде, а тут развлекуха бесплатная. Он небось и не знал, какая опасность поджидает его на крыше. Или стремился пораньше копыта откинуть. «Слабоумие и отвага» — девиз достойных! Герой уже залез на крышу и начал производить какие-то манипуляции с трупом. Труп сначала приподнялся, потом сел и затряс головой. Короче говоря, залезал один, слезли двое. Дело житейское — человек крепко выпил, прилег отдохнуть, а разбудили в Туле. Ну дальше уже неинтересно, милиция отведет в отделение, допросят, составят протокол, а через пятнадцать суток отпустят, если труп не в розыске. Тьфу, он же не труп уже. Опять загремело над головой про бу-бу-бу, через минуту поезд покатил на север в сторону столицы. Вот уже и не видно его, Маша, просыпайся!

— Милославский, что ты опять сегодня устроил?

— Михаил, что я устроил?

— Спарринг этот ваш, он был нужен?

— Так мне что, отказать высокому гостю надо было? Который не гость, а вообще-то начальство с проверкой.

— Надо было как-то тактично найти слова, иначе как-то ситуацию вывернуть. И уж точно не бить мечом по голове высокое начальство. Кстати, ты только что про этот факт внезапно вспомнил или не забывал?

— Я что, зря его гонял что ли?

— Маша, иди уже по своим делам, не грей уши! С этого места поподробнее, пожалуйста. Когда ты его гонял? Где ты его гонял?

— Сначала на школе комсомольского актива в Волгограде прошлым летом. А потом в Тульском Кремле. Учил удары наносить, ну и по голове настучал, чтоб понимание было у человека. Реклама — двигатель прогресса. Сам же видишь, получилось заинтересовать.

— Милославский, когда ты рядом, мне кажется, что я слышу тиканье бомбы с часовым механизмом. Почему?

— Потому что так и есть. Мы все умрем.

— Это с чего ты взял?

— Закон жизни. Все умрут, а старшие товарищи умрут значительно раньше. Вот тебе сколько лет?

— Да пошел ты! Ты понимаешь, что было бы, если бы он получил травму?

— Да, стало бы понятно, что я плохой тренер, и мне нельзя доверять тренировочный процесс. А так понятно, что наоборот. Удачно как вышло!

— Да кому я объясняю, берсерк хренов. Комсомолец недоделанный.

Гневу Саенко не было предела, наконец-то можно было выплеснуть на виновника все свои обиды и пережитые страхи. Говнюк вообразил себя богом, нет, хуже! Решил, что он незаменимый и ему всё можно. Да Михаил таких на завтрак пачками… Стоп. Что-то занесло тебя, Миша. Юный, да. Авантюрист, да. Но ведь полезный член общества, не отнять. И с Онегиным, оказывается, давно на короткой ноге. А может и родственник. С чего бы тот за него так явно радел? Понятно, родственник, но не обязательно Онегина. Там все такие ушлые, чужого родственника обогреют как родного, а потом на связях потихоньку-полегоньку всё вверх и вверх. Они ж там все наверху, значит все умные. А дураки выше области не поднимаются. Так что Милославского одернул, и хорош. Показал принципиальность, мол мне твои связи не так и страшны.

Пока Саенко пребывал в собственном внутреннем мире, я воспользовался паузой и сел настучать на машинке список необходимого для приобретения. Не почеркушки же кривые отдавать начальству. И да, звук под моими пальцами машинка создает не пулеметный, до настоящих машинисток мне очень далеко, но вполне бодрый. С Машей не сравнить, печатаю восемью пальцами, мизинцы не привлекаю. Да и не прокачаны они у меня настолько, чтоб букву пробивать на механической машинке. А электрическая мне недоступна, в отделе только советская механика. Начальство гневается, это нормально. И точно это не повод прекращать трудовой подвиг. О, Маша вернулась, сидит оценивает на слух мою скорость печати. Я могу печатать и быстрее, только получается нечитаемая галиматья. В этом времени сей процесс чреват пустопорожним расходом бумаги и красящих лент, так что не буду баловаться. А был бы компьютер, то можно было бы потроллить девушку.

— Маша, у нас объявление в Тульских новостях в каком состоянии, с телевизионщиками договорилась?

— Да, Михаил, вопрос решен, послезавтра готовы запустить, ждут нашей отмашки. — Чуть не скаламбурил про отмашку от Машки, но удержался. Каламбуры вошли в моду в девятнадцатом веке и стали так популярны, а потом так надоели всем, что стали признаком дурного тона. К концу прошлого (по меркам этой эпохи, где я сейчас) века за них даже начали извиняться, как за бестактность.

— Отлично. Давай отмашку и возьми на контроль газету. Как говорит наш вундеркинд, реклама двигатель прогресса. Но мы-то с вами знаем, что на самом деле реклама двигатель торговли. Милославский любит идеями торговать, как мне кажется.

Уел, Миша, как есть уел. Именно торгую, именно идеями. Раз пока больше нечем. Но все продажи с отсрочкой платежа. И не факт, что не кинут с оплатой. В одной рекламе говорилось, что слоны никогда не платят. Со слонами вообще всё сложно.

— Жора, у тебя есть идея на продажу? Как нам повысить интерес к секции?

— Вот только что родил в муках. Не нужна нам реклама в газете.

— Внезапно. Объясни.

— Нужна учащаяся молодежь в возрасте от шестнадцати до восемнадцати лет. Был бы ценз повыше, я бы вообще не заморачивался, а повесил два объявления — в Политехе и Пединституте. И пришли бы студенты. Но половина будет старше, потому не вариант. Они придут, мы половину развернем, останется осадочек.

— И-и-и-и… Не тяни, Жорж.

— В газету мы не дадим объявление, их не читают юноши нужного возраста, там для них ничего интересного. Мы напишем заметку в спортивной рубрике про открытие в нашем городе секции по новому жутко интересному виду спорта. А в конце добавим условия записи, её место и время.