Позывной "Хоттабыч" (СИ) - "lanpirot" - Страница 21

Да, блин, деточка, вижу, что запала на старого профессора. Но ведь не обломится тебе ничего… Хотя, чего это я так опрометчиво сужу? Мало ли случаев, когда престарелые пердуны: профессора, да академики, молоденьких девчонок–медичек–ученичек с превеликим удовольствием пользуют? И женятся на них, бывало… И детей заводят, когда по всем понятиям уже в белые тапки наряжаться пора. Так что мне ли судить?

— Ну что, милейший… — Виноградов сделал паузу, ожидая, что я назовусь.

Интересно, что ему на мой счет успели наговорить?

— Старик, — произнес я. — Называйте меня Стариком, или товарищем Стариком, уважаемый Владимир Никитич.

— Ага! — отчего обрадовался Виноградов. — Вы здесь, так сказать, инкогнито?

— Можно и так сказать, — ответил я в тон старому профессору. Не такому старому, как ваш покорный слуга, но все–таки.

— Что ж мне остается только принять правила игры, — не стал спорить Виноградов. — А на мой счет, я гляжу, вас уже Анечка просветила, товарищ Старик?

— Да кто же вас не знает, товарищ Виноградов? — решил я подсластить ему «пилюлю». — Я был просто поражен, что мной занялись именно вы.

— Вам просто повезло, голубчик! — воскликнул Владимир Никитич. — Не наткнись я на вас во дворе… — слово в слово повторил он рассказ девушки. — И где вы так умудрились обморозиться, товарищ Старик? Такое ощущение, что вы босиком на льду в мороз несколько часов простояли.

— Двое суток, — прокаркал я. — Практически босиком по снегу… Мороз минус тридцать… Ноги ветошью пытался обматывать, но это не сильно помогло…

— И где же вас так угораздило? — заинтересовался Виноградов. — Весна…

— В Ура… в Рипейских горах дело было, — слегка приоткрыл я перед ним завесу тайны. — Большего, увы, сказать не могу — секретная информация!

— Понимаю, понимаю… — задумчиво произнес профессор, положив руку мне на грудь и слегка прикрыв глаза.

Я почувствовал, как от его руки разбегается по всему моему телу некая «вибрация», только не ярко–зеленого, цвета молодой листвы, как у Егорова, а насыщенно–лазурного, как у ленивой морской волны. Это он мне так текущий диагноз ставит? Если да, то у них до развития всякого диагностического медицинского оборудования типа томографов–кардиографов никогда дело не дойдет.

— Ну, что ж, — убрав руку, довольно произнес Медик, — ваше состояние вполне удовлетворительное! Однако повязки пока снимать рановато — до завтра побудете у нас в роли этакой египетской мумии фараона…

— Хорошо, доктор, побуду еще для вас Тутанхамоном или Аменхотепом.

— Похвальные знания в египтологии, товарищ Старый. Только давайте уж обойдемся без Посмертных Проклятий, — на полном серьезе произнес он, сплюнув через левое плечо. — Вскрытие гробницы Тутанхамона едва не привело к глобальной катастрофе для всего Египта! Ну, об этом много писали в свое время. Вам ли не знать?

Ек, он чего сейчас, серьезно? Проклятие Фараонов? Этот безумный, безумный мир!

— Ну–да, ну–да! — поспешно кивнул я. — Помню, как такое забудешь? А как вы считаете, — неожиданно я решил немного похулиганить, — вскрытие гробницы Тамерлана перед самой войной…

— Не будем об этом, товарищ Старик! — мягко, но настойчиво заткнул меня Виноградов, бегло переглянувшись с Анечкой. Докторица даже с лица немного сбледнула. — Это не наше с вами дело! Хотя, на ваш счет я ничего сказать не могу. Но впредь попрошу в нашем присутствии такие темы не поднимать! — сурово припечатал Владимир Никитич. — Для этого специальные органы у нас имеются!

— Простите, профессор! Брякнул, не подумавши! — Пошел я на попятную. Ну, его в задницу, такие шутки. Если я за себя не боюсь, так стоило хотя бы о других подумать. Ведь им легко и прилететь может! Время–то суровое. И если Посмертные проклятия имеют в этом мире реальные последствия… Головой думать надо, старый ты, дебил! — Больше такого не повториться! — поспешно заверил я Медика.

— Вот и ладненько! — Вновь повеселел Владимир Никитич, а Анечка облегченно выдохнула. — Лучше скажите мне, как практикующему Медику и не слабому Силовику, как вы с таким мощным резервом… Я даже затрудняюсь определить его величину, — как на духу признался Винорадов, — а такого со мной никогда не было… Как вы умудрились, дожив до вашего почтенного возраста, не инициировать ваши возможности, как Силовика? Вы поймите, это не праздный интерес! Человеческий организм, а особенно организм осененных… э–э–э Силовиков, подлежит скрупулезному изучению! Только так можно выяснить причины, по которым у одних дар просыпается, а у других — нет.

— А не все ли наши способности от Всевышнего, Владимир Никитич?

— Ну, уважаемый, этим вы озвучиваете официальную позицию Русской Православной Церкви… И не только её — это общая религиозная доктрина. И Христианство, и Иудаизм и Ислам придерживаются именно озвученной вами точки зрения. Но нет! Нет! И нет! Это я вам как ученый говорю! В исходной точке всех человеческих способностей, одной из который и является оперирование Силой, стоит именно человек! Ни бог, ни дьявол тут абсолютно, ни! При! Чем! Только человек! А религия — это всего лишь предрассудки!

— И опиум для трудового народа! — закончил я его мысль.

— А вот это абсолютно здравомыслящая позиция! — согласился со мной Виноградов.

Конечно, а как еще? Мы же в СССР! А ведь именно осенью этого, 1943‑го года, по личному распоряжению Сталина при СНК СССР будет создан Совет по делам Русской Православной Церкви. Ни сказать, чтобы с этого момента для нее наступят золотые денечки, но враждебность и давление власти на церковников основательно ослабнет. Поживем, как говориться, увидим.

— Так вот, — вернулся к мучившему его вопросу Виноградов, — как вы умудрились столь долгое время прожить без инициации? В истории не зарегистрировано ни одного случая пробуждения Силы после сорока лет? А вам — сто два года, уважаемый Старик!

— Я бы с радостью рассказал, Владимир Никитич, как оно такое недоразумение со мной произошло… Но… не знаю, могу ли поделиться с вами этим секретом?

— Хм… — Не на шутку призадумался Виноградов. — Давайте повременим делиться секретами, товарищ Старик. А то еще залезем с вами, куда не следует. Я, вроде бы, и не совсем посторонний человек в наших запутанных «коридорах власти», и секреты хранить умею. Но не в свои дела предпочитаю не вмешиваться!

Оно и понятно — личному врачу Сталина многие секретные вопросы «по карману». И совать нос не в свои дела тоже вполне себе позиция. Только не защитила она тебя, товарищ Виноградов от тюремного каземата в пятьдесят втором. И если бы товарищ Сталин не помер бы скоропостижно, то валить бы тебе лес, уважаемый профессор, где–нибудь в районе вечной мерзлоты… А то и к стенке поставили бы. Судьба, она такая — в одночасье своим неприглядным местом повернуться может. Хотя, для этой реальности может и по–другому все сложится. По крайней мере, мне очень этого хотелось бы.

Стук во входную дверь отвлек нас с профессором от «душевной» беседы.

— Заходите! — Слегка повысил голос Виноградов.

Дверь приоткрылась и в мою «палату» (хотя думается мне, что это просто чистенькая такая камера, да еще и со всеми мыслимыми и немыслимыми степенями защиты от таких вота «Сенек») заглянул Петр Петрович.

— Разрешите, Владимир Никитич? — поинтересовался оснаб, осторожно проходя внутрь.

— А что же вы, Петр Петрович, как неродной? — усмехнулся Виноградов. — Это ведь ваш «пациент»!

— Э, нет, Владимр Никитич! — вернул ответную любезность оснаб. — Пока он в таком виде — это ваш пациент. И я никоим образом не хочу вмешиваться в его лечение! Как он, кстати? — Внимательный взгляд командира прошелся по моим бинтам.

— Так вы сами у него спросите, — ответил Медик. — Он вполне себе в памяти. И на данный момент его здоровью и жизни ничего не угрожает. Разве что возраст…

— А как же все это? — Оснаб изобразил жестом повязки по всему телу.

— Ах, это! — правильно расшифровал выразительную пантомиму особиста Владимир Никитич. — Еще денек пусть поносит эти «вериги» — восстанавливающая мазь. Очень сильно повреждены кожные покровы из–за сильнейшего охлаждения организма. Я вообще не понимаю, как вам его из Сибири удалось доставить живым. Организм очень сильно изношен. Я сделал все, что мог, — развел руками Виноградов. — Дедушка старенький, а я, к сожалению, не господь Бог!