Анж Питу - Дюма Александр - Страница 89

– Да, бедный Шарни, ему было очень нелегко пробраться ко мне. А кстати.., что-то я не вижу Жильбера? – прибавил он.

Королева, усвоившая вечерний урок, поспешила переменить разговор:

– Ваше величество, пожалуйте к столу. Господин де Шарни, – обратилась она к графу, – сходите за госпожой графиней де Шарни и приходите вдвоем. Поужинаем в тесном кругу.

Она сказала это по-королевски. Но она невольно вздохнула, увидев, как Шарни тотчас повеселел.

Глава 40.

ФУЛОН

Бийо был на седьмом небе.

Он взял Бастилию; он вернул свободу Жильберу; он был замечен Лафайетом, который обращался к нему по имени.

Наконец, он видел похороны Фулона.

Немногие в ту эпоху снискали такую ненависть, как Фулон; только один человек и мог с ним соперничать: его зять г-н Бертье де Савиньи.

После взятия Бастилии гнев народный обрушился на них.

Фулон был казнен, а Бертье сбежал.

Всеобщую неприязнь к Фулону довершило то, что после отставки Неккера он согласился занять место «добродетельного женевца», как называли Неккера, и три дня занимал пост министра финансов.

Поэтому на его похоронах так весело пели и плясали.

У кого-то даже появилась мысль вынуть труп и» Гроба и повесить; но Бийо, взобравшись на каменную тумбу, произнес речь об уважении к покойникам, и катафалк продолжал свой путь.

Что касается Питу, он перешел в разряд героев.

Питу стал другом г-на Эли и г-та Юллена, которые удостаивали его чести исполнять их поручения.

Кроме того, он был доверенным лицом Бийо, Бийо, который, как мы уже сказали, был отмечен Лафайетом и которому за его могучие плечи и геркулесовы кулаки Лафайет доверял иногда охрану своей безопасности.

После путешествия короля в Париж Жильбер, который благодаря Неккеру познакомился с главами Национального собрания и городской управы, неустанно пестовал юную революцию.

Теперь ему было решительно не до Бийо и Питу, и они, оставшись без призора, со всем пылом устремились на собрания, где третье сословие обсуждало вопросы высокой политики.

Наконец однажды, после того как Бийо битых три часа излагал выборщикам свои мнения о наилучших способах снабжения Парижа продовольствием и, устав от собственных речей, но в глубине души радуясь, что говорил как настоящий трибун, с наслаждением отдыхал под монотонный гул чужих выступлений, которые старался не слушать, прибежал Питу, ужом проскользнул в зал заседаний Ратуши и взволнованным голосом, обыкновенно ему вовсе не свойственным, воскликнул:

– О, господин Бийо! Дорогой господин Бийо!

– Ну что там еще?

– Важная новость!

– Хорошая новость?

– Потрясающая новость.

– Какая же?

– Вы ведь знаете, я пошел в клуб Добродетельных, что у заставы Фонтенбло.

– И что же?

– Так вот! Там говорили совершенно невероятные вещи.

– Какие?

– Оказывается, этот негодяи Фулон только притворился мертвецом и сделал вид, что его похоронили.

– Как притворился мертвецом? Как сделал вид, что его похоронили? Он, черт возьми, в самом деле мертв, я сам видел, как его хоронили.

– А вот и нет, господин Бийо, он живехонек.

– Живехонек?

– Как мы с вами.

– Ты сошел с ума!

– Дорогой господин Бийо, я не сошел с ума. Изменник Фулон, враг народа, пиявка, сосущая кровь Франции, грабитель, не умер.

– Но я же говорю тебе, что он умер от апоплексического удара, я повторяю тебе, что был на его похоронах и даже не дал вытащить его из гроба и повесить.

– А я его только что видел живым!

– Ты?

– Вот как вас вижу, господин Бийо. Похоже, умер кто-то из его слуг, и негодяй велел похоронить его как дворянина. О, все открылось; он это сделал, боясь мести народа.

– Расскажи все по порядку, Питу.

– Давайте-ка выйдем в коридор, господин Бийо, там нам будет вольготнее.

Они вышли из зала и дошли до вестибюля.

– Прежде всего, – сказал Питу, – надо узнать, здесь ли господин Байи?

– Будь спокоен, он здесь.

– Хорошо. Итак, я был в клубе Добродетельных людей, где слушал речь одного патриота. И знаете, он говорил по-французски с ошибками! Сразу видно, что он не был учеником аббата Фортье.

– Продолжай, – сказал Бийо, – ты прекрасно знаешь, что можно быть патриотом и не уметь ни читать, ни писать.

– Это верно, – согласился Питу. – И тут вдруг вбежал запыхавшийся человек с криком: «Победа, победа! Фулон не умер, Фулон жив: я его видел, я его нашел». Все отнеслись к этому, как вы, папаша Бийо, никто не хотел верить. Одни говорили: «Как, Фулон?» Другие говорили: «Полноте! – Помилуйте». Третьи говорили: «Ну, раз уж ты такой прыткий, нашел бы заодно и его зятя Бертье».

– Бертье! – вскричал Бийо.

– Да, Бертье де Савиньи, вы ведь его знаете, это наш Компьенский интендант, друг господина Изидора де Шарни.

– Конечно, тот, который всегда так груб со всеми и так любезен с Катрин.

– Он самый, – ответил Питу, – ужасный обирала, еще одна пиявка, сосущая кровь французского народа, изверг рода человеческого, «позор цивилизованного мира», как говорит добродетельный Лустало.

– Дальше, дальше! – требовал Бийо.

– Ваша правда, – сказал Питу, – ad eventum festina, что означает, дорогой господин Бийо: торопись к развязке. Так вот, я продолжаю: этот человек вбегает в клуб Добродетельных и кричит: «Я нашел Фулона, я его нашел!» Поднялся страшный шум.

– Он ошибся! – прервал твердолобый Бийо.

– – Он не ошибся, я сам видел Фулона.

– – Ты сам видел, своими глазами?

– Своими глазами. Имейте терпение.

– Я терплю, но во мне все так и кипит.

– Да я и сам тут аж взмок… Я же вам толкую, что он только притворился мертвым, а вместо него похоронили слугу. По счастью, вмешалось Провидение.

– Так уж и Провидение! – презрительно произнес вольтерьянец Бийо.

– Я хотел сказать, народ, – покорно уточнил Питу. – Этот достойный гражданин, этот запыхавшийся патриот, сообщивший новость, видел негодяя в Вири, где он скрывался, и узнал его.

– Неужели!

– Узнав Фулона, он его выдал, и мерзавца сразу арестовали.

– А как имя храброго патриота, у которого достало смелости совершить этот поступок?

– Выдать Фулона?

– Да.

– Его зовут Сен-Жан.

– Сен-Жан; но ведь это имя лакея?

– Да, он тоже лакей этого негодяя Фулона. Так ему и надо, этому аристократу! Незачем было заводить лакеев!

– Ты, я смотрю, нынче в ударе! – удивился Бийо и придвинулся к Питу поближе.

– Вы очень добры, господин Бийо. Итак, Фулона выдали и арестовали: его отправили в Париж, доносчик бежал впереди, чтобы сообщить новость и получить награду, так что Фулон добрался до заставы позже него.

– Там ты его и видел?

– Да, ну и вид у него был! Вместо галстука ему надели на шею ожерелье из крапивы.

– Послушай, а почему из крапивы?

– Потому что, по слухам, этот негодяй сказал, что хлеб для порядочных людей, сено для лошадей, а для народа хороша и крапива.

– Он так сказал, несчастный?

– Да, тысяча чертей, он именно так и сказал, господин Бийо.

– Вон как ты нынче ругаешься!

– Да чего уж там! – бросил Питу небрежно. – Ведь мы солдаты! Одним словом, Фулон остаток пути шел пешком, и его всю дорогу колотили по спине и по голове.

– Так-так! – сказал Бийо уже с меньшим воодушевлением.

– Это было очень забавно, – продолжал Питу, – правда, не всем удавалось его ударить, потому что за ним шло тысяч десять человек, не меньше.

– А что было потом? – спросил Бийо в раздумье.

– Потом его отвели к президенту Сен-Марсельского округа, хорошему человеку, знаете его?

– Да, господин Аклок.

– Аклок? Он самый, и он приказал отвести его в Ратушу, потому что не знал, что с ним делать; так что вы его скоро увидите.

– Но почему об этом сообщаешь ты, а не достославный Сен-Жан?

– Да потому что у меня ноги гораздо длиннее, чем у него. Он вышел раньше меня, но я его догнал и перегнал. Я хотел вас предупредить, чтобы вы предупредили господина Байи.