Анж Питу - Дюма Александр - Страница 52

– Что же произойдет дальше?

– Дальше? Вас забудут.

– Меня забудут?

– Увы, да.

– И что же заставит народ забыть меня?

– История, – Клянусь честью, вы говорите как завзятый пророк!

– К несчастью, в какой-то мере я и в самом деле пророк.

– Хорошо, так что же произойдет дальше?

– О, предвидеть то, что произойдет, не составляет труда, ибо события эти уже вызревают в Собрании. За дело возьмется партия, которая нынче дремлет, точнее, не дремлет, а скрывается. Руководит этой партией убеждение, а оружие ее – идея.

– Я понимаю. Вы говорите об орлеанистской партии.

– Нет. Об этой партии я сказал бы, что ею руководит человек, а оружие ее – популярность. Я говорю вам о партии, имя которой еще не было никем произнесено, – о республиканской партии.

– О республиканской партии? Ну, это уж слишком!

– Вы мне не верите?

– Это химера!

– Да, химера с огненной пастью, химера, которая поглотит нас всех.

– Ну что ж! Тогда я стану республиканцем; да я уже и сейчас республиканец.

– Республиканец на женевский лад.

– Мне кажется, однако, что республиканец есть республиканец, откуда бы он ни был родом.

– Вы заблуждаетесь, господин барон; наши французские республиканцы будут не похожи на всех прочих: им придется истребить сначала привилегии, затем знать, затем королевскую власть; вы выйдете в путь вместе с ними, но до цели они доберутся без вас, ибо вы убедитесь, что вам с ними не по пути. Нет, господин барон де Неккер, вы не республиканец.

– О, если дело обстоит так, как говорите вы, то, конечно, нет; я люблю короля.

– И я тоже, – сказал Жильбер, – и все нынче любят его не меньше нас с вами. Скажи я то, что говорю вам, людям менее возвышенного ума, меня бы осмеяли, ошикали, но, поверьте, господин Неккер, я говорю правду.

– Клянусь вам, я рад был бы поверить, будь в ваших словах хоть какое-то правдоподобие, но…

– Знаете ли вы, что такое тайные общества?

– Я много о них слышал.

– Верите вы в их существование?

– В существование – да, но в их всемогущество – нет.

– Принадлежите вы к одному из них?

– Нет.

– Входите ли вы по крайней мере в какую-нибудь масонскую ложу?

– Нет.

– Ну вот! А я, господин министр, могу ответить на все эти вопросы утвердительно.

– Вы – член тайного общества?

– Да, и не одного. Берегитесь, господин министр, это огромная сеть, опутавшая все троны. Это невидимый кинжал, угрожающий всем монархиям. Нас три миллиона соратников, рассеянных по разным странам, принадлежащих к разным сословиям. У нас есть друзья среди простонародья, среди буржуазии, среди знати, среди князей и даже среди монархов. Берегитесь, господин де Неккер: князь, вызвавший ваше неудовольствие, может оказаться членом тайного общества. Слуга, кланяющийся вам, может оказаться членом тайного общества. Ни ваша жизнь, ни ваше состояние, ни ваша честь не принадлежат вам безраздельно. Всем этим распоряжается невидимая сила, против которой вы не можете восстать, ибо не знаете ее, и которая может вас погубить, ибо она-то вас знает. Так вот: эти три миллиона, которые уже совершили революцию в Америке, эти три миллиона попытаются создать республику во Франции, а затем ввести республиканское правление во всей Европе.

– Однако, – возразил Неккер, – республика, подобная той, что создана в Соединенных Штатах, ничуть не пугает меня, и я могу лишь приветствовать ее установление.

– Да, но между Америкой и нами – пропасть. Америка – страна новая, лишенная предрассудков, привилегий и королевской власти; Америка богата плодородной почвой, бескрайними землями, девственными лесами; Америка расположена между двух морей, что выгодно для торговли, и удалена от других стран, что полезно для ее населения, меж тем как Франция.., подумайте только, как много установлений придется разрушить во Франции, прежде чем она станет похожа на Америку!

– Но в конце концов чего же вы добиваетесь?

– Я добиваюсь того, к чему мы неизбежно придем. Но я хочу, чтобы мы пришли к этому плавно, а для этого движение наше должен возглавить король.

– В качестве знамени?

– Нет, в качестве щита.

– Щита! – улыбнулся Неккер. – Вы не знаете короля, если надеетесь навязать ему подобную роль.

– Отчего же, я его знаю. Ах, Господи, я его прекрасно знаю, я видел в Америке тысячи таких людей; они управляли маленькими округами: бравые люди, не умеющие себя держать, не способные настоять на своем, не обладающие ни малейшей предприимчивостью, – но что же тут поделаешь? Благодаря одному лишь своему званию король может послужить защитой от людей, о которых я только что говорил, а защита, пусть даже совсем слабая, все равно лучше, чем ничего. Помню, когда в Америке мы сражались с северными индейцами, мне приходилось проводить целые ночи в зарослях тростника; противник прятался на другой стороне реки и держал нас под прицелом. Тростник не слишком крепкая броня, не так ли? И тем не менее признаюсь вам, господин барон, что позади этих высоких зеленых трубок, которые пуля разрезала, как нитку, я чувствовал себя спокойнее, чем если бы находился в чистом поле. Так вот: король – это мой тростник. Он позволяет мне видеть противника, а самому оставаться невидимым. Вот отчего в Нью-Йорке или Филадельфии я был республиканцем, а во Франции сделался роялистом. Там нашего диктатора звали Вашингтон. Бог знает, как он будет зваться здесь: кинжал или эшафот.

– Вы видите все в кровавом свете, доктор!

– Вы поступили бы точно так же, барон, побывай вы сегодня вместе со мной на Гревской площади!

– Да, правда; я слышал, там была резня.

– Видите ли, народ – вещь прекрасная… Но, как бы прекрасен он ни был… О бури людские! Как далеко вам до бурь небесных!

Неккер задумался.

– Отчего я не могу советоваться с вами постоянно, доктор, – произнес он, – вы могли бы принести мне изрядную пользу.

– Будь я вашим помощником, господин барон, я не смог бы принести ни вам, ни Франции такую большую пользу, какую принесу, если отправлюсь туда, куда хочу.

– А куда вы хотите отправиться?

– Послушайте, сударь: главный враг трона находится подле самого трона, главный враг короля – подле самого короля; это – королева. Бедная женщина забывает, что она дочь Марии-Терезии или, точнее, вспоминает об этом лишь для того, чтобы потешить свою гордость; она мнит, что спасает короля, а на самом деле губит не только короля, но и королевскую власть. Так вот: нам, любящим короля, нам, любящим Францию, следует уговориться о том, как лишить королеву власти, как свести на нет ее влияние.

– В таком случае сделайте то, о чем я вас просил, станьте моим помощником. Мы объединим наши усилия.

– Если я стану вашим помощником, мы образуем вместе одну-единственную силу: вы будете мною, я буду вами. Нам нужно разделиться, и тогда, сударь, сила наша возрастет вдвое.

– И чего мы таким образом добьемся?

– Мы наверняка не сумеем отвратить катастрофу, но, возможно, отдалим ее; во всяком случае, я гарантирую вам поддержку могущественного союзника, маркиза де Лафайета.

– Лафайет – республиканец?

– Настолько, насколько может им быть человек из рода Лафайетов. Раз уж нам никак не обойтись без равенства, поверьте мне, лучше избрать равенство знатных господ. Я предпочитаю равенству унижающему равенство возвышающее.

– И вы можете поручиться за Лафайета?

– До тех пор, пока от него не будет требоваться ничего иного, кроме порядочности, отваги и преданности, безусловно.

– Хорошо, в таком случае скажите, что требуется от меня?

– Рекомендательное письмо к его величеству королю Людовику XVI.

– Такому человеку, как вы, нет нужды в рекомендательных письмах; ваше имя говорит само за себя.

– Нет, мне удобнее считаться вашим ставленником; если вы отрекомендуете меня королю, я скорее добьюсь своей цели.

– А какова ваша цель?

– Стать одним из лейб-медиков.

– О, нет ничего легче. Но как же королева?