Африканеры в космосе. Где мой муж, капитан? (СИ) - Мельников Сергей - Страница 5

Винк, сосредоточенно поглощал кашу, но отвлёкся ответить:

— Может капитан ван Ситтарт себе его на память взял.

— Может, — согласился Грут, — но зачем он ему?

Винк, чавкая, пожал плечами. Грут кивнул:

— Чего гадать? Завтра я осмотрю ковчег и всё выясню.

Винк поперхнулся:

— Чего?? До меня только сейчас дошло. Он наполовину затоплен. Как ты собираешься его осматривать?

Грут улыбнулся.

— Ты с катушек съехал? Вода градусов 5–7 максимум.

Грут улыбнулся ещё шире.

— Даже не думай! Я не хочу твой труп тащить в город.

Грут хлопнул Винка по плечу:

— Расслабься, обойдёмся без трупов. Я обвяжусь тросом. А на берегу мы соберём сауну, я взял у отца. Поплавал — согрелся. Всё будет путём, не бойся.

Винк сбросил его руку:

— Ты больной на всю голову. Ради чего? Ради доклада?

— Ради Чана.

— Ты уверен, что ему это нужно?

Где-то далеко, за Голиафом, протрубил медведь-ревун, мается перед спячкой. Грут поворошил прогоревшие ветки. От костра вверх взлетели яркие оранжевые искры. Совсем как ковчеги с Земли 16 лет назад, огромные неуклюжие коробки с висящими в мутной жидкости людьми, тысячами людей, больше похожих на местную селёдку в бочках. У каждого к левой руке примотана капельница. У каждого лодыжки охвачены эластичной лентой, привязанной к решетчатому полу. Разве так должно выглядеть человечество, шагнувшее к звёздам?

— Винк, — ответил он, — если то, что я узнаю, навредит Чану, ни я, ни ты никому слова не скажем. Согласен?

Винк кивнул

— Но по всему выходит, что с мениером Чаном поступили несправедливо. И я хочу узнать правду. Хочу настолько сильно, что меня совсем не пугает купание в Собачьей Луже.

— Надеюсь, мне не придётся за тобой нырять… — Поёжился Винк.

— Какой африканер боится холода! — Расхохотался Грут.

Перевал через шею Голиафа… Одно название, что перевал. Склон усыпан чёрными глыбами, большими, в рост человека, и поменьше. На вершине относительно ровная проплешина, густо заросшая белесым мхом. Слева она уходит в поросшую кустарником бочкообразную грудь, прямо — в густую тень, отброшенную торчащей вверх бородой каменного исполина. И одному Богу известно, когда эта борода развалится на части и завалит глыбами перевал. Грут ускорил шаг, чтобы поскорее выйти из-под нависшего над их головами каменного языка. Винк припустил за ним. Перед самым спуском вниз, к Собачьей Луже, мальчишки замерли.

— Какая громадина… — Винк стоял с шалыми глазами и не мог поверить тому, что видел. — Чтоб меня…

Грут с деланым безразличием молча пожал плечами. От восторга у него перехватило горло, и спроси его о чём-нибудь Винк, он не выдавил бы ни слова.

Внизу, под их ногами лежала зеркальная гладь самого большого в округе озера. И сравнение с зеркалом не в пользу последнего. Африканерские зеркала были мутноваты, в толще стекла часто попадались россыпи пузырьков воздуха. А тут вода была настолько чистой и прозрачной, что отражение деревьев казалось чётче их самих.

Со склонов окрестных сопок, между мшистых камней, струились ручейки. Стекаясь вниз, они капиллярами огибали большие и маленькие скалы и собирались в озеро.

На берегу лежал огромный чёрный параллелепипед, похожий на сплющенный морской контейнер-переросток. Часть его корпуса уходила под воду, передний край с огромными распахнутыми поперёк воротами, лежал на берегу. Внутри блестела вода. На крыше, полузатопленная, лежала огромная чёрная птица с короткими крыльями.

— “Groot Zimbabwe” — прочитал Винк надпись на её борту.

Грут ткнул пальцем в сторону ковчега:

— Там, где нижняя воротина лежит на земле, соберём сауну. Оттуда я буду нырять. — Винк поёжился, но Грут о холоде, казалось, и не думал. — А правее и выше, вон там, где растут рядом три берёзы, разобьём лагерь.

Он сполз на камень ниже, махнул другу рукой:

— Пошли, Винк, вблизи ещё круче.

Его взъерошенная каштановая шевелюра скрылась за скалой

Винк крикнул без надежды в голосе:

— Грут, подумай хорошо, он такой огромный… Ты ничего не найдешь, просто зря рискуешь жизнью, — но Грут не ответил. Вздохнув, Винк спустился за ним.

Они очутились внизу, и только скинули рюкзаки, рванули на перегонки к ковчегу, будто и не было утомительного перехода через заваленного камнями Голиафа.

Вблизи размеры “Великой Птицы Зимбабве” потрясали. Грут с Винком вскарабкались на лежащий пандус. Его рифлёный верхний край доходил им до подбородка. Крадучись, подошли к уходящей в воду нижней палубе.

— Представить себе не могу, что такую громадину построили люди, Обычные люди, как ты и я… — Прошептал Винк, озираясь.

— Чего ты шепчешь, балбес, тут никого нет, — таким же шёпотом ответил Винк. Вдруг приложил руки рупором и закричал:

— Эге-гей! Есть тут кто живой?

Его голос, множась эхом, заметался в темноте. Винк вжал голову в плечи:

— Чёрт! — он сразу устыдился своего испуга и спросил: — Это ж сколько тут метров в глубину?

— Около четырёхсот, — ответил Грут, — 80 в ширину и 20 в высоту. На нижней палубе были грузы, на верхней — колонисты. На каждого человека — примерно по 2 квадратных метра. Зажигай фонарь, посмотрим, что наверху.

Они запалили фитили “летучих мышей”, вскарабкались по порыжевшей лестнице на верхнюю палубу. Вся она была сварена из извилистых стальных лент. В промежутках между ними посверкивала в лучах утреннего солнца вода, затопившая грузовой отсек. Под ногами валялись синие пластмассовые хомуты, прикреплённые тросами к палубе. Винку не надо было спрашивать, что это.

— Подумать только, в такой же штуке наши родители прилетели на Новую Родезию. — потрясённо сказал он. В свете фонаря Винк заметил светлое пятно впереди, кинулся к нему.

— Смотри! — сунул он свою находку Груту.

Грут покрутил в руках прозрачный толстый пакет, разделённый на две неравных части. Одну сторону покрывали остатки широкой синей ленты. Из пакета выходили две трубки, сливающиеся в одну, на конце — длинная стальная игла. Он кивнул:

— Это я знаю. В таких пакетах были лекарства. Каждому колонисту приматывали такую штуку к руке вот этой синей дрянью, а иглу втыкали в вену. Из-за этих лекарств наши предки весь полёт проспали, и проснулись уже тут, на орбите.

Он пришлёпнул к плечу пакет, высунул язык на бок. Скошенные глаза упёрлись в кончик носа. Для усиления эффекта он покачался, будто и впрямь висел сейчас в мутной жидкости вместе с другими колонистами.

— Ну ты и придурок, — хохотнул Винк. И добавил, сразу погрустнев: — Проснулись не все…

— Да, — кивнул серьёзно Грут, — эти не проснулись…

Винк вздохнул. Тела погибших то ли болтались до сих пор на орбите, то ли сгорели, сойдя с неё. В любом случае, ни у кого из них нет ни креста с именем на могиле, ни упокоения.

Грут аккуратно свернул капельницу и сунул в наколенный карман:

— Подарю толстой Магде, чтоб не сильно на меня злилась из-за Чана, ей пригодится. Будет колоть твой зад и думать: ну какой же хороший и заботливый мальчик, этот Грут. У неё такие иглы, небось, кончились давно.

— Ага, вот твой тощий зад она и истыкает, будешь Грут-жопа-как-дуршлаг. — парировал Винк.

Он шёл вдоль стены по наклонному полу, пальцы ощупывали стыки больших квадратных панелей. Он постучал по одной из них, прислушался, по другой.

— Пустота… — Пробормотал он. Повернулся к выходу, крикнул: — Слышь, жопа-как-дуршлаг, тут пустота. Давай панель отковыряем!

Грут подошёл, достал какую-то железку.

— Сам ты жопа, — сказал он снисходительно, — не надо ничего ковырять. — Он приподнял фонарь, показал две дырки по краям: — Это — замки. Прижми панель руками, чтоб не отвалилась.

Грут достал какую-то железку, провернул в одной дырке, в другой. Стена под руками Винка шевельнулась. Грут встал рядом с другом, вдвоём они наклонили панель и опустили на палубу. За ней было пустое пространство в полметра глубиной. Винк с фонарём в руке перегнулся, посмотрел в обе стороны. Пахло чем-то резким и неприятным, вроде горелой резины. Он сморщился, чихнул, махнул Груту: