Африканеры в космосе. Где мой муж, капитан? (СИ) - Мельников Сергей - Страница 29

Чан покачал головой:

— Я не понимаю, ради чего он убил моего отца, мефру Брауэр. Чтобы никто не узнал, что есть другие колонии?

— Я не знаю, — ответил Грут. — Я пытался понять, но не получилось. Он говорил что-то про то, что нас уничтожат, нас не будет, но я в это не верю. Они спасли нас, зачем им уничтожать нас теперь? Я спросил у фадера Корнелиса, он сказал, что я всё неправильно понял. Что капитан имел в виду наши традиции и обычаи, но разве можно их отнять? Мы — это мы. Как это можно изменить?

— Сумасшедший, — сказал Винк.

— Наверное, — отозвался Чан.

…

А тем временем на городской площади…

— Люди! — На постаменте памятника капитану Ван Ситтарту стоял густо заросший бородой Фред-гробовщик, и в его вытаращенных глазах плескалась настойка на ледяных ягодах. — Капитан обманывал нас столько лет! — Он икнул и зажмурился. Справился с подкатившим к горлу выпитым и съеденным. Обвёл толпу мутным взглядом. — Если бы не он… Если б не он мы уже летали бы между звёздами!

— Накати ещё, и на твоём выхлопе можно будет улететь в другую галактику, — выкрикнул кто-то из толпы под оглушительный хохот.

— Не-ет! — помахал грязным пальцем Фред. — Так нельзя! Надо снести этот памятник! Флаг Новой Родезии держит лжец и убийца!

— Правильно! — Выкрикнул кто-то из толпы.

— Фред дело говорит! — Подхватил другой.

— Позор! Позор! — Начал скандировать третий, и толпа подхватила.

Фред вцепился в каменный бицепс капитана, попытался его расшатать. Опять подкатила тошнота. Он зажмурился и повис на нём, приходя в себя. Толпа медленно двинулась к памятнику. Кто-то крикнул:

— Верёвки! Тащите верёвки!

Между людьми и памятником выскочил старый библиотекарь. Он заслонился от света факелов и закричал:

— Стойте! Кого вы слушаете? Пьяницу Фреда? — Его голос был еле слышен в шуме толпы, но передние ряды остановились, а задние продолжали напирать. Хольт растерянно смотрел на озлобленные лица и не узнавал своих земляков.

— Это наша история! — Закричал он что есть мочи, тыча пальцем за спину, в сторону каменной фигуры капитана с висящим на ней пьяницей. — Она такая, какая есть! Ван Ситтарт преступник! Но это он организовал и возглавил экспедицию, благодаря которой мы все живы! Одно другое не отменяет! — Старик вдохнул полную грудь воздуха и заорал: — Память! Память отличает нас от обезьян!

Хольт пошатнулся, у него потемнело в глазах. Кто-то из африканеров бросился к нему, усадил у подножия памятника. В толпе закричали:

"Хольту плохо!"

"Где Магда?"

"Врача позовите!"

Старик отмахнулся:

— Всё в порядке, не надо Магду. Мне уже лучше. — Он перевёл дух. — Памятник капитану Ван Ситтарту останется здесь. Рядом с ним поставят статую Гендрика де Тоя. Его незаслуженно обошли почестями после завершения миссии. — Стоящие рядом африканеры возмущённо загалдели, стоящие дальше переспрашивали, что говорит Хольт. Он махнул рукой, повысил голос: — Тише, пожалуйста, мне трудно говорить. Да, так решил Городской Совет, и я с ним согласен! А перед ними будет стоять монумент тому, кто пожертвовал своей жизнью ради нашего спасения. Давиду… — он немного замялся, — Мкртчяну. — Люди одобрительно закричали, — Это — благодарность участникам миссии "Морестер" за наше спасение. А за совершённые ими преступления де Той и Ван Ситтарт отправляются в ссылку на остров Крюгера, и пусть Господь решит, что с ними дальше будет.

Хольт подождал немного, но крики не затихали. Он похлопал по руке стоявшего рядом человека и тот заорал:

— Тихо, люди, это ещё не всё!

Хольт благодарно кивнул, поднялся на трясущихся ногах и сказал так громко, как смог:

— Мы попытались переписать историю. Что из этого вышло? Чудовищная несправедливость, гибель достойного человека, пятнадцать лет изоляции от остального мира. И всё это из-за одного выброшенного листка бумаги! Больше такого не будет! Наша история такая, какая есть, в ней есть и хорошее, и плохое. Снести этот памятник всё равно, что признаться, что урок не усвоен.

В этот момент Фред заснул. Он камнем рухнул с постамента на землю за спиной у Хольта. Секунду стояла тишина, потом раздался оглушительный храп, сбивая пафос момента. Смеясь и махая руками, народ начал расходиться. Хольт, держась за чей-то локоть, поковылял к библиотеке. Он улыбался.

"Дмитрий Донской" в песках

Мелкая рыжая ящерка замельтешила кривыми лапками, поднимая маленькую песчаную бурю. Когда песок осел, на поверхности остались только два маленьких бугорка глаз. В паре сантиметров от неё на песок опустился тяжёлый ботинок. Когда огромное двуногое существо скрылось за пластиковой дверью небольшой сложенной из песчаника хижины, ящерица стремительно пересекла открытое пространство и юркнула в норку под днищем огромного сооружения, похожего на расплющенный морской контейнер.

Человек размотал платок, похожий на арабскую куфию, скинул тяжёлый халат. На его смуглом лице с изрытой многолетней пескоструйкой кожей светились ярко-голубые, а не карие глаза. Посреди хижины стоял грубый стол, в его центре — квадратный ковёр из антрацитово-чёрных мелких чешуек. От него в стену уходит толстый кабель. Туда, где за окном высится такая же чёрная стена с большими белыми буквами "Дмитрий Донской".

Человек открывает холщовую сумку, достаёт алюминиевую флягу с вмятиной на боку, полоски вяленного мяса, лепёшку. Он скручивает крышку и наливает в неё золотистую жидкость, до краёв. Кладёт руку на чёрный квадрат передатчика и говорит:

— Привет, коматозник! Это Стас, как обычно. Вся планета празднует День Высадки, а я тут. Который раз? Двадцатый? Нет, Двадцать второй, точно. Хоть бы раз ответил, армянская твоя наглая рожа. Как ты там со своими африканерами? Долетел, устроился? Надеюсь, вам досталась планетка получше. У нас тут сплошные пески, жара круглый год, а вы там небось под пальмами загораете на берегу ласкового моря. Хорошо бы. Может, поэтому и не отвечаешь? Коктейли с Анькой распиваешь, некогда? Ну давай, Давид, я с вами, твоё здоровье, дружище! — Человек замахнул рюмку, сморщился. Сунул в рот полоску вяленого мяса. — Ффух, гадость, если честно, та ещё… Помнишь, каким домашним коньяком, настоянным в вишнёвых бочках, нас угощал твой дед, Петрос Вазгенович, после дембеля… М-м-м… Лучше коньяка я в жизни не пил. А тут виноград совсем не растёт, и вишни нет, и это очень грустно. Гоню самогонку из кактусов, но это совсем не то. Хотя, народу нравится. Я тут теперь алкогольный магнат местного пошиба. Прилетай в гости! Шучу, конечно. Дурацкая шутка. Пока никто летать не научился… Знаешь, уже все ковчеги отозвались… Только вы, суровые африканские парни, молчите. Не хочу верить, что ты не долетел. — Человек помолчал немного. — Ответь, пожалуйста. Кто-нибудь, ответьте…

Конец