Черное пламя Раграна 2 (СИ) - Эльденберт Марина - Страница 15

— Аврора! Аврора, открой.

Она открывает на удивление сразу же, как будто только его и ждала. Белого цвета, у нее и без того светлая кожа, но сейчас она кажется просто белее снегов. Он шагает внутрь, ощупывая ее взглядом — а потом резко притягивает к себе и обнимает. В его руках Аврора кажется еще более хрупкой, но сейчас ощутимо напрягается.

— Бен, — тихо говорит она, явно пытаясь отстраниться, — я его обожгла. Я причинила ему боль. Я не нарочно, но… но…

Вот видно же, что сейчас заплачет. Странно, но представить именно ее плачущей очень сложно, настолько несгибаемый стержень чувствуется внутри этой женщины. Поэтому он увлекает ее за собой на небольшой диванчик у окна и, глядя ей в глаза, спрашивает:

— Что произошло?

Пока Аврора собирается с мыслями, он думает… да всякие совершеннейшие нелепости. О том, что только одна женщина до нее называла его так, но никаких чувств в словах той женщины не было. Не было в ней и доверия к нему, и желания стать ближе, вообще ничего — а Аврора тянется к нему изначально, подсознательно и так искренне, так до безумия откровенно, сама того не понимая, что даже это одно просто сводит с ума.

— Мы поссорились, — она вздыхает. — Сильно. Лар вцепился в мою руку, и…

Он берет ее за руку, разворачивает и смотрит на красные, налившиеся кровью лунки — следы от детских ногтей. Нежная кожа содрана, это видно даже несмотря на узор, который сейчас обманчиво-спокоен, но только узор. Его самого обжигает яростью при мысли о том, что этот мальчишка причинил ей боль.

— Он тебя защищал, — это получается на удивление сухо. Просто потому, что хочется сдержать звенящие в голосе эмоции: ей они точно не понравятся.

— Кто?

— Узор. Пламя. Он воспринял поведение твоего сына как агрессию.

— Но он же ребенок!

— Он причинил тебе боль, Аврора. В животном мире понятия ребенок нет. Если драконенок не в игре пытается укусить или поцарапать брата, сестру или родителей, ему прилетает.

— Но мы не в животном мире! — Ее глаза широко распахиваются. — Это мой сын! Я причинила ему боль!

— А он причинил боль тебе.

Аврора сверкает глазами:

— Я не хочу этого! Я об этом не просила! Мне вот это вот все… — Сердито дергает рукав вниз. — Не нужно!

— Но оно есть.

— Я не хочу обжигать своего сына!

— Значит, кому-то придется объяснить твоему сыну, что обижать маму не стоит.

Она качает головой:

— Ты сейчас серьезно?! Поверить не могу.

— Да, я серьезно. Серьезнее некуда. Я буду учить тебя взаимодействию с пламенем, Аврора, но эта ситуация — не твоя вина.

— А чья? Маленького ребенка? — теперь в ее голосе звучит сарказм.

— В том числе. Ему надо учиться ответственности за свои действия уже сейчас.

— Кошмар. Скажи мне, кто тебя воспитывал, и я оторву ему руки и язык! — Слова срываются с ее губ раньше, чем она успевает их остановить, и это неожиданно больно. Еще больнее, когда обжигает ее чувствами, когда она понимает, что сказала, и слишком много всего накладывается — эмоций, воспоминаний, все это в крошечном отрезке времени, чтобы удержать в себе возможный резкий ответ. Поэтому он поднимается и говорит:

— Я его приведу, — и выходит раньше, чем Аврора успевает что-либо сказать.

Когда ее нет рядом, не так больно. Конечно, она говорила на эмоциях. Конечно, она не так давно его знает, но это все равно получается больно. Настолько, что он даже не ожидал, что приходится остановиться у дверей детской, чтобы перевести дух.

Эстфардхара он долгое время считал отцом. Он в самом деле думал, что Кроунгарду есть дело до мальчишки, которого тот вывез из страны, из города, разрушенного пламенем благодаря его же собственным усилиям.

Наивность — страшнее глупости, и он за нее заплатил сполна. К сожалению, не только он. Кроунгард убивал, не глядя: для достижения своих целей и изучения силы глубоководных фервернских, для создания нейросети, с помощью которой он собирался управлять драконами всего мира. Начал с отца и его окружения, явно собираясь использовать его мать в политических играх — но просчитался: мама, лишившись пары, не выжила. Походя избавлялся ото всех неугодных и ото всех, кто мог нарушить его планы. Он чуть не уничтожил Ландерстерга и его будущую, между прочим, беременную жену, но даже после всего этого миротворец миротворцев Рэйнар Халлоран, Председатель Совета Аронгары, щедро предоставил ему право жить дальше.

Разумеется, исключительно для того, чтобы раскрыть всю историю с нейросетью.

Мысли об Эстфардхаре немного прочищают разум и остужают эмоции, поэтому в детскую он заходит уже совсем в ином настроении. Насупившийся Лар сидит на кровати, Ния ему читает, но видно, что мальчик недоволен и злится. Еще более недовольным он становится, когда видит его, это чувствуется настолько тонко, насколько возможно. Детские эмоции самые чистые. Даже когда они злые.

— Риамер Вайдхэн, — Ния поднимается ему навстречу, — с Ларом все хорошо. Мы обработали ожог, все затянется уже…

— Я знаю. Оставь нас.

Это все-таки получается резко, и женщина поспешно откладывает электронную книгу и выходит. А он шагает к Лару и произносит:

— Ну что, парень, поговорим?

С детьми ему раньше общаться не доводилось, но он никогда не пасовал перед трудными задачами. А в том, что эта задача будет потруднее инд Хамира, Халлорана и Ландерстерга вместе взятых, сомневаться не приходилось. Вон как брови сдвинул и сопит — сердито, как обиженный драконенок. Того и гляди выдохнет дым и побежит царапать когтями пол.

— Что скажешь? — опустился в кресло, в котором сидела Ния, чтобы быть на одном уровне с ним. Общаться на равных — это обязательное условие.

— Ничего! — выдохнул мальчишка.

— Совсем ничего?

— Совсем!

Еще и щеки раздул, и явно собирается отвернуться.

— Хорошо. Тогда скажу я. Твоя мама очень расстроена, потому что ты сделал ей больно. Ты не просто ее обидел, ты ее поцарапал. Намеренно, насколько я понимаю.

— Это она сделала мне больно! Она меня обожгла! — и глазами сверкает: действительно, как драконенок.

— Она сделала это не специально. А ты специально — и это большая разница. Мужчина должен женщину защищать, а не делать ей больно.

— Я маленький!

— Нет, Лар, ты не маленький. Ты мужчина, а значит, ты сильнее. Всегда.

Мальчишка надулся еще сильнее, а он сцепил руки на коленях и подался к нему:

— Почему вы поссорились?

Плотно сжал губы. Не хочет отвечать.

— Хорошо. Я никуда не спешу. Подожду, пока ты расскажешь, — он откинулся на спинку кресла, рассматривая его. Совсем маленький еще, и, насколько становилось понятно по отчетам Нии, очень развитый. Аврора хорошо с ним занималась, воспитывала его одна, несмотря на все сложности, на все свои вечерние рабочие часы и на то, что приходилось крутиться рядом с этим карапузом, когда он еще не мог ходить сам. Честно — Бен и представить себе не мог, каково это.

При одной мысли о том, что нужно столько всего сделать, и при этом остаться на ногах и в здравом уме, у него волосы на голове дыбом вставали. Почему-то считается, что быть матерью просто, но… в свое время он думал, что будет воспитывать чужого ребенка, и он был на это готов. Даже изучал тему, насколько это было возможно в тех обстоятельствах, прикидывал, как ему быть с младенцем, когда можно будет взять няню, что на это скажет сама Лаура.

И совершенно точно не догадывался, что вот так окажется один на один с совершенно обычным человеческим сорванцом. Конечно, у парня сейчас стресс за стрессом — похищение бабушкой и дедушкой, чтоб им гореть в пустошах, папаша, который пытался манипулировать своим появлением, теперь еще какой-то незнакомый мужик, который претендует на внимание мамы, и сама мама становится другой.

Он не представлял, как это воспринимается со стороны маленького человека, но даже иртханы перемены пробуждения пламени чувствовали невыносимо остро. А как это чувствует он? Ния сказала, что Ларрет совсем перестал картавить после похищения, начал выговаривать слова так же четко, как все взрослые, и это тоже тревожный звоночек. Потрясение сказалось на нем гораздо сильнее, чем кажется на первый взгляд — если даже спровоцировало изменение речи, но грузить этим Аврору сейчас просто жестоко.