Варфоломеевская ночь - дю Террайль Понсон - Страница 9

— Четыре неизвестных замаскированных всадника похитили королеву-мать; двое из них бежали после сражения, когда я напал на них с рейтарами, причем один из бежавших нанес королеве опасную рану. Двое других взяты нами в плен и связаны. — Кто это такие?

— Два гасконца: одного зовут Лагир, другого — граф Амори де Ноэ.

Последнее имя опять вызвало крик у короля, Генриха и Пибрака. Последние двое негодующе запротестовали: — Это неправда! Этого не может быть!

— Но ведь граф де Ноэ — ваш друг! — с угрозой сказал король Карл, обращаясь к Генриху.

— Ваше величество, — ответил тот, — разве можно верить таком; человеку, как Рене? Я не допускаю мысли, чтобы мой друг Ноэ решился на подобную дерзость. Да и к чему ему это? Поэтому мне кажется существенно необходимым сначала узнать все подробно из уст ее величества, а потом уже составлять себе окончательное мнение. — Вы правы! — сухо сказал король Карл. — Где ее величество? — опросил он у Рене.

— Ее величество, изнемогая от полученной раны, была принуждена остановиться вблизи Парижа, в маленьком домике, расположенном в Медонском лесу… Ее величество заклинает его величество сейчас же отправиться к ней.

— И я поеду, клянусь небом! — крикнул король, а затем, обращаясь к Пибраку, сказал: — Оседлать мою лошадь и собрать гвардию! Скорее, Пибрак, я хочу выехать сейчас же. А вы, — обратился он к Генриху Наваррскому, — вы последуете за мною, и там, на месте, мы разберемся, где правда, где ложь… Но берегитесь! Виновным нечего ждать пощады от меня!

— Мое искреннейшее желание, чтобы виновные в этом преступлении понесли должное возмездие! — ответил Генрих.

— Там увидим! — мрачно сказал король Карл, нетерпеливо расхаживая по комнате.

В скором времени он уже мчался по дороге в Медон, не подозревая даже, что едет к герцогу Гизу, так как медонский домик, о котором говорил Рене, был известным уже читателю местопребыванием герцогини Монпансье.

XI

Когда Генрих Наваррский и Гектор бросились бежать с поля сражения, герцог Гиз яростно кинулся вдогонку за ними. Но Генрих хорошо знал эти края и, быстро свернув на малозаметную лепную тропинку, вместе с Гектором скрылся по ней. Между тем геэцог со своими людьми направился по ложному следу, и потоку погоня не имела никакого успеха.

В то время как Гиз преследовал беглецов, Рене кинулся к экипажу и отдернул завесу. В этот момент луна выплыла из-за тучи, кинула в экипаж один из своих лучей, и перед глазами Рене предстала окровавленная, недвижимая королева Екатерина. Рене отчаянно зарычал и крикнул рейтаров, оставленных для охраны пленных. С их помощью он вынес королеву и, положив на траву, принялся осматривать рану. Хотя кровь лилась ручьем, рана была неопасна, и Рене понял, что беспамятство королевы следует отнести лишь за счет пережитых ею волнений.

Действительно, вскоре Екатерина Медичи застонала и открыла глаза. Увидав Рене, она с облегчением перевела дух и сказала: — Это ты, милый Рене? Где же они? — Кто» они «, государыня? — Похитители… — Двое спаслись бегством, а двое захвачены живыми. — Кто это такие? — Одного из них зовут граф Амори де Ноэ! Глаза королевы зажглись огнем мрачного торжества.

— Теперь я все понимаю, — сказала она, — теперь я знаю, кто дерзнул поднять на меня руку! Ну берегись же, Генрих!.. теперь мы сведем с тобою счеты!

Тем временем Лагир и Ноэ лежали связанными на траве и разговаривали между собой по-беарнски.

— Да, милый Ноэ, мы с тобой пропали, — сказал Лагир, — но зато король спасся.

— Спасся ли? — печально ответил Ноэ. — Я очень боюсь, что его погубит благородство и что ради попытки спасти нас, он вернется в Лувр, а не скроется на родину.

— Во всяком случае, если ему удастся скрыться от преследователей, то ведь никто не может доказать, что одним из скрывшихся был именно он.

— По крайней мере я и под пыткой буду утверждать, что его среди нас не было.

— Я тоже… Лишь бы он сам не признался! Пленные помолчали; затем Ноэ сказал:

— Нас, конечно, будут допрашивать, так ты предоставь говорить мне, а я уж сочиню какую-нибудь сказочку. — Ладно! — согласился Лагир.

Вскоре их взвалили на лошадей, и кортеж двинулся обратно к Парижу. Через сутки они уже въезжали в Медонский лес.

В домике они не застали никого, кроме пажа Амори, так как сама герцогиня Монпансье была в Париже. Герцог Гиз проводил королеву-мать в комнату своей сестры, и тут Рене принялся перевязывать раненую. Между тем сам герцог отправился к своим людям, чтобы приказать запереть пленных в какое-нибудь верное место. Это было поручено Гастону де Люкс и Льву д'Арнембургу, причем последний с особенным рвением взялся за исполнение этой приятной для него обязанности: ведь у него были еще не погашенные счеты с Лагиром.

— Господа! — насмешливо сказал он, вводя пленников в тесный погреб. — Здесь, быть может, и не очень уютно — в Лувре у вас были комнаты получше, но что же делать? У нас нет лучшего помещения для таких почетных гостей, как вы.

Ноэ хотел оборвать люксембуржца, но Лагир остановил его, сказав:

— Оставь, милый мой! Ведь этот субъект просто ревнует. Он знает, что я имел здесь когда-то более удобное помещение.

Арнембург вышел, с силой захлопнув дверь, после чего приставил к выходу из погреба двух рейтаров.

— Теперь мы можем поговорить, — сказал товарищу Лагир. — Знаешь ли ты, где мы находимся? Неужели нет? Да ведь мы в медонском домике герцогини Монпансье! — А, так это здесь она удостоила тебя… — Вот-вот! — Ну, так она, наверное, сделает что-нибудь для тебя!

— Я тоже так думаю. Например, она пришлет нам отравленную еду, чтобы я не проговорился о своем знакомстве с нею.

— Не думаю, чтобы она сделала это. Да наконец, если даже и так, то не все ли равно, как умирать? Лишь бы не от голода. А ведь мы уже давно не ели, друг Лагир. — Ты прав, и я сам голоден как волк!

Сказав это, Лагир кое-как подобрался к двери и принялся стучать в нее.

На этот стук к двери подошел один из рейтаров, и заключенные передали ему о своем желании.

Прошло около получаса. Наконец заскрипел ключ, дверь открылась, и на пороге показался паж Амори, сопровождаемый рейтаром. — Ба, да ведь это вы, мой юный друг! — сказал Лагир.

— Я самый, — весело ответил паж. — Что вы наделали, господин Лагир? — Я замешался в политику, милый мой!

— О, это очень плохо для вас! Ведь это хуже, чем убивать и грабить…

— Вы просто пугаете меня, господин Амори! — ответил Лагир улыбаясь.

— Я принес вам еду, которую посылает вам герцог с собственного стола, ну, а так как я узнал, что одним из заключенных являетесь вы, господин Лагир, то я прихватил и парочку бутылок старого вина.

— Вы — воплощенная любезность, господин Амори. Но как же нам есть, если у нас связаны руки?

— А вот мы их сейчас развяжем! — и с этими словами паж, достав кинжал, разрезал путы, связывавшие руки Лагиру и Ноэ. — Вы — истинное Провидение!

— Я просто по христианскому учению воздаю добром за зло. Еще недавно вы сыграли со мной злую шутку, но я не злопамятен. — Докажите это и поужинайте с нами! — Охотно!

Амори принялся распаковывать принесенную корзину и достал оттуда кусок дичи, паштеты и много другой снеди, равно как две бутылки старого вина. Увидев всю эту благодать, Ноэ сказал: — Право, я готов выпить за здоровье герцога!

— Ну, и за здоровье хозяйки этого дома тоже! — сказал паж, бросая лукавый взор на Лагира. — Герцогини в данное время нет дома; но, как только она приедет, я не премину сообщить ей о постигшей вас злой судьбе.

Паж и оба узника сытно поужинали, а затем Амори ушел, забыв, к слову сказать, свой кинжал. Однако пленники не обратили на это внимания; стоило ли делать какие-нибудь попытки к бегству, когда было видно по всему, что всякие попытки окажутся бесполезными? Да и чем помог бы один кинжал? К тому же усталость давала себя знать, и вскоре наши узники мирно храпели на своем неудобном ложе.