Добивающий удар (СИ) - Птица Алексей - Страница 43

Щегловитов молчал, задумавшись.

— Скажите, господин министр, что вы хотите от меня услышать, вы ведь уже приняли своё решение?

— Нет, пока только собираюсь, а кроме того, мне нужно подтверждение собственных мыслей. Эти действия мне тоже нелегко принять. Вот именно поэтому, я и интересуюсь вашим мнением, Иван Григорьевич.

— Моё мнение, Польшу надо оставить в покое. Территорию её мы не контролируем, тут всё верно. С этим надо смириться, но вот с остальными, я бы не торопился расставаться.

— А чем вы это аргументируете?

— Финляндия наша, она полностью подконтрольна. О Прибалтике я и вовсе не хочу говорить. Это вотчина Остзейских немцев, что всю жизнь служили государству российскому. Нас не поймут.

— Хорошо, я вас понял. По моим сведеньям, в скором времени в Финляндии вспыхнет восстание, что в нынешнем нашем положении вынудит нас на решение проблемы договорным способом. Что касается Прибалтики, то здесь нужно подходить взвешенно. Литва почти вся уже захвачена немцами и обещать мы тут можем, что угодно. А вот Латвия и Эстония может принести нам несколько десятков тысяч преданных бойцов, которые не развращены большевистской пропагандой. Конечно, жаль эти территории, но в то же время, никто не запретит нам захватить их вновь. Главная наша задача, это сохранить ядро империи и не допустить участия национальных формирований против России на стороне контрреволюции. Разве это вам непонятно?

— Непонятно. Я не верю, что в Финляндии вспыхнет восстание. Финны не тот народ, чтобы митинговать, это совершенно другого склада люди, чем русские.

— Хорошо, если восстание всё же произойдёт, как тогда нам всем быть?

— Подавить восстание и восстановить законность!

— Да, а ради чего?

— Ради сохранение нашей военно-морской базы в Гельсингфорсе и других морских баз.

— Согласен, но дело, видите ли, в том, что у нас нет сейчас сил на удержание восставших, а моряки, это не пехота. Лучше потерять флот, чем страну. И вам ли не знать настроения анархистов-матросов на флоте и их отношение, как к самодержавию, так и ко Временному правительству?

— Но как мы можем потерять флот?

— Всё возможно во время войны, я это не утверждаю, а возможно, что и нет. Всё зависит от самого флота, а не от нас господа. Поэтому ваши доводы, к сожалению, очень слабы.

— То есть вы хотите дать возможность независимости всем прибалтам?

— Скорее да, чем нет, но на приемлемых для нас условиях, пока это ещё возможно.

— Ну, что же, я умываю тогда руки. Свой совет я вам дал, но вы им не воспользовались к величайшему моему сожалению.

— Почему же, я всегда открыт для диалога. Поэтому, в случае чего, можно всё поменять. Но это был первый вопрос, а мне нужно ещё решить второй вопрос. И этот вопрос — император, бывший, конечно. С ним нужно что-то решать. Освободить я его не могу, но и оставить всё, как есть тоже. У кого какие будут мнения?

Все молчали, не зная, что сказать. Все были вроде монархистами, но в то же время не знали, что задумал Керенский. Тот хмыкнул.

— Поразительное единодушие! То есть ни у кого нет никаких на этот счёт мыслей?

— Императору необходимо сохранить жизнь, — отозвался на это генерал Брюн.

— Само собой, господа, само собой. Но его могут использовать в различных целях, на его жизнь слишком много всего завязано. И этот клубок настолько плотно связан, что я не знаю, как его распутать. Рубить нельзя, вы это понимаете, ведь на кону вся история России, и я не вправе её карать. Я предлагаю подумать о возможности регентства. У кого какие есть мысли?

— Вы уже своими словами о покушении, убили, как минимум двоих членов императорского двора, — ответил Щегловитов. — А может быть ещё и больше.

— Не знаю, но не я ведь сделал так, что был возможен сам факт государственного переворота и я ничем не был обязан императору, в отличие от его родственников. А уж если они невольно пострадали от всего этого, то какая в том моя вина? Они, что заслужили, то и получили, предав своего лидера. Так что я не собираюсь никого жалеть, ведь и я не жду к себе жалости. И вы тоже, я думаю.

— Да, это так, — признал Щегловитов.

— Хорошо, что вы все это сознаёте. Я пока не вижу никакого другого выхода, кроме как договора с бывшим императором о взаимовыгодном сотрудничестве. Слово царя к тем, для кого его слова не пустой звук, помогут мне удержать власть и спасти ему жизнь. А вера крестьян в царя, поможет нам удержать их от свободы погромов усадеб и крупных земледельческих хозяйств, что немаловажно для нас сейчас. Я бы сказал, что вопрос продовольствия для нас критичен.

Все промолчали, соглашаясь с этим.

— Тогда Иван Григорьевич, готовьтесь к тяжелому разговору с императором, мы пойдём к нему на встречу вдвоём с вами. И я попрошу вас придумать очень убедительные аргументы, ведь вы прекрасно знаете своего императора, в отличие от меня.

— Но я…

— Так и я такой же, нам нужно спасти страну, как бы она при этом не называлась, хоть империей, хоть республикой. Пора уже остановить хаос. Я знаю, что прольётся много крови, но ничего не могу поделать. Не буду жестоким я с врагами, враги потопят в крови всех нас без исключения. Гнев толпы безумной, поистине ужасен в своём разрушительном действие.

Толпа не думает, толпа не чувствует, она действует. Не стоило давать русскому народу такую волю, он просто не умеет ею пользоваться на своё же благо. Это прекрасно видно по революционерам. Сейчас большинство из них ведут себя, словно хорёк в курятнике: кого душат, кого грызут, а кого травят своим запахом.

Власть на Украине фактически узурпировала Центральная Украинская рада. Они пока лишь заявляют о союзе и тесном сотрудничестве с Временным правительством, но не за горами, тот день, когда Рада с удовольствием предаст нас. Сепаратистские настроения на Украине чрезвычайно сильны и спонсируются, как со стороны немцев, та и со стороны Австро-Венгрии.

Господа, через полгода они будут готовы отделиться от России, особенно, если наша доблестная армия развалится. И это ещё один аргумент, отпустить в свободное плаванье прибалтов и Польшу с Финляндией. Пусть лучше мы потеряем их, чем Украину, она краеугольный камень будущего России и её территория всегда будет объектом размена и раздора между Европой и империей.

— Хорошо, тогда я согласен, — сдался Щегловитов.

— Ну что же, господа, это замечательно, замечательно то, что вы согласились со мною. Тогда у меня всё. И последнее, как господа, обстоит работа по усилению наших сил правопорядка во всех областях?

Каждый из присутствующих доложил о наличии, подготовки и организации подчинённых ему сил, только Щегловитову и Секретёву нечего было на это сказать, один фактически не имел подчинённых, другой только вникал в состояние дел.

— Кстати, совсем забыл, — обратился Керенский к Щегловитову, — у вас же служил некий Маяковский?

— Да, подтвердил Секретёв, он же и явился меня арестовывать.

— Дааа, какой молодец этот поэт и песенник. Так вы не стесняйтесь, найдите его, арестуйте, и сопроводите поэта в Кресты, там у него будет достаточно времени для стихотворчества. Нас ждут господа, поистине шедевральные стихи. Вроде, «в тиши полночной, когда соседи спят, я достаю из широких штанин, отмычку, смотрите, каков молодец!» Если вопросов ко мне нет, то тогда прошу всех по рабочим местам, господа!

Силовики поднялись, Керенский пожал каждому из них руку и проводил до дверей, после чего вернулся обратно. Он ещё долго перебирал в голове прошедшее совещание. Вроде все жесты, взгляды и телодвижения были ему понятны. Обладая достаточно хорошими навыками чтения по жестам и зная основы физиогномики, Керенский отслеживал, как мог, лица своих собеседников, пытаясь понять, кто из них мог предать его. Пока, по его мнению, среди них, таких не было. Но тут уж, либо всегда, либо никогда.

Сейчас ему предстоял непростой разговор с императором, и как бы ему не хотелось начинать этот разговор, всё же придётся. Лучше всего его начать за совместной трапезой, то есть пригласить императора в столовую, а не прийти, как хозяин к нему в комнату. Это слишком сильное давление, надо всё делать мягче и ненавязчивое.