Добивающий удар (СИ) - Птица Алексей - Страница 35

Керенскому, наконец, принесли списки генералов, поддерживающих Февральскую революцию, и тех, кто не поддержал, и тех, кого уже уволили. Интересный список получался к назначенному совещанию. Совещание должно было начаться через сутки, к этому времени как раз приезжал последний командующий с Кавказского фронта. Конференция обещала стать исторической. Ведь на ней Керенский собирался поставить ребром многие вопросы, да и вообще, кардинально развернуть армию в другую сторону.

Глава 14. Княжна Оболенская

"Русская революция покончила с Россией как частью Европы."

П. Савицкий

На следующий день, закончив с неотложными делами, Керенский внезапно ощутил резкий приступ желания увидеться с княгиней Ниной Александровной Оболенской. Но, как бы это сделать, не привлекая к ней лишнего внимания? Подумав, он решил пригласить её к себе в правительство. В Смольный было бы слишком вызывающе и заметно, а вот в Мариинский дворец — в самый раз. Тем более, будет не известно, к кому приехала посетительница. Кто захочет, тот, конечно, догадается, но другого способа Керенский не находил.

Нина Александровна Оболенская была темноволоса и голубоглаза. Керенскому нравился этот довольно редкий тип женской красоты. И иногда, когда его голова требовала отдыха от непрерывной череды важных государственных дел, он думал о ней. Вспоминая нежный овал лица, тонкие руки потомственной аристократки, он жаждал обнять эту девушку и целовать, целовать, целовать.

Нина Оболенская не так часто вспоминала Керенского, как он её, но всё же, её тронуло благородство его души и отношение к женщине. Внешне он ей не нравился, но вот то, что у него сидело внутри: его обаяние, решительность, смелость и какая-то цельность натуры удерживали её интерес к нему. Маменька говорила, что если мужчина красив, то это провоцирует его на желание помыкать женщинами. Поэтому для неё внешность Керенского была гораздо менее значимой, чем его моральный облик.

Сейчас же все только и говорили о нём, а её отец, который приехал с фронта в отпуск, был изрядно удивлён проявлением столь сильной заботы о своей дочери. Внимательно глядя на уже взрослую Нину, он сказал.

— Ниночка, у тебя есть шанс стать весьма важной особой, но ты должна при этом понять, что нужно быть предельно осторожной. Того, что сейчас происходит вокруг, не было никогда, и чем это всё закончится, не знает никто. Ты должна всё взвесить, и если Керенский снова захочет увидеть тебя, ты должна понять, нужно ли это тебе.

Князь перевёл дух и посмотрел на дочь. Нина молчала, опустив глаза долу.

— Рядом с ним быть сейчас просто опасно, но если он тебе нравится, то на перспективу это было бы неплохо. Но умоляю тебя, дочь, не делай глупых поступков.

— Я поняла папа, спасибо!

Князь вздохнул и, подойдя к старшей дочери, поцеловал её в лоб.

— Иди, дочь моя, обдумай мои слова и поступай, как считаешь нужным.

Через неделю отец снова уехал. А ещё через неделю в их квартире раздался долгожданный звонок от Керенского. С одной стороны, Нина и не хотела особо встречаться, с другой же, надеялась на это, желая быть в центре внимания такого известного и влиятельного человека.

— Аллё! Нина?!

— Да, это я, — звонко откликнулась Оболенская.

— Здравствуйте. Я бы хотел увидеть вас, но, к сожалению, у меня всегда очень мало времени и заехать к вам я не смогу. Но очень хочется встретиться. Если у вас есть возможность приехать в Мариинский дворец, то прошу вас с вашей уважаемой матушкой посетить меня ненадолго. Машину я вам вышлю.

— Да, — ни секунды не думая, ответила Нина, всё для себя давно решившая. — Присылайте, я буду ждать.

— Хорошо, — голос Керенского сразу дрогнул от нечаянной радости.

Примерно через час машина прибыла к подъезду дома, где проживала семья князя Оболенского. Мать не захотела ехать с дочерью, но вручила Нине сумочку, в которой находился маленький бельгийский револьвер и напутствовала.

— Нина, с тобой я не поеду, но ты обязательно позвони мне, как приедешь в правительство и когда оттуда будешь выезжать. И каким образом. Я волнуюсь, надеюсь, ты не наделаешь глупостей.

— Да, мама, — и девушка, накинув на плечи лёгкое пальто, выпорхнула из квартиры. У дома её ожидала машина с Мишкой, который сидел молча, набычившись, и было от чего. Керенский послал его за какой-то барышней, да ещё приказал охранять её, как себя. Пришлось вооружиться до зубов. Шашку ему с собой Керенский не разрешил брать, потому как ни к чему.

Но Мишка привык быть с ней всегда, а здесь давил в живот револьвер в кожаной кобуре, да лежал в руках короткий кавалерийский карабин. Неудобно. Мишка вспомнил слова Керенского.

— Поезжай, Мишка, с машиной. Надо барышню одну доставить сюда, в правительство. Заберёшь, привезёшь, приведёшь. Приведёшь к кабинету, мне надо с ней поговорить. Только смотри, чтобы ни один волос с её головы не упал. Ценная барышня.

— Молодая, что ли? — осведомился любопытный Мишка.

— Тебе-то что?

— Просто, а ценная чо ли?

— Ценная, — поморщился Керенский. — Ты давай, не рассуждай. Бери ружжо, машину и езжай по этому адресу. Там спросишь княжну Нину Оболенскую. Заберёшь и сюда привезёшь, понял?

— А то! Конечно, понял. Что я, дурак? Каждому с девицами приятно общаться, что я не понимаю… А вам так и подавно, вы же их только во снах, почитай, и видите или только старух, что здесь по приёмным околачиваются.

— Охренел? — с притворной ласковостью в голосе спросил Керенский и достал револьвер из стола. — Пристрелю, как собаку!

— Да вы шо, Ляксандра Фёдорович, шуткую я так. По привычке сорвалось, каюсь, не подумав казав.

— Пошёл вон! — и револьвер упал обратно в ящик стола. Мишку словно ветром сдуло. Он и сам испугался того, что ляпнул. Расслабился, однако.

В это время из подъезда выпорхнула хорошо одетая девушка, блеснув голубыми глазами, она отрапортовала.

— Я княжна Нина Оболенская.

— Садитесь! — и Мишка поёрзал от смущения на пассажирском кресле. Потом, поняв, привстал и открыл заднюю дверцу открытого автомобиля фирмы Рено. Девушка впорхнула и как птичка уселась на заднем сиденье, от любопытства вертя головой во все стороны.

Мишка же, грозя заработать косоглазие, усиленно пялился на молоденькую барышню, пока они ехали. Потом, сделав для себя определённые выводы, еле слышно пробормотал.

— А губа-то не дура, сразу с княжной встречаться, да ещё и с красивой, и молодой совсем. А всё прибеднялся: работа, да работа. На революции женился. Эх, кругом один обман!

И Мишка пригорюнился, вспоминая женщин, с которыми периодически встречался в борделях за деньги. Никакого, понимаешь, очарования и любови, сплошь это, как его — фи-зи-оло-гия.

Это слово, которое Мишка с трудом мог выговорить, ему сказал адъютант Керенского поручик Аристархов, когда Мишка стал пытать того о женщинах и близких отношениях.

Доехали они быстро и Мишка, уже галантно приоткрыв дверцу, позволил девушке самостоятельно выйти из кабриолета.

— Пойдёмте, сударыня, я доведу вас до Керенского.

Кивнув охране, Мишка повёл барышню в здание. Пройдя холл и поднявшись на третий этаж, они вошли в приёмную. Здесь Мишка сдал девушку на руки адъютанту.

Керенский просматривал очередные бумаги, когда в дверь постучались.

— Да!

— Александр Фёдорович, к вам мадмуазель Оболенская.

— Да, пожалуйста, впустите её.

Поручик Аристархов вышел, а вместо него вошла княжна.

— Рад вас видеть! — Керенский вышел из-за стола и, подойдя к девушке, чрезвычайно галантно, как только мог, поцеловал ей руку.

— Прошу вас располагаться, где вам будет угодно.

— Спасибо! Можно вот здесь?

— Да, пожалуйста.

Керенский подошёл к шкафу и достал оттуда небольшую коробочку конфет, купленных в Елисеевском гастрономе. Там же стояла и бутылка прекрасного белого вина, но достать его он не рискнул. Всё же, он не знал, на что надеяться и чего ожидать. И вообще, принято ли это. Скорее всего, нет, а потому форсировать события и пытаться напоить девушку, всё же, моветон.