Командировка в ад (СИ) - Казаков Дмитрий Львович - Страница 29

Работал я под пологом, растянутым между деревьями в укромном уголке лагеря, и стук капель по ткани звучал очень уютно.

Это центурион с неожиданным позитивом отреагировал на появление у меня станка.Организовал рабочее пространство, и бойцы начали таскать автоматы и все остальное — перебрать систему подачи пуль, усилить крепление, привести в рабочий вид полевые ботинки или маскировочную сеть.

На то, чтобы справиться с этим валом работы, я потратил полдня, заработал кучу опыта, а после обеда занялся своими делами. Сначала я развинтил свой шлем, и еще раз посмотрел, как устроена система командирской связи, а потом забрал шлемы у Макса и Дю-Жхе, заявив, что собираюсь кое-что в них улучшить.

В бою очень важно, чтобы ты мог отдать команду, и мог услышать ответ от бойцов. Голосом и ушами это не всегда возможно — грохот, суета, расстояние, густые заросли, пригорки и овраги, все это мешает.

Всем я рации в шлемы не вставлю, но хотя бы тем, кому доверяю.

— Давай, иди к папочке… — все нужные детали у меня были, сложности создавало то, что «внутри» шлем бойца пространства куда меньше, чем даже в шлеме десятника; хотя мне не нужно вставить туда все, чем оснастили меня, только наушники и микрофон, и подключить это все к антенне.

Капризный провод наконец встал на место, и я вытер пот со лба.

Аккуратно соединил две половинки шлема, подкрутил нужные винтики, и можно проверять.

— Прием, — сказал я, поднеся к лицу собственный шлем, из которого донеслось «Прием».

Работает!

Я поменял шлемы местами, и снова услышал себя — прекрасно, сейчас Макс уловит мои команды в любой обстановке, и сможет доложить, даже если вокруг будут грохотать взрывы или мы окажемся друг от друга в сотне-другой метров. Отлично, теперь небольшой перерыв, и можно заняться шлемом Дю-Жхе, и поскольку я теперь знаю, как, то будет проще.

У меня была заначена упаковка трофейных брианских консервов — вчера нам раздали по одной.

Я взял в руку тяжелую банку-шайбу вроде нашей из-под кильки в томатном соусе, только в два раза больше, и деревянную. После тычка иголкой в маленькое отверстие крышка с шипением отскочила, вылетела струйка ароматного пара — банан, изюм, скорлупа грецких орехов.

Понятно, что ничего похожего я внутри не нашел, это были мои, земные ассоциации. Глазам моим предстали глянцевые черные шарики, почти шоколадные конфеты, в которых прячутся целые вишни и коньяк.

Но на вкус это напоминало нежныйпаштет — в первый момент, а когда ты слизывал первый слой, открывался второй, насыщенно-горький, но приятный. Не знаю, что это было такое, но этот продукт снимал жажду мгновенно, даже самую сильную. А в сердцевине таилась вяжущая кислота — не как у хурмы, а куда болееласковая, и в то же время агрессивная, не знаю, как объяснить.

Бриан в жратве толк знали.

Я жевал шарики один за другим, наслаждался их вкусом, прихлебывал воду из фляжки, смотрел на капли дождя, и ни о чем не думал — редкий момент покоя, когда еще выпадет такой посреди этой военной суматохи.

— Отдыхаешь, Егор? — трибун Геррат появился из-за дерева, в черном дождевике похожий на копию Дарта Вейдера, только без шлема, и очередная аборигенская «конфета» застряла у меня в горле.

Нет, я помнил, как мы поговорили в прошлый раз, но не забывал и о позапрошлой встрече, о пытках в карцере, и о том, что передо мной контрразведчик, офицер Службы надзора, ведущий свою игру.

— Так точно, — ответил я. — Хотите?

— Спасибо, нет, — он нырнул под полог, и встряхнулся, точно вылезший из лужи пес. — Хочу задать тебе несколько вопросов.

Кто бы сомневался.

— Слушаю, — угрюмо сказал я.

— Расскажи мне, что произошло тогда между тобой и принцем Табгуном, — спросил Геррат, и глаза его сверкнули, точно у мангуста при виде змеи. — Ты не мог этого забыть. Так?

Нет, я не забыл — боль, ощущение чужой, подавляющей воли, ковер под щекой. Только вот не хотел об этом рассказывать — начну болтать, а Табгун возьмет и выполнит свое обещание, уничтожит меня?

Он велел мне молчать.

— Я не могу, — я отвел взгляд. — Дело такое, но…

— Он тебе угрожал, — Геррат, как обычно, знал многое или догадывался о многом. — Только принц далеко, а я близко… В данных конкретных обстоятельствах для тебя куда разумнее бояться меня, а не его, поверь.

«Да провалитесь вы оба пропадом! — подумал я. — Ради бога, чего вы ко мне пристали? Я хочу только по-быстрому и по-тихому заработать денег, и свалить отсюда, чтобы забыть о вас, как о страшном сне».

— Молчииишь… — протянул трибун. — Понимаю. Я с самого начала думал, что ты работаешь на принца Табгуна, что ты одна из пешек в той партии, которую он разыгрывает. Потом я заколебался. И вот теперь я снова конкретно верю в это, в то, что ты его подручный.

— Но зачем я ему нужен? Обычный десятник?

— Этого я пока сказать тебе не могу, — Геррат огладил мерзкие усики, вздохнул. — Понимаешь, есть основания думать, что Табгун планирует захват трона, а поскольку он не является законным наследником, даже вторым, третьим, то это государственная измена. Поэтому мой долг — противостоять ему.

Я заморгал — так что, эти двое не вместе, не на одной стороне?

— И я пойду на все, даже на пытки, снова, — продолжил трибун. — Я не хочу хаоса. Переворот неминуемо приведет к глобальному кризису, Гегемонию охватит новый Мятеж пятнадцати планет, только их будет уже тридцать.

«А мне-то что до вашей Гегемонии?» — подумал я, и сказал:

— Не о чем говорить. Он спрашивал, я отвечал — про то, что за порталом.

Только прищуренные глаза Геррата выдали, насколько он раздосадован.

— Ладно, — сказал он. — Если передумаешь, то найди меня… Помни, что Табгун — враг. Гегемона, да будет он здоров тысячу лет. Враг всех, кто верен трону, всех, кому нужен мир. Даже твой враг, хотя он может прикидываться другом.

И развернувшись, трибун зашагал прочь, исчез среди деревьев.

Глава 13

Дождь затянулся почти на сутки, и это было не очень здорово, но зато эти сутки мы просидели в лагере, отсыпаясь и отъедаясь. Макс спел все песни Верки Сердючки и надоел даже тем, кто раньше слушал его, развесив уши, Ррагат обыграл вбиралу всех так, что если бы на кон ставили деньги, то мы бы оказались по уши в долгах.

Даже я не утерпел, влез, и в результате пришлось, как проигравшему, кукарекать в углу палатки, да еще и встав на четвереньки.

— Вот такой у нас десятник, х-ха! — сообщил Макс под дружный смех бойцов. — Орел! Покажем всем!

Тройняшнки-веша хихикали, Везиг испуганно посмеивался, гоготал во всю глотку американец, даже невозмутимый Дю-Жхе улыбался, и только Етайхо посреди общего веселья оставалась серьезной.

— Да ну вас, — я махнул рукой. — Пойду, подышу воздухом.

Видеть гирванку было неприятно, я знал, что от нее мне так или иначе придется избавиться… Кстати, самое время посетить центуриона, чтобы узнать, что там с моей просьбой о ее переводе…

Я вышел из палатки под дождь, теплые редкие капли тут же пощекотали лоб, намочили шевелюру, под ногами зашелестела сырая трава. Так, до отца-командира недалеко, но сначала надо проверить, как там мой станок — не порвался ли полог, не поселились ли в технике какие-то местные твари.

Все оказалось в порядке, и я повернулся, собираясь уходить, когда увидел того, кого меньше всего ждал увидеть: сержант-техник Диррг стоял, прислонившись к дереву, и вымученно улыбался.

— Ха, привет, — сказал я. — Какими судьбами?

— И тебе привет, — тяжело пробасил Диррг, отлепляясь от ствола и шагая ко мне.

Когда подошел вплотную, я заметил то, что на расстоянии сумерки от меня скрыли: темные круги под глазами, покрытые коростой губы, глубокие, словно застывшие морщины на лбу. Сержанта настиг очередной приступ неизлечимой болезни, собиравшейся в конечном итоге свети его в могилу.

— Как дела, не спрашиваю, — заметил я, когда мы обменялись рукопожатиями.

— Что, так заметно? — Диррг поморщился, замер, уставившись прямо перед собой, и белесая шавванская кожа его стала почти прозрачной. — Сейчас отпустит… Сейчас, сейчас… клянусь задницей Гегемона.