Люди и нелюди - Дивов Олег - Страница 8

– Угу, – отозвался Валюшок.

– При тебе?

Валюшок откинул полу куртки, показав пластиковый ложемент с «игольником». Висел пистолет удобно, хотя Гусев его немного передвинул бы. Но у Валюшка и руки длиннее.

– Комбидрес надел?

Валюшок ударил себя кулаком в грудь, из-под водолазки раздался глухой стук. Парень явно избегал открывать рот, не желая нарваться на следующую подначку.

– Не жмет? Удобно?

– Привыкаю…

Гусев понимающе кивнул. Валюшок должен был пройти месячный курс тренировок со штатной амуницией. Но, конечно, легкий бронекомплект, на жаргоне АСБ – «комбидрес», еще не стал его второй кожей. Настоящий-то выбраковщик даже в булочную не пойдет без брони. Московская улица это вам не пейнтбольный зал. Мало ли когда и где честным людям может понадобиться вооруженная защита…

– И как он стреляет? – повернулся Гусев к шефу.

– Я же сказал – ганфайтер, – объяснил шеф, еще немного сдвигаясь к двери. «Подыгрывает ему, – догадался Гусев. – Дает сигнал, что пахнет жареным. Понял уже, что парень мне нравится, и хочет теперь подбросить ему лишний шанс произвести впечатление».

– Хм-м… Эй, Валюшок! Кто такой ганфайтер, знаешь?

– Стрелок, – очень емко, дальше некуда, ответил Валюшок, который принял сигнал шефа близко к сердцу и теперь щетинился невидимыми иглами, как готовый к драке еж. Хотя класть руку на оружие или даже упирать ее в бок не спешил, что Гусев также записал ему в плюс.

«Десять шагов – отличная дистанция. Обычно именно на десяти шагах противник вычисляет нас. Ну посмотрим, насколько хорош стрелок Валюшок. Ты, парень, сейчас ждешь развлечения и намерен получить от него свой кайф – это заметно. Но и насчет добродушия я не ошибся: как-то в тебе одно с другим уживается. Что ж, хорошо. Развлечение я тебе обеспечу. Запомнишь на всю жизнь. Правда, ты еще не понял, как это окажется больно и унизительно. А мог бы догадаться, ведь у тебя в стволе та же иголка, что у меня. Вот поэтому никакой ты еще не ганфайтер – так, просто «ган», один из множества парней, что любят баловаться с оружием. Ну-с, приступим к обучению».

– Молодец, – похвалил Гусев. – В терминах разбираешься. Значит, так, стрелок. Я тебе сейчас прочитаю короткую нотацию. Что такое нотация, ты не в курсе. Докладываю: нотация – это речь назидательного характера, никак не подкрепленная доказательно. Нотацию обычно читает старший младшему или, как в нашем случае, ведущий – ведомому. «Ты должен», – говорит старший. И не объясняет, почему ты должен. Поэтому от нотаций обычно никакого толку. Но их почему-то все читают младшим и ведомым. Понял?

Валюшок слегка улыбнулся: мол, чего тут понимать-то? И так все ясно.

– Если мы сработаемся, – продолжал Гусев, – ты услышишь от меня кучу нотаций. Я буду делиться с тобой опытом, но без практических занятий. Ну… Во всяком случае, мы не будем специально нарываться. Извини, мне не хочется проходить по второму разу то, что я уже изучил на своей бедной шкуре. Но если вдруг настанет случай, когда моя нотация придется к месту… Ага. Вижу, что понял. Умница. Правильно, у тебя не будет времени что-то вспоминать. Тебе придется мгновенно действовать. Поэтому все мои нотации, будь любезен, проигрывай внутри себя. Представляй, как это было. Так, словно и ты участвовал. От того, насколько ты осознаешь смысл каждой моей нотации, будет зависеть твое выживание на маршруте. И если я скажу: «Так нельзя, здесь не стой, туда не суйся», твоя задача – не вякать, а делать, что сказано. Да?

Валюшок кивнул.

– Отлично. Тогда слушай нотацию твоего ведущего Пэ Гусева номер раз. Хороший выбраковщик – это живой выбраковщик. А лучший выбраковщик – это долгожитель. Чтобы стать долгожителем, ты обязан всех и вся опасаться. Не бояться, но опасаться. Ждать, что первый встречный захочет причинить тебе вред. И заранее ненавидеть его за это. Страх за свою жизнь и ненависть к окружающему миру – вот движущая сила выбраковщика. Каждый вор, убийца, вымогатель, насильник на московских улицах – это, конечно, враг народа. Но в первую очередь он твой личный враг. Он угрожает именно твоей жизни. Хочет растоптать именно твои ценности. Он хочет сделать тебе больно. Знаешь, как больно он может тебе сделать? А вот как…

После такой затянувшейся прелюдии Валюшок уже просто обязан был прыгнуть и упасть за парту. И он прыгнул, одновременно вырывая из кобуры пистолет. Но Гусев его переиграл. На протяжении всей «нотации» он размеренно жестикулировал левой рукой с зажатой в ней сигаретой. И Валюшок попался. Нет, конечно, не на простейший гипноз, а на сам факт гипнотического воздействия. Он начал размышлять, как именно его пытаются сбить с толку. Напрасно. Этого противник и хотел.

Рассевшийся на столе выбраковщик был в невыгодной позиции, но пока Валюшок прыгал и выбрасывал перед собой руку с пистолетом, Гусев от бедра дал короткую очередь по ногам. Валюшок грохнулся об пол с таким звуком, будто задался целью проломиться на этаж ниже. После этого монументального обрушения негромкий стук выпавшего из руки оружия прозвучал чуть ли не музыкально.

– Надеюсь, башку не расшиб, – заметил шеф. – А видал, как он…?

– Подыгрывать не надо было, – сварливо ответил Гусев, засовывая игольник на место.

– Это кто подыгрывал? – возмутился шеф. – Ты сам и подыгрывал! Да он заждался уже, когда ты наконец соизволишь изобразить Клинта Иствуда!

– Заждался и перегорел, – заметил Гусев, слезая с парты и доставая чехол с аптечкой.

– Слушай, Пэ, – задумался шеф. – Ты на работе тоже клиентуре лекции закатываешь?

– Интересное кино! А что такое «птичка», по-вашему? Ее же читать секунд тридцать! Одно спасение – игольник уже у клиента в ухе. Как правило…

Они пересекли класс и остановились над лежащим в углу бездыханным телом. Голову Валюшок не расшиб, но вид у парня оказался неважнецкий. Парализатор не мешал ему дышать, и глаза жертвы тоже слегка шевелились. Боли в этих глазах оказалось столько, что шеф поспешил отойти подальше.

Гусев присел на корточки, отыскал на бедре у Валюшка желтое пятнышко хвостовика-стабилизатора, осторожно потянул за него и вытащил иглу.

– Одна из трех, – сказал он. – Надо было ниже брать. Парта дурацкая помешала. Ничего, Леша, потерпи. Так надо.

Валюшок страдальчески всхлипнул. За месяц тренировок ему рассказали про выбраковку все, что можно. Но фирменный гусевский приемчик «дать попробовать иголку» в стандартный набор не входил. Более того, никто о нем не знал, кроме шефа и ведомых Гусева. Случись кому проболтаться, Агентство устроило бы своему эксцентричному ветерану настоящий остракизм. Скорее всего, другие ведущие и командиры групп сочли бы Гусева законченным подонком. Не говоря уже о том, что никакой педагогикой здесь и не пахло, а вот психопатия цвела махровым цветом. Учить ведомого жизни, стреляя в него, – значит навсегда поселить в душе человека ту самую боязнь пополам с ненавистью, о которой Гусев сейчас распинался. Только эта сильная эмоция была бы направлена не против окружающего мира, а против самого ведущего.

Но Гусев считал иначе.

– Вот теперь, – сказал он, доставая шприц с антидотом, – ты знаешь, коллега, что тебе предстоит делать с людьми. Со всяким отребьем, с нравственными уродами, с врагами общества и лично твоими врагами. Но все-таки с людьми, способными кое-что чувствовать. Ты будешь направо и налево раздавать боль. Жуткую боль. Невыносимую.

Он ввел парализованному лекарство и улыбнулся.

– Скоро отпустит, – пообещал он. – И если ты к этому моменту не передумаешь, то милости просим в Агентство Социальной Безопасности. Знаешь, как меня на днях один милиционер обозвал? «Вождь палачей», вот как. А я, дурак, все думал, что последний из могикан.

Глава пятая

Патруль им достался «урожайный», вечерний – с шестнадцати до полуночи, это Гусев нарочно попросил. Валюшок явился на инструктаж в положенное время, был тих, скромен и по сторонам лишний раз не оглядывался. Хотя посмотреть было на что: по центру города «заступали» группа Мышкина и еще четыре тройки, одна другой колоритнее. И все сидящие в классе, разумеется, нет-нет да бросали взгляд на новичка. Без комментариев вслух, но с откровенной тоской. Внешность и манеры новоиспеченного выбраковщика могли убедить ветеранов только в одном: АСБ вырождается. Сегодня в классе собрались матерые волки, шерифы без страха и упрека, привыкшие к тому, что они – Закон и даже больше. Люди, твердо уверенные, что мир до сих пор не рухнул лишь благодаря им, их желанию служить обществу до последнего вздоха.