Я Распутинъ. Книга вторая (СИ) - Вязовский Алексей - Страница 32

– Добрый день.

В «патио» вошел высокий, прилизанный хлыщ в модном костюме и с моноклем в глазу.

– Джеймс Арманд Эдмонд Ротшильд.

Банкир церемонно представился, первым подал руку. Я сильно, до боли в ладони пожал ее.

Ротшильд выхватил руку, вымученно улыбнулся.

– Добро пожаловать, господин Распутин. Мне сказали, что вы владеете английским?

– Весьма поверхностно.

– Я могу говорить на французском, итальянском, немецком. Увы, по-русски не понимаю.

Мы уселись в кресла, Ротшильд закурил длинную сигару. Раскуривать ее помогало сразу двое слуг – один обрезал, другой поджигал.

Вышколенные, прямо роботы. Стоило Джеймсу задымить – мигом испарились.

– У вас были хорошие учителя – покивал я, оглядываясь.

Нет, нас никто не слушал – плющ не сказать, чтобы сильно обвил беседку. Удачное место.

– У вас их не было совсем? – поинтересовался Ротшильд.

– А что написано в вашем досье на меня? – вопросом на вопрос ответил я. В этот «бадминтон» с перекидыванием «волана» я готов был играть долго. Совсем не английский «смол толк». Про погоду тут не будет.

Джеймс рассмеялся, выпустил кольцо дыма.

– Мне говорили, что вы настоящий самородок. Чистое золото. 999-й пробы.

– Кто же говорил?

– Барон Фредерикс.

– Министр царского двора??

– Он.

Легкость с которой Ротшильд сдал своего информатора поражала. Мы для них все, включая «черчиллей» тут пешки. Да… разговор явно не будет легким.

Глава 13

– Зачем вот это?

Я кинул на стол беседки Таймс с открытой статьей про меня.

Ротшильд выпустил еще одно кольцо дыма. Хорошо, что не в лицо. Или он так издевается?

– Вы фокусируетесь на мелочах. Я же предлагаю говорить о глобальном.

Ну хорошо, поговорим о глобальном.

– Это правда, что своим состоянием Ротшильды обязаны афере вашего дедушке с английскими и французскими облигациями? Ну та история с Ватерлоо? Когда барон Ротшильд перехватил сообщения оптического телеграфа о проигрыше Наполеона, сначала играл на понижение, потом на повышении и выпотрошил всех французских и английских биржевиков?

Мне удалось удивить Джеймса. Тот резко затушил сигару, кинул монокль на стол:

– Откуда вы знаете эту историю?

– Может у меня тоже есть свой Фредерикс в вашем окружении?

Я усмехнулся, достал платок, демонстративно высморкался. Слуги быстро сервировали стол, а Джеймс тем временем с интересом меня разглядывал.

– Сто лет прошло. Это старая история…

– Которую можно рассказать по-новому – я кинул платок с соплями поверх монокля Ротшильда. Ну как? Съел?

– В вас есть какая-то загадка… – Джеймс покивал сам себе.

– Вы не первый, кто мне это говорит.

– Давайте о деле. Не в наших интересах усиливать Россию – говорю откровенно. Ваша политика антисемитизма… Она порочна. Черта оседлости, это грязная история с Поляковым…

– Давайте договариваться – я тяжело вздохнул – Полякова больше спасать не будем. Утонет – утонет. Выплывет – мешать не будем. А черту отменим. Не в следующем году, так через год… Обещаю. Но в обмен, – я задумался, что тут можно выторговать. – Кроме химического завода, мне нужна фабрика по производству телефонных и телеграфных аппаратов. А также радиостанций. Желательно от Сименс или Telefunken.

Пошла торговля. Тяжелая. Ротшильды во всех этих предприятиях имели долю, входили в совет директоров. Но делиться технологиями вот так просто за здорово живешь – не хотели. Пришлось в ответ рассказать про Баку и нефтяную колонну, пообещал пустить в свой нефтяной бизнес. Ну и еще минус полтора миллиона золотых рублей на покупку предприятий. Мысленно схватился за голову. Почти все, что «нажито непосильным трудом… куртка кожаная три штуки…».

– Рокфеллеры и Нобели будут в ярости, – Джеймс подвел итог нашей беседы, – Лезем на их территории…

– Повоюем. Но потом договоримся.

Мы довольно тепло попрощались, я отправился обратно в отель, собирать вещи.

И писать третье письмо. Баку ведь станет ареной битвы гигантов, а они сейчас ничем не брезгуют, запросто будут гореть вышки, скважины, совершаться диверсии… Нужен запасной вариант – Поволжье!

Вот я и написал Манташеву, что общался с Ротшильдами и те землю носом роют, уверены, что под Бугульмой нефть есть. И что не вредно бы и нам пощупать те края, и что я настолько уверен, что готов экспедицию профинансировать, так что, дорогой друг Александр Иванович, пиши Вернадскому, готовь людей, на следующий год отправим. Если меня не пристрелят раньше, разумеется.

Наутро спокойно доехал в Дувр, где меня встретил на своем авто Кристиан, чуть не подпрыгивая от возбуждения, что в исполнении англичанина смотрелось странно. Но его понять можно: сегодня старт обратного перелета. Фергюссон молодец, истинный гений пиара – собрал всех своих друзей, авиатусовку, журналистов… Вот будет номер, если этажерка грохнется на взлете, сраму не оберешься. Но Вуазен уверил меня, что все в порядке, что последний большой осмотр провели вчера, а с того момента аэроплан стоял запертый в сарае поместья, где его караулили сам Габриэль и двое слуг хозяина, как я и требовал – а то знаю я местных уродцев, с них станется гадость сделать, тросик надрезать или в бензобак сахарка сыпануть.

Кристиан, пока аппарат тягали на взлетную лужайку, а мы шли следом, предложил быть моим представителем в Англии. Задумался тут – нужно ли? Бизнес неплохой, процент с фоток перелета копеечку принесет, но дальше-то что? Ну игры…

– Кристиан, милай, я же в английские устои не вписываюсь.

– Ничего, Грегори, джентльмен должен быть эксцентричен.

Ну что же… «Таймс» приложила, пусть кто-то и на моей стороне играет. Помог ведь Фергюсон, крепко помог, а что себя не забыл – а как иначе? Хочешь, чтобы дело сделалось – дай людям заработать.

– А вот тебе на прощание еще идейка – запатентуй и продавай «шлем Распутина» и «плащ Распутина», пока я в моде.

Судя по загоревшимся глазам, этот своего не упустит, хваткий парень. Блин, да он даже оркестр пригласил! И спич выдал на загляденье: высоты прогресса, стремление человека в небо, дерзновенная мечта, вот это вот все. Ну, теперь облажаться никак нельзя. Двинул и я речь перед стартом, упирая на божий промысел, на благодать и на то, что человеку, крепкому в боге, ничего не страшно. Колумбы росские, презрев угрюмый рок, в общем.

Вуазен выкатил аппарат, пыхнул магний, фото у аэроплана, фото с ближайшими друзьями, сэр Фергюсон обнимает русского авиатора, мистер Распутин в окружении английских воздухоплавателей и тому подобное. Ели отбился, еще раз осмотрел полотняное чудо, сел и помахал ручкой. «От винта!».

Кричали женщины ура и в воздух чепчики бросали, а я потихоньку взлетел. На этот раз я уже был ученый и после прохода линии береговых скал ручку держал крепко, не давая ветру валять самолетик. Выровнял, поставил на курс и глянул вниз.

А там, у самого берега – туча лодок, в них зеваки шляпами машут. Круто.

Так и пошло, хоть на этот раз мы «спасателей» по маршруту расставили куда реже, но все равно поддержку снизу я ощущал – каждый пароход считал своим долгом гуднуть, пустить струю пара, когда я пролетал над ним или рядом. По первости я чуть не обосрался, еще бы, летишь себе и тут снизу рев! Но потом махал рукой в ответ, а с мостиков мне даже флажками сигналили.

Долетел почти без приключений, только опять у берега движок стал плохо тянуть. Вуазен говорил что-то о прокладках и что он заменил их на новые, но, видимо, тонкое место и осталось тонким. Но ничего, долетел, только в бореньях с ветром и движком сел на полкилометра в сторону от маяка Гри-Не, где меня ожидали наши и толпа зевак. Я еще сверху увидел, как вся эта кодла рванула в мою сторону, а когда сел, привычно сломал колесо и вылез, то получил в награду восхитительное зрелище – ко мне неслась куча народу, кто роняя канотье, кто подобрав юбки. Вот она, истинная популярность, радуйся, Гриша.