Жизнь - штука сложная (СИ) - Волк Татьяна - Страница 7

…

В воскресенье мать с утра начала «пилить» Витьку.

— Выбрала же себе мужа. Был бы нормальный — приехал и помог. С огорода бы вам что-нибудь передала. А так вы что увезёте? Не девчонке же сумки тяжёлые тащить.

Косится на Лесю, раскинувшуюся на диване. Та переписывается с кем-то по телефону с кислой мордашкой.

— А вот выбрала бы Славика. Он сейчас в городе каким-то начальником работает. Ездит важный такой. На машине…

Я слабо улыбнулась, потому что когда я с этим Славиком встречалась, матери он тоже не нравился и она его разгильдяем считала.

А теперь пакует в сумку кульки с картошкой и помидорами и никак не может смириться с этой потерей.

— Сейчас-то поздно. Он женился на какой-то девахе с ребёнком. А ты у меня чем хуже? Тоже была бы обеспеченной. А не пахала бы всю жизнь на этого паразита…

Молча вздыхаю и пробую поднять сумку.

Опять вдвоём с Лесей надрываться придётся. А отказаться неудобно. Мать обидится.

Она всё ворчит, пока я не выдерживаю. Чувствую себя последней сволочью. Обнимаю её крепко и говорю:

— Мам, ты во всём права. Я тебя так люблю. И ты прости меня.

Хочется сказать: «Прости за всё, что я вытворяла в своей жизни, заставляя тебя нервничать и переживать за меня». Но она и без того теряется от моего порыва.

— Нин, у тебя точно всё хорошо?

Даже осекается от своих причитаний.

— Может у вас с Витькой какие-то проблемы? У Леси? Или у тебя со здоровьем? Я же чувствую. Ты приехала, на тебе лица не было…

Я отмахиваюсь. К глазам слёзы подступили.

— Нет. Не переживай. Всё хорошо.

Просто что-то. Только с возрастом же понимаешь, как родители важны.

Вот и на меня что-то накатило. Становлюсь сентиментальной.

— Если что, ты только скажи, — с недоверием хмурит брови мать. — Я помогу чем смогу. Родственники опять же. Справимся как-нибудь!

Тяну улыбку, чтобы её успокоить.

— Да не с чем справляться, мам. Всё это так. Пустяки.

По крайней мере я на это надеюсь.

Мама после этого разговора всё-таки проводила нас на станцию. Олег помогал нести сумку и стоял возле нас пока мы ждали пригородную электричку.

Моя «старушка», как она сама себя называет, суетилась возле меня и Леськи и пыталась вручить моей дочке свою кофту. Та естественно отказывалась, и увернувшись последний раз увидела движущиеся огни вдалеке.

— Едет, ба!

После чего мама прижала мою егозу к себе, а потом и меня. Крепче обычного.

Выражать свои чувства к друг другу мы разучились давно. В детстве я, помню, тянулась к ней. А потом подросла и перестала, когда она прекратила мазать мне ушибленные коленки йодом и начала третировать меня, указывая какой я должна быть и что делать. С кем встречаться. С кем дружить. Как учиться. На кого учиться.

Я сейчас понимаю, что она действовала только из лучших побуждений. И хотела для меня самого лучшего. В её понимании лучшего. Просто для меня это выглядело так словно она покушается на мою свободу.

Я загородилась от неё стеной, таким образом защищая свой выбор.

А она, как и я хотела быть причастной. Указать где лучше. Своеобразно пыталась «подстелить соломку» мне под ноги перед моим падением.

Только я не понимала этого. Не хотела понимать.

И делала глупости ей назло.

А сейчас осознаю, как была неправа.

— Позвонишь, когда доберётесь, — просит мама, прежде чем я заскакиваю на подножку электрички.

— Обязательно!

Забираю тяжёлые сумки у Олега, а мать смотрит на меня с тревогой.

Хотя сегодня впервые за много лет между нами наметилось хоть какое-то потепление.

И именно этим я и разволновала её больше, чем того хотела. Заставив её утереть платком скупую слезу на перроне.

Глава 8. «Удачный» момент.

На станции в городе как всегда была толкучка. Мы с мелкой продирались через турникет на перроне.

Потом тащились через весь город с нагруженными Леськиной бабкой баулами.

Она мне бухтела про зря потраченное время, ведь все продукты и на полках магазинов есть. Я ей про то, что надо учиться.

— Лесь, тебе английский надо подтянуть, — в очередной раз напомнила про пробелы в знаниях своего ребёнка, когда мы уже подходим к дому. Дочка куксится из-за того, что я тыкаю носом в то о чём ей думать не нравится. Но я всё ещё размышляю о её образовании. Скоро школу закончит и поступать надо.

Хочу сказать, чтобы не дула губы по этому поводу и чуть не врезаюсь лицом в металлическую дверь нашего подъезда, которую перед нами открывают.

По странному совпадению мне на встречу выходит беременная соседка с мужем. Судя по размеру её живота, она была месяце на шестом.

Её супруг так трогательно держал её за руку, а у меня с лица сошли все краски.

Я вспомнила то, о чём по своей природной рассеянности успела забыть.

И прослушала вопрос дочери, пока их мимо себя пропускала.

— Мам?

Она приподнимает бровки домиком.

— Ко мне Серёжка подъехать обещал. Я выйду во двор на пару часиков?

Ну вот о чём я и говорю. Я ей про учёбу, она мне про мальчишку своего.

— Я подумаю. Дай до квартиры дойти.

В то время, как я раздумываю что двор, наверное, лучше, чем у нас дома. Ведь наверняка запрутся в её комнате, а я буду против. Опять поругаемся.

К нам присоединяется Володька с какой-то девушкой. Ей двадцать три, двадцать пять. Смазливая. Светленькая. Худая. И едва до плеча ему достаёт.

Здороваемся с ним, хотя мне кажется из-за моей излишней откровенности в прошлый раз он должен был бежать от меня сверкая пятками. Но нет.

Стоим вчетвером на первом этаже и ждём пока спустится лифт, который только недавно опять починили.

— Вов, а ты знаешь, что во время войны Ленинград был под блокадой? Я только вчера посмотрела фильм об этом, — будто сделала то ещё открытие говорит нашему соседу его девушка. Даже глаза округлила.

Леся уже жуёт жвачку, заткнув уши наушниками, а я смотрю поверх головы Володькиной девочки на него самого. Парень тоже встречается со мной глазами. В моих полных иронии так и читается вопрос: «Серьёзно?!»

Он пожимает плечом и улыбается.

Лифт наконец доехал, и мы заходим внутрь.

Мой ребёнок стоит отрешённо в углу, кивая головой в такт музыке. Девушка Володи рядом с ней уже достала из прямоугольной сумки на плече свой телефон. Что-то набирает.

А мы вдвоём тянемся к кнопке нужного нам этажа.

Его пальцы случайно задевают мои, и мы снова пересекаемся взглядами.

Я убираю руку. И вновь слышу голос светловолосой девушки:

— А ты знаешь, что Ленинград — это Санкт-Петербург?

Парень опять пожимает плечами.

— Слышал где-то.

На его лице ни тени насмешки или хоть какой-то эмоции.

А я вздыхаю и радуюсь тому, что лифт останавливается на нашем этаже.

Выходим все вместе и, когда я уже подхожу к двери нашей с Леськой квартиры, сосед окликает меня.

— Хорошего вечера, Нин!

Я смотрю на его «девочку», опять уткнувшуюся в телефон. На него самого с его этими белыми зубами и ямочками на щеках.

— Тебе тоже удачного… просвещения, — выпаливаю прежде чем отвернуться и погрузить руку в сумку в поисках связки ключей.

Мужчинам нравятся красивые девушки. И плевать, есть ли что-то у них в голове. Хотя я со своей работой уже мало чему должна удивляться после того как к нам один стажер пришёл.

Дарт Вейдер блин. И это не шутка. Просто имя и фамилия. Парень сам себе в шестнадцать лет поменял.

Казалось бы, на этом всё самое удивительное в моей жизни должно было закончиться. Так нет же.

Теперь дочка упорно подталкивает меня к состоянию «женщина ву стрессе».

Я пока мы поднимались на наш этаж, всё думала, какой момент будет удачным, чтобы наконец волнующий меня вопрос ей задать.

Когда дверь за соседом закрылась, поняла, что в данном случае никакой удачным не будет. Просто надо спрашивать и всё!

Мы едва переступили порог нашей прихожей и мой ребёнок, отвлекшись от своей музыки, куртку с себя стягивать начал, как я протараторила: