Тайны Парижа. Том 1 - дю Террайль Понсон - Страница 23

Десять минут казались вечностью, в течение которой шпаги скрещивались, дыхание сдерживалось и оба противника, то нападая, то отступая, топтали ногами песок.

Вдруг генерал вскрикнул, и при этом крике Гонтран выронил шпагу. Он увидел де Рювиньи, еще стоящего, но неподвижного, побледневшего и схватившегося левою рукою за грудь, в то время, когда шевалье подбежал к нему и поддержал его.

— Мне холодно, — пробормотал генерал и упал на руки шевалье.

Шпага Гонтрана ранила барона де Рювиньи насмерть. Заметив это, полковник подошел к генералу; лицо его было грустно, глаза полны сочувствия; умирающий генерал еще мог это заметить.

— Шевалье, — прошептал де Рювиньи, обращаясь к д'Асти. — Поезжайте в Монгори… постарайтесь увидеть Флара, моего кузена.

— Хорошо, — кивнул головою шевалье, стараясь выразить свою грусть.

— Скажите ему… Рювиньи умер… у Монгори нет детей… неужели род Фларов должен угаснуть?

Из горла генерала хлынула кровь; он сделал знак рукою, как бы прощаясь, и закрыл глаза в последней смертельной агонии.

Генерал умер. Полковник и шевалье переглянулись.

— Хорошо, шевалье, — сказал полковник, — вы такой человек, на которого можно положиться.

— Я это знаю, — проговорил шевалье с циничной скромностью.

— Что же касается последней просьбы генерала, то я не вижу препятствий к исполнению ее, но не забудьте, однако, что его убил не Гонтран де Ласи.

— А кто же в таком случае?

— Неизвестный офицер, капитан Ламбер… Вы поняли меня?..

— Да, — коротко ответил д'Асти. Полковник отвернулся и взглянул на Гонтрана. Гонтран все еще стоял на том самом месте, куда до его ушей долетел предсмертный крик генерала, и в оцепенении смотрел на шпагу, отброшенную им. Он походил на убийцу, который, мучимый угрызениями совести за свое преступление, бросает кинжал, отворачивается от умирающей жертвы и уже не имеет ни сил, ни желаний бежать.

— Сердце, как у зайца! — сказал полковник, пожимая плечами.

XVIII

Прошло две недели после смерти барона Флара де Рювиньи, дивизионного генерала, убитого на дуэли маркизом Гонтраном де Ласи.

Гонтран вернулся в Париж и снова поселился с Леоной в той самой маленькой квартирке, на улице Порт-Магон, где он был так счастлив в то время, когда верил в нее. Непостижимы странности и тайники человеческого сердца!

Гонтран покрыл себя позором, лишился свободы, убил лучшего друга своего отца, чтобы приобрести сердце этой женщины… Теперь же, когда он видел ее у своих ног, с распростертыми объятиями, смотрящую на него с мольбою, ловящую каждый его взгляд и улыбку, он с ужасом и отвращением отворачивался от нее.

Гонтран де Ласи, снова поселив Леону на улице Порт-Магон, хотел этим излечиться от своей позорной и роковой любви… и он не ошибся… Здесь все воскресало в памяти маркиза: и измена Леоны, и рассказ полковника, и те ужасные восемь дней, которые он провел по отъезде разбойника Джузеппе с авантюристкой.

И он глядел на нее теперь с таким отвращением и любопытством, какое испытывают, измеряя глубину пропасти, которую уже давно окутывает туман. Он изучал разврат, скрывавшийся под обольстительной внешностью, и хотя недостаточно еще нагляделся на эту могущественную красоту и все еще находился под влиянием любовного чада, когда говорит лишь страсть, а не сердце, все же нетрудно было угадать, что Леона скоро станет для него ничтожной игрушкой, которую презрительно отбрасывают ногой, как только она наскучит. К тому же Леона, любя маркиза, сделалась рабой и утратила тот повелительный взгляд, который когда-то склонял Гонтрана к ее ногам. Блеск злого гения, недавно озарявший ее чело, исчез. Язвительная скептическая улыбка сменилась пошлой усмешкой обожающей женщины. Обаятельная прелесть, приковывавшая Гонтрана к ногам его идола, пропала.

Мало-помалу угрызения совести овладели сердцем маркиза, угрызения, упрекающие нас в том, что мы слишком дорого заплатили за счастье, которое оказывается ничтожным, когда очарование исчезает. Чтобы овладеть этой женщиной, становившейся теперь ему ненавистной, он променял свою честную и незапятнанную жизнь на позор, на общество порочных людей, погрязших во всевозможных кровавых преступлениях. Он согласился разыграть гнусную комедию, роль бандита, сделался сообщником и другом людей с темным прошлым, он, в чьей жизни не было ни единого пятна, наконец, он обагрил свои руки в крови генерала.

И с этих пор днем и ночью его преследовал призрак, он видел презрительную улыбку и слышал имя: «убийца». Иногда маркизом овладевало какое-то бешенство, он искал кинжал и хотел убить Леону.

Леона, не покидавшая его ни на минуту, угадывала его намерение и, падая перед ним на колени, говорила: «Убей меня».

Гонтран, обезоруженный ее словами, отбрасывал кинжал, закрывал лицо руками, как бы в страхе, что весь свет смотрит на него и видит краску стыда, заливающую его лицо. Жизнь этих двух существ, связанных судьбою, становилась невыносимой для Гонтрана и наводила грусть и отчаяние на Леону. Любовь, смешанная с презрением, — пытка!

Подобно тому, как Леона почувствовала отвращение к разбойнику Джузеппе, собиравшемуся стать честным человеком, так же и Гонтран пожимал плечами, смотря с состраданием на страстную любовь Леоны, утратившей свою септическую улыбку, еще недавно блуждавшую на ее губах, сбросившей свою порочную оболочку и лишившейся того обаяния гения зла, которое так обольщало его в то время, когда он узнал о бегстве этого чудовища и об ужасной истории ее жизни.

Маркиз теперь редко выходил из дому; обыкновенно он, сумрачный и задумчивый, сидел против Леоны, как каторжник, скованный с нею одной цепью.

После их возвращения Леона также никуда не выезжала: ни в Оперу, где у нее была ложа, ни в Лон-Шан, где в начале апреля всегда можно встретить самое избранное общество. Ее счастьем, ее мечтой было выйти вечером на час прогуляться под руку с Гонтраном, пройтись с ним по бульвару, мимо той толпы, в которой трудно отличить счастливых от несчастных.

Но она не решалась выразить Гонтрану своего желания, а маркиз едва ли согласился бы на это. Если он и любил еще Леону, то стыдился этой связи и не хотел выставлять ее на глаза света.

В тот день, когда Гонтран познакомился с Леоной, он скрылся от большинства своих друзей, родственников и знакомых. В первый свой приезд из Италии он никого не видел и заперся у себя, на улице Порт-Магон. Мы уже знаем, каким образом он попал в общество полковника и снова уехал из Парижа. В то время, когда мы опять увидели его на улице Порт-Магон, никто не знал о его приезде в Париж. В высшем обществе, в улицах Варенн, Гренель и Лилль, ходили тысячи слухов о причине его исчезновения. Где он? Никто этого не знал наверное; одни говорили, что он в Италии, другие — в Испании, но никто нигде его не встречал: он исчез бесследно для членов Жокей-клуба, постоянным посетителем которого он был когда-то. Маркиз де Ласи упал в своем собственном мнении, и ему казалось, что весь свет может прочитать у него на лице его позор. И кто знает, сколько времени продолжилось бы такое нравственное состояние, если бы новое обстоятельство не явилось в его мучительном положении.

Однажды утром маркизу принесли письмо следующего содержания.

«Дорогой маркиз!

Главный принцип в жизни — движение. Покой убивает человека. Вот уже две недели, как вы наслаждаетесь fanniente любви и окончательно забыли о нас, так что наше общество как будто вовсе для вас не существует.

Однако, дорогой маркиз, общество продолжает существовать и нуждается в вас, одном из самых храбрых и умных, и — надеюсь — я вскоре буду иметь право сказать — самом преданном его члене.

Итак, приходите сегодня вечером, в шесть часов, отобедать со старым холостяком, который даст вам свои инструкции, а пока жмет вам руки.

Полковник Леон».

Письмо выпало из рук Гонтрана.

— Опять! — прошептал он. — Опять убийство, опять преступление, опять хотят заставить меня убить какого-нибудь друга моего отца. Нет, лучше умереть!..