Сокровище гугенотов - дю Террайль Понсон - Страница 20

Панестер. Выйдя на берег, он поклонился Генриху и сказал: — Простите, сударь, что я обращаюсь к вам, не зная, кто вы. Но мой слуга видел, как вас постигло несчастье, и я явился, чтобы предложить вам кров у себя. На этой мельнице вы ничего не найдете! Я — видам де Панестер и живу на том берегу.

Генрих сердечно поблагодарил видама, но в первый момент задумался, принимать ли приглашение: ему не хотелось оставлять бочки с золотом на произвол судьбы. Однако, вспомнив о Берте, он сейчас же решил принять приглашение и только предложил остальным спутникам кинуть жребий, чтобы двое из них остались ожидать возвращения Ноэ. Жребий пал на долю старого Гардуино и

Лагира, а остальные сейчас же воспользовались вместительной лодкой видама и вскоре сидели в зале замка за гостеприимно накрытым ужином.

XXX

В нашем повествовании большую роль играет еще один персонаж, которого до сих пор мы не представили читателям.

Спешим исправить эту небрежность и просим читателя последовать за нами в Анжерский замок.

Этот замок был очень печальным зданием, несмотря на окружавшие его сады с фонтанами и мраморными статуями, несмотря на богато разукрашенные залы, в которых по вечерам вспыхивало полное освещение, тогда как плавные звуки оркестра приглашали к танцам.

Беспросветная скука царила там, несмотря ни на что. Дамы строили капризные гримаски, кавалеры ходили с вытянутыми лицами, пажи не пели веселых песенок и не занимались любовными проказами. Недаром говорят «по барину и слуга»! А хозяин этих мест, Франсуа, герцог Анжуйский, дофин Франции, был очень мрачным, нелюдимым принцем. По внешности его легко можно было бы принять не за носителя громкого имени, а за одного из тех искателей приключений, которых такая масса нахлынула из

Италии во Францию после приезда туда Екатерины Медичи. Ему было всего только двадцать шесть лет, но он казался стариком. Рыжеволосый, с запавшими недобрыми глазами, низкорослый и тщедушный, он производил отталкивающее впечатление.

У герцога был двор, потому что герцогу полагалось иметь таковой. Он задавал балы, устраивал парадные богатые обеды, но, присутствуя на балу или обеде, строил такую брезгливую гримасу, бывал так сумрачен и неприветлив, что приглашенные чувствовали себя словно на похоронах.

А между тем те из приближенных, которые уже давно были у него на службе, утверждали, будто герцог Франсуа был когда-то очень приятным собеседником, любил охоту, женщин, вино и музыку и что настоящее дурное расположение духа началось у него с тех пор, как его брат Генрих, тайно сбежавший из Польши, из-под самого носа вырвал у него корону Франции после смерти Карла IX.

Обыкновенно Франсуа вставал очень поздно, обедал в два часа и ужинал в девять. Поужинав, он запирался у себя в кабинете с первыми попавшимися придворными и играл с ними в карты — честь, от которой все открещивались, так как проигрыш или простое невезение приводили герцога в бешенство. В тот вечер, когда герцога застает наш рассказ, все шло обычным путем. Герцог Анжуйский играл в карты со своими придворными, и так как они сделали все, чтобы дать ему выиграть, то он был не так сумрачен, как обыкновенно. Кроме того, у него гостил дворянин из Амбуаза.

Со времени смерти короля Карла IX и восшествия на престол Генриха III Амбуаз стал постоянной резиденцией королевы-матери Екатерины Медичи. Этот дворянин, пьемонтец родом, был одним из самых приближенных к королеве лиц. Д'Асти, как звали его, был умен, умело разбирался в политических вопросах, и королева-мать пользовалась им для приведения в порядок своих мемуаров. Пробило двенадцать часов.

— Господа, — сказал принц своим партнерам, — приказываю вам удалиться!

Двое приближенных герцога и Асти сейчас же вскочили с мест, но Франсуа удержал последнего, сказав: «Останьтесь, поговорим!» — когда же они остались одни, продолжал:

— Что поделывает матушка в Амбуазе?

— Скучает, ваше высочество!

— Совсем как я!

— Его величество король очень сурово поступает с нею!

— Как и со мною тоже!

— И если бы вы, ваше высочество, как-нибудь навестили ее, ее величество была бы очень признательна.

— Почему же матушка сама не приедет ко мне?

— Она боится навлечь неудовольствие короля.

— Ну, король сам очень мало думает о нашем с нею удовольствии!

— Это правда, ваше высочество!

— Он даже не счел нужным пригласить меня принять участие в собрании генеральных штатов!

— Вот это самое слово в слово сказала и ее величество!

— Но зато он пригласил лотарингских принцев, наших добрых друзей.

— И истинных королей Франции! — язвительно прибавил Асти.

Вдруг во дворе замка послышался шум, а с подъемного моста донесся троекратный трубный звук, оповещавший о прибытии посетителя.

— Какой дьявол осмеливается беспокоить меня в такой час? — гневно крикнул герцог Анжуйский. Но в дверях кабинета уже показался паж, доложивший:

— Его высочество герцог Гиз!

Это имя заставило герцога вскочить: ни один Валуа еще не слушал без волнения этого имени.

Герцог Гиз вошел весь запыленный в шлеме и панцире. Он был очень бледен, его взор горел злобой, поступь была взволнованная и резкая.

— Нечего сказать, кузен, славная у вас полиция! — закричал он при входе.

— Вам угодно…

— Мне угодно заметить, что в Сомюре имеется мостовая застава, дозором над которой командует один из ваших офицеров, и все-таки через эту заставу пробрались преступные беглецы! Этот ротозей ухитрился пропустить целую шаланду с гугенотами, нагруженную золотом…

— Вот уж этому мне трудно поверить, кузен! Золото стало такой редкостью во Франции.

— Да, может быть. Однако вы, наверное, слыхали о так называемом «сокровище гугенотов»?

— Слыхал, но не верил!

— И напрасно. Это сокровище существует, и его — то наваррскому королю удалось провезти через сомюрскую заставу. Но это еще не все! Наваррский король осмелился захватить в плен женщину, которую везет заложницей в Наварру.

— Кто же эта женщина?

— Моя сестра Анна! Этот ответ вырвал у герцога Франсуа крик изумления.

— Да в уме ли вы, кузен? — сказал он.

— Еще бы! — ответил тот и стал вкратце рассказывать кузену о событиях этого вечера.

Не успел он окончить рассказ, как дверь снова открылась и паж доложил:

— Ваше высочество, только что прибыл мальчик, который сделал пятнадцать лье на неоседланной лошади, чтобы доставить вам письмо.

— От кого?

— Мальчишка уверяет, что от герцогини Анны Лотарингской. У Гиза и герцога Анжуйско! о одновременно вырвался крик:

— Пусть войдет!

XXXI

Тем временем наваррский король весело ужинал в замке видама де Панестер. Хозяин выказал по отношению к гостям такое радушие, что Паком только диву давался. Обычно крайне схупой, видам уставил стол лучшими запасами кладовой и винного погреба, причем поставил даже бочонок жюрансонского вина, которым крайне дорожил.

Генрих Наваррский имел привычку топить горе в вине; а сегодня у него было много горя: шаланда потерпела крушение, старый сир де Мальвен утонул и погибла герцогиня Монпансье, с которой он так твердо рассчитывал провести несколько сладостных часов. Поэтому он усиленно приналег на вино, и жюрансонское стакан за стаканом исчезало в его утробе. Другие тоже не отставали от него, и только Рауль, которому почему-то хозяин замка казался подозрительным, был воздержаннее других.

Время шло в веселой беседе, которая порой принимала очень легкомысленный характер, что объяснялось отсутствием дам:

Берта не вышла к ужину, так как горе совсем сломило бедняжку. Лишь когда пробило двенадцать часов, наваррский король вспомнил, что не худо было бы отдохнуть теперь. Поэтому он попросил проводить его в отведенную ему комнату. В коридоре Рауль подошел к Генриху и сказал:

— Ваше величество, неужели мы пойдем спать?

— Но я думаю, милый мой! Вот странный вопрос!