Похождения червонного валета - дю Террайль Понсон - Страница 5

Крик энтузиазма покрыл слова герцогини. Поблагодарив кивком головы за выраженные ей чувства, она продолжала:

— Но вас четверо, и я не могу любить вас всех страстной любовью. Зато я хочу любить вас любовью нежной сестры, чтобы превратить вас из злобных соперников в любящих братьев. Я хочу объединить вас одним знаменем, одной целью, одним служением великому делу!

Все четверо с недоумением переглянулись.

— Господа, — продолжала герцогиня, — у Франции вместо настоящего короля на престоле сидит какая-то жалкая тень, лишь унижающая Францию и королевское величие. Я хочу дать Франции настоящего короля, и этим королем будет мой брат — Генрих Гиз, а люди, которым я хочу поручить, доверить это гигантское дело, это вы, господа! — При этих словах все четверо горделиво приосанились. Герцогиня закончила: — В тот день, когда мой брат Генрих Гиз будет венчан на царство короной французских королей, вы кинете между собой жребий, и победитель станет мужем Анны Лотарингской, герцогини де Монпансье.

Все четверо подняли руки и дрожащим голосом принесли, обращаясь к распятию, которое держала в руках Анна, нижеследующую клятву:

— Мы клянемся пожертвовать всей своей жизнью и пролить в случае надобности всю свою кровь до последней капли за Генриха Лотарингского, герцога Гиза, который должен стать королем Франции!

— Так за дело же, господа! — воскликнула герцогиня, голубые глаза которой метали молнии.

V

—Да что же это такое? — сердито пробормотал Маликан, сидя теплым августовским утром на пороге своего кабачка. — Что же это за порядки, позвольте вас спросить? Когда швейцарцы находятся на страже в Лувре, герцог Крильон приказывает запирать вес ворота и калитки, а раз все луврские ворота и калитки заперты, как же будут швейцарцы ходить к Маликану за стаканчиком-другим вина? А если они это не будут делать, то, позвольте вас спросить, чем же будет жить старик Маликан? Правда, я сделал из Миетты важную даму, но… но сам я все же завишу от своего ремесла! И как на грех даже и со стороны-то нет ни одного клиента!

Сжалилась ли судьба на сетования старого беарнца, или, наоборот, она хотела показать ему, насколько преждевременны подобные сетования, только в этот момент по деревянному настилу прозвучали лошадиные копыта, и кабатчик увидел всадника, направлявшегося к его заведению. Этим всадником был юный Рауль, красавец паж Рауль, сумевший, как говорили в Лувре, серьезно затронуть непобедимое доселе сердечко красавицы, насмешницы и интриганки Нанси.

Рауль возвращался из Гаскони. Женившись на Миетте, наш старый приятель Амори де Ноэ почему-то почувствовал непреодолимую потребность совершить вместе с молодой женой путешествие по Наварре и, отправившись туда, взял с собой и пажа Рауля. Зачем? Это оставалось в секрете между ним, Генрихом Наваррским и Нанси. Даже сам Маликан не был посвящен в это: он знал лишь, что Рауль сопровождал чету новобрачных в ее путешествии.

— Ба, месье Рауль! — радостно воскликнул старый кабатчик, обрадованный тем, что может узнать что-нибудь о племяннице. — Вы возвращаетесь из дальнего пути?

— Ну, ты это видишь по пыли, которая покрывает мою одежду! — ответил юноша, соскакивая с лошади. — Здравствуй, Маликан! Дай мне, пожалуйста, стакан вина!.Я просто умираю от жажды!

— Войдите, месье Рауль!

Паж привязал лошадь к одному из железных колец, приделанных с этой целью у наружной стены, и вошел в кабачок.

— Вы из Наварры? — спросил Маликан.

— Прямым путем!

— А Миетту вы видели?

— Я расстался с нею неделю тому назад.

— Как поживает господин де Ноэ?

— Пять дней тому назад, когда я покинул его, он чувствовал себя совсем хорошо.

— То есть как это? — с негодованием сказал Маликан. — Разве господин де Ноэ уже покинул свою жену?

— О, всего только на несколько дней!

— Уж не разлюбил ли он ее? — продолжал спрашивать кабатчик, нахмурившись.

Рауль искренне расхохотался, а затем сказал:

— Успокойся! Господин де Ноэ обожает свою жену не меньше прежнего, но ему было необходимо совершить какую-то поездку. Куда и зачем — этого я не знаю, и будет лучше, если ты даже не станешь расспрашивать меня об этом. Зато я надеюсь, что ты посвятишь меня во все, что произошло в это время в Париже!

Маликан взял Рауля за руку и подвел его к двери кабачка, после чего сказал, показывая на одно из окон верхнего этажа Лувра, в котором смутным пятном виднелась какая-то женская головка:

— Смотрите, если у вас зрение так же остро, как у старика Маликана, то вы узнаете в этой даме мадемуазель Нанси, ту самую, которая сумеет лучше меня, старика, посвятить вас во все происшедшее! Знаете ли, — прибавил он, хитро подмигивая правым глазом, — мы, мужчины, никогда не сравнимся в осведомленности с женщинами!

Неизвестно, обладал ли Рауль таким же острым зрением, как Маликан, или любовь является лучшим биноклем, но он сейчас же узнал белокурую Нанси, и сердце у него забилось.

— Ты прав! — сказал он, поспешно отвязывая лошадь. — Нанси должна знать многое, чего не знаешь ты!

Затем, попрощавшись с Маликаном, он вскочил в седло и галопом погнал лошадь к Лувру, у зарешеченных ворот которого постучал эфесом шпаги.

Швейцарец-часовой открыл калитку и, узнав пажа, воскликнул:

— А, месье Рауль! Это хорошо, что вы приезжаете днем, а то с возвращением королевы Екатерины…

— Что такое? — удивленно переспросил паж.

— А то, что с возвращением королевы Екатерины ночью никто не имеет права входить в Лувр.

— Как, разве королева Екатерина вернулась?

— Да, — ответил швейцарец, пропуская пажа во двор. Рауль въехал в двор, бросил поводья первому попавшемуся солдату и стремглав понесся вверх по маленькой лестнице, которая вела в верхние этажи Лувра, то есть в помещения пажей и камеристок.

На первой же площадке он встретил Нанси, которая, то краснея, то бледнея, ждала его. Она без всяких околичностей бросилась к нему на шею.

— Ах, милочка Рауль! Честное слово, я глубоко почувствовала твое отсутствие! — воскликнула она, после чего взяла его за руку и потащила наверх. — Скорее! Сегодня в Лувре танцевали, и все спят еще!

— А, так в Лувре танцевали?

— До утра!

— Черт возьми! — пробормотал Рауль, который связывал это обстоятельство с возвращением королевы Екатерины.

Нанси провела Рауля в свою комнату и толкнула его на табурет, тогда как сама уселась в большом кресле, где свернулась клубочком вроде хорошенькой кошечки.

— Бедный Рауль, в каком ты виде! — сказала она, оглядывая запыленную одежду пажа.

— Господи! — ответил Рауль. — В дороге мне некогда было заниматься туалетом. Надеюсь, что вы простите меня!

Нанси улыбнулась, показывая два ряда великолепных жемчужно — белых зубов, после чего спросила:

— Ну-с, как мы путешествовали?

— Да, в общем, очень хорошо, только… было очень грустно!

— Неужели?

— Ну да! Ведь я все время думал о вас!

— Гм! — сказала Нанси. — Вот уже три недели, как я жду этого ответа! Иначе, разумеется, и быть не могло!

— Вы сами отлично знаете, что я вас очень люблю, Нанси! Камеристка королевы Маргариты слегка покраснела и не выказывала ни малейшего сопротивления, когда Рауль взял ее маленькую ручку и принялся страстно целовать ее.

— Да, вот что, Нанси, — сказал паж, когда его чувства получили некоторый исход, — неужели правда, что королева Екатерина вернулась? Ведь король торжественно заявил, что она будет сослана в Амбуаз, откуда не выйдет до самой его смерти?

— Да, он заявил это, но теперь уверен, что королева ему так нужна, что ему без нее не обойтись!

— Ну вот еще!

— В Амбуаз она и была сослана после свадьбы принцессы Маргариты, но из своего уединения не переставала следить за делами королевства. И вот однажды она открыла заговор гугенотов, о котором и сообщила королю.

— Заговор?

— Да. Во главе его стоял какой-то лимузенский дворянчик по имени де Кот-Гарди, которого и удалось арестовать по точным указаниям королевы.