Спящий красавец - Чиркова Вера - Страница 12

– А готовить я могу сама, – обрадовалась природница, – попробуем обойтись без слуг.

– Но нам нужна будет теплая одежда, – забеспокоилась Мэри, – я дам денег, купите все необходимое и с запасом.

– Мы уже кое-что купили, – деловито доложила леди Аннелин, – тех денег, какие вы выдали, пока хватает. Продукты будет возить Торп. С ним я рассчитываюсь сама.

– А граф… как его, Клотье, не нагрянет?

– Его уже нет, – качнула головой посредница, – а наследники первым делом продали охотничий дом. Их мать ненавидела это место. Я перекупила через третьи руки, и потому никто не догадывается, кому он сейчас принадлежит.

Глава восьмая

Проснулась Дели от тянущего ощущения глухой боли и несколько минут лежала, пытаясь понять, что может у нее болеть и где она вообще находится. И постепенно, рассматривая в бледном свете занимающейся зари бревенчатые стены и незамысловатую, явно самодельную мебель, сообразила, что это дом лесника.

Они добрались сюда лишь за час до полуночи, утомленные и сонные и мечтали только о двух вещах, умыться и нырнуть под одеяло. За окнами повозки к тому моменту тихо моросил дождь, настигший путников с наступлением ночи. Их встретила хозяйка, круглолицая женщина, улыбчивая и приветливая, предложила ужин. Но поздние гостьи от всего отказались, корзинки с припасами, прихваченной леди Аннелин хватило и на полдник и на ужин.

А боль была вовсе не ее, она билась пойманной рыбкой где-то за окном и девушка решительно слезла с высокой кровати. Все равно больше не уснет, пока не взглянет, кому там так плохо. Ночью они не видели семью лесника. Сам он, как сказала жена, птичка ранняя и спать ложится тоже рано, а дети уже у бабушки. Значит, болеет лесник, решила Дели, но выйдя на крыльцо поняла, что ошибалась. На дворе неспешно редел, оседая холодными каплями седой туман, и сквозь эту промозглую сырость медленно ползла крупная серая собака.

Передние лапы у нее работали, а вот задняя часть тела тянулась мертвым грузом. Длинная шерсть животного, и без того грязная и сбитая в колтуны, отяжелела от влаги и псина оставляла за собой примятый гладкий след.

– Бедняга, – торопливо сойдя со ступеней, направилась к ней природница, – кто это тебя так?

Присела рядом, властно положила ладонь на спину животного, приказывая остановиться. Та замерла, неверяще оглянулась, принюхались и лениво оскалила зубы.

– Нельзя! Ирта, нельзя! – бежал от сараев крупный мужчина в темном фартуке поверх рабочей одежды. – Леди, отходите потихоньку, я ее сейчас привяжу! Прибить бы нужно… да рука не поднимается, больно собачка разумная. Была… пока шатун не напал.

Псина, почувствовав, как стихает неотступная боль, заглянула Дели в глаза и внезапно благодарно лизнула ей руку.

– И правда, разумная, – отстраненно подтвердила та, бдительно вслушиваясь в открывшиеся ей процессы, идущие в теле животного.

Ну, это она так для себя называла, на самом деле ощущая боль и холод чем-то необъяснимым, вроде как третьей, призрачной рукой.

– Ее бы в тепло, – оглянулась смелая гостья на подбежавшего Торпа, – и воды горячей. Кровь в задних конечностях слишком холодная.

– Так… – опешил он, осознав, что чего-то не понимает, – а зачем?

– Природница она, – выдохнула подоспевшая леди Аннелин, – повезло твоей Ирте.

– Светлые духи, – обрадовался лесник, – тогда мы мигом. У меня родилка пустует…

Нагнулся, легко подхватил псину на руки и двинулся в сторону сараев.

Родилкой оказалось довольно просторное помещение с простой печью и утепленными стенами. Половина пола была застлана толстыми досками, а половина земляной. Но везде присыпано чистой соломой. Уложив собаку на доски, Торп первым делом достал с полки скамеечку и подал Дели, потом куда-то убежал.

– Мне можно остаться? – деликатно справилась посредница.

– Оставайтесь. – Кивнула девушка усаживаясь возле мохнатого пациента, – но, боюсь, много увидеть вам не удасться. И объяснить я ничего не смогу, сама не понимаю, что и зачем делаю. Просто чувствую, как должно быть и мысленно поправляю.

– Вот, – примчавшийся лесник поставил бадью с горячей водой.

– Лейте сюда, – указала Дели.

– А не ошпарю? Почти кипяток.

– Нет… я слежу… – туманно пообещала природница и он, пожав плечами, осторожно зачерпнул полный ковш.

Однако первые струйки лил очень осторожно, стараясь невзначай не капнуть на руку гостьи, но она поправила.

– Пониже подносите, и лейте ей на спину. И не бойтесь, у нее там слой грязи и омертвелой кожи, все равно придется снимать.

Бывалому охотнику стало не по себе, когда он представил, как с живой собаки снимают шкуру, но останавливать девушку Торп не стал. Пусть поднимет его любимицу, а уж содранную шкуру он найдет, чем мазать. И дальше лил кипяток скрепя сердце, и мысленно благодаря нежданного лекаря, что догадалась наконец усыпить несчастную псину.

– Хватит, – остановила его Дели, когда воды осталось на донышке, – теперь нужно зерно. Горсточка овса или ячменя.

– Сейчас, – бросился к двери Торп и вскоре появился с полной миской ячменя. – куда его?

– Посыпь собаку, где мокро и грязно, – велела природница, откидываясь на стенку.

Лесник недоверчиво посыпал животину отборным зерном и почти задал закономерный вопрос, зачем это, но чуть не подавился, разглядев, как начинает шевелиться высыпанный им фураж.

Зерна разбухали прямо на глазах, обрастали пышными щетками корней, мгновенно вцеплявшихся в собачью шерсть. И тут же выстреливали толстыми зелеными ростками, выбрасывали колос, желтели и осыпались золотым зерном. Затем все повторялось, и снова и снова. Пока Ирту чуть не по уши засыпало новым урожаем.

– Ну, пора вставать, – заявила вдруг природница и погладила собаку по голове, – и кормить ее теперь нужно получше, пока не наберет вес. Ноги почти сухие были.

Псина приподняла голову, огляделась, и встала, покачиваясь от слабости. Тут же попыталась привычно осесть на задние лапы, но Дели не позволила.

– Ходи нормально, ты уже здорова.

И та поняла, снова лизнула природнице руку и побрела к выходу.

Зерно осыпалось с нее золотой кучкой, и Торп снова потрясенно приоткрыл рот. Ни грязи, ни колтунов на собаке больше не было, только короткая щетина новой шерсти, покрывавшей невозможно худые бока и ноги.

– Пока дома поселю, – решил он, – чтоб не мерзла.

– Шерсть к вечеру отрастет, – пообещала Дели, тяжело поднимаясь со скамейки, – а я теперь тоже не против поплотнее позавтракать.

– Ну, так идем, – решительно подхватила ее под руку леди Аннелин. – представляю, сколько силы вы истратили.

Дели лишь едва заметно дернула плечом, разве думаешь о силе, когда на тебя преданным взором смотрит страдающее существо? Она даже усыпила собаку, чтобы не отвлекаться на этот полный надежды взгляд.

– Ну, Торп, – доев гречишные блинчики, щедро сдобренные густой сметаной и липовым медом, строго спросила леди Аннелин, – поясни мне, будь добр, куда теперь денешь Ирту?

– Да куда ж я ее могу деть? – неподдельно изумился лесник. – Будет жить, как прежде, в сенях. Она самая чуткая, и на всех лает по-разному. На крупного зверя – тихо рычит, на мелкого – чуть поскуливает. А на чужих людей негромко тявкает, предупреждающе так. Но если не поймут и подходят ближе – смолкает и нападает.

– Это все прекрасно, – кивнула посредница, – но скоро приедут дети, они ведь учатся декаду, потом на три дня едут домой? Учение началось с первого числа, значит, через два дня прибудут и увидят здоровую собаку. Как им объяснишь, чем лечил?

– Скажу, сама вылечилась… – задумался лесник, – нашла где-то травку…

– Если расскажешь такое городским детям – поверят, – кивнула леди, – а вот твои – сомневаюсь. Скажут, чего ж она все лето ползала и не ела эту траву? А теперь, когда все посохло и увяло – вдруг спохватилась. Хочешь, чтобы они считали отца обманщиком? И наябедничали бабушке? А она у вас еще тот дознаватель. Сама приедет посмотреть. И соседкам, подружкам верным, расскажет.