Норби (СИ) - Валентинов Андрей - Страница 42

Он думал недолго.

– Не хочу! И тебе не советую.

Зеленые глаза потемнели.

– А кто ты такой, чтобы мне советовать, мальчишка? Что ты видел? Что понимаешь? Да ты у меня из рук есть должен и хвостиком за мной бегать!

Бывший гимназист едва не отшатнулся. На него смотрела сама Тьма.

– Не хочу! – упрямо повторил он. – Даже если ты… Если ты старше меня на целую жизнь! Дело же не в рюмке спирта, правда? Сначала спирт, а что потом?

Тьма дрогнула.

– Заткнись! А то пожалею, что тебя спасала.

Шагнула ближе и внезапно ударила головой – прямо в нос. Что-то хрустнуло, губам сразу же стало солоно. Вначале Антек даже не почувствовал боли, только очень удивился. За что?

Мара протянула ладонь, размазывая кровь по его лицу. Оскалилась.

– Чтоб знал, как со мной спорить. Скажи спасибо, что в последний момент удержалась, не сломала тебе переносицу.

Выхватила носовой платок, бросила в лицо.

– Утрись, сопляк! Ключ от медицинской части я тебе дам, сам разберешься.

Он резко выдохнул, словно и вправду свечу задувал.

– Спасибо! За переносицу – особенно.

Следовало спешить, кровь капала на шею, на костюм, на пол. Бывший гимназист повернулся к двери.

– Я. Я не хотела, – внезапно донеслось сзади. – Антек, я не хотела, чтобы так!..

Он усмехнулся сквозь кровь.

– А что случилось?

9

Улица была узкой, высокий забор бугрился диким серым камнем, и меня не покидало ощущение, что довелось угодить прямиком в лабиринт, причем никаких Ариадн на этот раз не предусматривалось. А над головой – яркое майское небо и зеленая гора с острой серой вершиной. Море близко, но отсюда его не увидеть.

Что такое Селест – село или городишко, от села неотличимый, я даже не пытался угадать. Туристы сюда заезжают редко, и я без труда снял комнатку неподалеку от автостанции, где меня высадил таксист. По пути пришлось проехать три почти точно таких же городишки и объехать две горы.

Умывшись и приведя себя в порядок, я с трудом отбился от дегустации вина прошлогоднего урожая, пообещав вкусить его, но вечером, а заодно узнал от хозяина, что никакого санатория в Селесте нет, и не было никогда. Николя Легран явно переплатил кому-то из своих агентов. Но вот приезжие из Парижа тут и в самом деле обосновались не менее года назад. Дом купили самый лучший, отремонтировали, и с тех пор живут-поживают. Не шумят, с соседями не знакомятся, ездят же на дорогих авто. Однажды хозяин заметил у ворот даже британскую «Лагонду Рапид», которую и в Ницце не часто встретишь. А постоянно там дежурит «Лоррен Дитрих», не самый новый и явно после ремонта.

Хозяин-винодел оказался еще и автомехаником по основной профессии.

В это утро я брился особенно тщательно, американец со щетиной – это уже перебор. Впрочем, улица была практически пуста, если не считать просвистевшего мимо велосипедиста с безумными глазами. Зато у железных ажурных ворот обнаружился помянутый «Лоррен Дитрих» кофейного цвета. Разглядывать его я не стал и сразу прошел к калитке. Перед тем, как нажать белую кнопку звонка, оглянулся. Никого, даже невидимки! Если за мною все-таки проследили, готов поить этих парней год подряд самым лучшим бурбоном по их выбору – даже если они предпочитают «Jim Beam». Заслужили!

Звонок я так и не услышал, но открыли мне быстро.

– Мсье?

Дом за воротами выглядел пусть и не на миллион долларов, но вполне прилично, а вот привратник шагнул сюда явно из городской подворотни, где перед тем добывал тяжкий хлеб грабежом и душегубством. Приодели слегка, побрили, но помогло не слишком. И несло от него отнюдь не бурбоном.

– Корд. Джонас Корд. С новостями от Норби.

Если в ответ я услышу «Че-че-чего?!», значит, я сильно недооценил этих людей.

– Подождите здесь, мсье!

Калитка захлопнулась перед самым моим носом, но я отнюдь не расстроился. Сейчас побежит!..

Уже побежал.

До поры, до времени Структура была обычным картелем, пусть и очень разветвленным. Зарабатывала на всем подряд, но более всего на военных поставках. Оружием не торговала, а вот все прочее – в полном ассортименте. Их своеобразным коньком были «военные тревоги», которые вот уже три года сотрясали старушку-Европу. При малейшей угрозе войны народ немедленно устремляется в магазины. Бидон керосина и сотня спичечных коробков вроде бы мелочь, но когда паника охватывает целые государства.

Структура окрепла и, развивая успех, принялась «тревоги» организовывать сама. Это не так и сложно, если заранее поделиться с кем-нибудь из правительства. Премьер-министры и министры просто тоже не прочь иногда пугнуть доверчивого избирателя. Вся эта не слишком приятно пахнущая возня нас почти не касалась, но в 1937-м Структура впервые решилась заняться оружием. Покупали его испанцы, а вот посредниками были – вот сюрприз! – люди самого Лаки Лючано. Тогда я и подключил к этому делу Николя Леграна.

А потом настал черед Польши. Здесь уже Структура не стеснялась, даже завела собственную армию. Легион Свободы – целиком их детище. Легран сразу вспомнил покойного баронета Базиля Захароффа, творившего нечто подобное перед Великой войной. Мой друг оказался совершенно прав, как выяснилось, в руководстве Структуры есть его прямые наследники.

Так и вырос монстр, имеющий собственные планы на будущее Европы. Они написали свой Конспект.

– Проходите, мсье Корд, вас примут. Хозяйка нездорова, но вы можете рассказать все секретарю.

Я чуть было не повернул назад. Если это не наглость, то что такое наглость вообще? Но – сдержался и смирно прошел в калитку. Громил было уже трое, но вели себя они тихо, во всяком случае оружие не доставали. Один, явно имея глаз-рентген, просветил меня взглядом насквозь, но я лишь развел руками. Испанец «Руби» остался в Париже, при мне нет даже зубочистки.

– Сюда, мсье Корд!

В холле висели какие-то картины из тех, где кубики чередуются с полосочками. Кубики были яркие, полосочки еще ярче. Кажется, я попал к культурным людям.

– Пожалуйста!

Громила открыл дверь, и я увидел пальму в большом глиняном горшке. За пальмой оказался стол, а за столом.

– Доброе утро, мсье Корд! Как добрались?

Девочка выглядела лет на четырнадцать, но если вычесть серьезный вид, дорогой серый костюмчик, потуги на косметику и легкий немецкий акцент, то и четырнадцати не наберется.

– Превосходно! – изобразил я аллигатора на все тридцать два. – Милые у вас тут места!

Затем, пинком отогнав аллигатора, прошел к столу, наклонился.

– И как это все понимать?

Девочка встала. Не испугалась, но определенно прониклась.

– Маме действительно плохо, ей нужно еще поспать. Если вы считаете, что я слишком маленькая, чтобы говорить о делах, мсье Норби, можем просто поболтать о погоде. Как только мама проснется, ей о вас сообщат. Присаживайтесь, мсье!

Я прикинул, как все это видится с ее стороны стола. Ни свет, ни заря в дом вваливается американская разведка. Вступиться некому, а мама больна. Девочка встала на пути.

– Вы Жертюд Грандидье, – я протянул руку. – Ваше досье составлял лично.

Еще бы! Приемная дочь покойного адмирала Грандидье, племянница нынешнего руководителя военной контрразведки и одновременно.

– Гертруда Веспер, – поправила она, пожимая ладонь. – Как меня не переименовывай, я все равно мамина дочь. Сейчас принесут кофе, но. Вы же американец! У нас есть виски, говорят, хороший, целая бутылка!

Ее глаза смотрели серьезно, но я понял – издевается. Так, чуть-чуть, чтобы американский заброда прочувствовал.

Ладно!

– Граппу, если можно. Из Лимузена. И обязательно из дубовой бочки.

Гертруда Веспер мечтательно улыбнулась.

– Это моя любимая!

Да-а-а.

– Когда мне говорят «вы», чувствую себя табуреткой. Так что если можно.

– Можно. Мне действительно надо поговорить с твоей мамой, Гертруда. Имя Норби, как я понимаю, тебе известно?