Норби (СИ) - Валентинов Андрей - Страница 37

Фотография упала в костер.

– На нем-то мы и провели опыт. «Сывороткой правды» профессионала не удивишь, но химики из концерна Дюпона на этот раз очень постарались.

Мухоловка еле слышно фыркнула. Я ее понял.

– Да, есть методики блокирования сознания, я с ними знаком. Но препарат Дюпона ломает их без особого труда. Сначала подопытный молчит, как вы сейчас, потом все же идет на контакт. Агрессия, угрозы, проклятия – это вроде закуски. А затем он начинает рассказывать все, он просто не в силах больше молчать. Ему кажется, что слова – последнее оружие, и он тратит их, как ганфайтер при встрече с индейцами.

Я открыл один из пузырьков. Запахло спиртом, и Мухоловка впервые вздрогнула. Камень наконец-то треснул. Я смочил ватку и резко провел по ее шее. Анна повернулась, на меня взглянули живые страшные глаза.

– Вы сильно рискуете, герр Корд. Ведь я могу и выжить!

По-немецки, с характерным южным акцентом. Мой Deutsch далек от совершенства, но чтобы ответить, слов хватит.

– Джон Талава выжил. Он говорил сутки подряд, пока не потерял сознание. Точнее не так, несколько последних часов его речь уже и отдаленно не напоминала людскую. За столом, прикованный наручниками, сидел бешеный павиан. Врач бывал в Африке, это его сравнение. Перед тем, как сесть на электрический стул, он выглядел так…

Второе фото. Я поднес снимок к ее глазам и подержал не меньше минуты, прежде чем и его отправить в огонь.

Я заметил, как дрогнули ее плечи, руки, запястье. Освободиться Фогель не могла, но я, кажется, понял, что она задумала. Протянул руку к ее лицу, крепко сжал подбородок.

– Не вздумай! Шприцов у меня всего два, ты надеешься, что первая иголка, сломается, за ней другая. Колоть надо в вену, причем очень точно. Значит, следует пнуть меня ногой, попытаться ударить в пах, хороший укус тоже сойдет.

Я вздернул ее за плечи, поглядел в лицо. Мои губы оказались как раз на уровне ее серых глаз.

– Ты Смерть, Анна Фогель. Победить тебя невозможно, а вот обмануть – вполне.

Хотел толкнуть на камни, но в последний миг что-то внутри щелкнуло, и я просто вернул ее на место.

– Хлороформ! – я поднял повыше очередной флакон. – А вот самый обычный носовой платок. Усыплю тебя ненадолго, всего на полчаса, и спокойно сделаю укол. Потом ты проснешься, я тебя выслушаю, а когда в тебе уже не останется ничего человеческого, оттащу в угол. Там есть колодец, внизу – подземная река. А затем возьму клубок – и вернусь под майское солнышко.

«Поете вы, ребята, про „Самый лучший Май“, но родина той Розы – Техас, любимый край».

Она попыталась улыбнуться.

– Не угадал, янки. Мой самый страшный кошмар – могила, куда меня закапывают живой. Крышка гроба, фонарик и кулек с конфетами. Ты будешь разочарован, я не предавала Соединенные Штаты Америки. Впрочем, нечто подобное мне говорили при потрошении много раз, прежде чем я вонзала в человека первую иглу. «Ибо каким судом судите, таким будете судимы».[29]

– «И какою мерою мерите, такою и вам будут мерить», – подхватил я. – Кажется, мы поняли друг друга, фройляйн Мухоловка. Впрочем…

Я вновь подошел ближе и наклонился, чтобы поймать ее взгляд.

– Есть вариант. Вдруг он тебе понравится? Кстати, я – не янки, Монтана была за дикси.

«Разбиты мои ноги, так хочется в Техас, но Дяде Джо нужны мы, он ожидает нас». Предки пристрелили бы меня без всякого суда, если бы увидели сейчас. Как бешеную собаку.

Morir, perro!

– Я не буду ставить на тебе опыты и забуду, что ты существуешь, взамен на рассказ о том, как ты, Мухоловка, убила Викторию Фостер. Кто помогал, кто заказывал и платил. Ее не вернешь, а мне очень нужно знать правду. Не хочется рисковать, ты можешь слишком рано спятить и превратиться в хихикающий овощ. Итак, сделка: твой рассказ – в обмен на то, что я выкину шприц прямо сейчас. Идет?

– Нет, герр Корд, не получится. Я не убивала мисс Викторию. Если бы ты дал мне еще несколько дней, я бы все узнала… Отпустить ты меня все равно не отпустишь, а ради легкой смерти брать чужой грех на душу не стану.

– Это, как видишь, хлороформ. Может, все-таки передумаешь?

– Не передумаю, дикси.

4

Послышался негромкий гудок, вслед за ним что-то щелкнуло и зажужжало. Антек, оторвавшись от причудливых готических букв, отодвинул машинописную страницу в сторону. Одиннадцать утра по среднеевропейскому, очередная уборка.

Перерыв!

Механический «жук», выползший из отверстия в стене, деловито сновал по комнате, распространяя вокруг себя острый запах озона. Подполз к самым ногам, замер в нерешительности, сдал назад и принялся искать обходной путь.

Лучше не мешать! Бывший гимназист прошел вдоль стены к выходной двери. Создатели объекта «Плутон-1» прямо-таки помешаны на чистоте. Самодвижущиеся «жуки»-уборщики, сложная система вентиляции – и обязательный душ дважды в день для личного состава. И еще специальный тамбур при входе на подземную станцию, откуда стартует торпеда, она же аппарат «UGB-3». А там, если верить бумагам, контроль биологических веществ и, в случае необходимости, обеззараживание. Как именно, не объяснялось, и Антек не без содрогания представил себе падающий прямо с потолка тараканий дуст.

Все эти подробности, наряду с многими иными, и были изложены в описании подземного объекта, переведенном кем-то на немецкий язык. Схемы и рисунки копировались от руки, но очень красиво и четко. Пришлось вчитываться в «готику», вспоминая немецкий письменный и ломая глаза. Постепенно втянулся, и дела пошли на лад. «Жук» заставил прерваться на предпоследней странице.

А вот три первые отсутствовали – вся вводная часть. Там явно имеется нечто, для Антека Виллана не предназначенное.

За первой частью машинописи следовала вторая. Бывший гимназист уже туда заглянул – описание аппарата «UGB-3». Тоже перевод и тоже с приклеенными к страницам схемами и картинками. Интересно, для кого переводили? Наверняка для тех, что погибли, когда отправились на поверхность вместе с профессором (который не профессор) и, для Мары? Девушка была необычной, ни на кого не похожей, но никак не марсианкой. А вот Оскар Стефан Сторсон – поди пойми! Ученые – они по определению странные, да и шведов встречать пока не приходилось. Ни щупалец, ни стебельковых глаз, ни защитного панциря. Но все-таки есть в нем что-то этакое.

Жужжание за дверью стихло. Антек осторожно заглянул внутрь, чтобы увидеть «жука», исчезающего за стенной дверцей. Щелк! Исчезла и она, стена вновь стала ровной и гладкой. Бывший гимназист невольно потер лоб. Техника, однако!

Теперь можно возвращаться к столу и дочитывать оставшиеся страницы, после чего следует обязательно сделать запись в рабочем журнале. Бюрократия в подземелье почиталась ничуть не меньше, чем гигиена.

– Подсчитали количество жертв, – сообщил «шеф» за обедом, когда настал черед пить кофе. – Если не желаете портить аппетит, я просто дам потом почитать распечатку.

Антек отметил про себя очередное новое слово. «Ausdrucken» – вроде бы по-немецки и смысл понятен, но почему не «машинопись»? Или «Werkzeugmaschine» для шведа слишком громоздко, все-таки язык не родной?

– Смерть одного человека – трагедия, миллиона – статистка, – негромко проговорила Мара. – Автора этого афоризма я бы пристрелила на месте, но ничего не поделаешь, так оно и есть.

Оскар Стефан Сторсон горько вздохнул.

– А еще говорят: малая кровь остановит большую. Подземный удар затронул прежде всего шоссе Брест-Варшава и окрестные города. Там у русских склады, штабы и резервы. Точно можно говорить о двухстах тысячах погибших, нонкомбатантов из них меньше половины. Такого результата можно добиться ударом нескольких сот тяжелых бомбардировщиков, но и в этом случае разрушения не будут сплошные.

Антек вспомнил лунные кратеры – и серую пыль над местом, где совсем недавно шли русские колонны. Второе Чудо на Висле, которое обещал своим уланам бравый майор Добжаньский.