Норби (СИ) - Валентинов Андрей - Страница 33

Осмотрев нашу компанию, мрачный ажан ткнул пальцем в сторону бара. Мелькнула и сгинула надежда на то, что задержанных собираются угостить рюмочкой. Мечты! Нас рассадили за пустыми столами, после чего ажан достал блокнот, окинул нас внимательным взором, шагнул прямиком ко мне.

– Нет, – улыбнулся я. – В Легион Свободы не записывался. Возраст, мсье инспектор! Гожусь только в качестве мишени.

Перо скользнуло по бумаге. Английским полицейский владел вполне прилично, и я старался взвешивать каждое слово.

Ажан достал какой-то список, бегло проглядел, спрятал.

– Почему вы остановились именно в «Одинокой Звезде», мистер Корд?

Я постарался вздохнуть как можно печальнее.

– Презренный металл, мсье инспектор. «Риц» мне не по карману.

«Мсье» употреблял из принципа. Прекрасную Францию я уважаю.

– Вы знаете этого человека?

На скатерть легла фотография. Сержант Ковальски, но, боже, в каком виде! Кажется, парня сунули в стиральную машину.

– Видел, мсье инспектор. Фамилию не знаю, но он мой соотечественник, поэтому требую немедленно сообщить о нем в наше посольство! Немедленно! В любом случае, я сам туда позвоню. Надеюсь, он жив?

– Жив, – фотография исчезла. – В посольство мы уже сообщили. Но если вы, мсье Корд, с ним не знакомы, почему вы решили, что он – гражданин США?

Я подался вперед, словно желая боднуть настырного копа.

– Он песню пел! Прямо здесь, в баре. Только настоящий дикси решится спеть «Желтую розу Техаса»!

Вобрал в грудь побольше воздуха. Держись, лягушатник!

– Достаточно! – взмахнул рукой инспектор. – Хоть бы в сторону дышали, что ли? Вы свободны, мистер Корд.

Пожевал губами, взглянул брезгливо.

– Документы вам отдадут.

Я слегка обиделся. А где же вопрос о моем алиби? Ответ приготовил заранее, и он мне очень нравился.

Выйдя во двор отеля, я посмотрел на солнце и расстегнул пальто. Теплеет на глазах, завтра можно гулять в одном костюме. Правда, опытный глаз может заметить пистолет.

Итак, Ковальски крупно влип. Во что именно, скоро узнаю, однако уже сейчас я имел догадку, причем вовсе не смутную. Ах, Перпиньян, Перпиньян!

– Знаю, – кивнул Пьер Домье. – В дневных выпусках обязательно сообщат. Убийство, мсье Корд! Ваш соотечественник изнасиловал и зарезал какую-то певицу.

Мы оба спешили, поэтому встретились у станции метро Бурс. Место людное, никому до нас нет дела – кроме, понятно, невидимки с большими ушами.

– Тело он успел спрятать, сейчас ищут.

Ищут? Но тогда почему – убийство? Как говорят наши копы, нет тела – нет дела.

– Кровь в ее комнате, – понял меня журналист. – А еще, извините за подробности, следы на простыне. Фамилия певицы вам нужна?

Я чуть было не сказал «нет». Какое мне дело до фамилии Люсин? Однако дела следует доводить до конца.

– Узнайте, мсье Домье. Но это не к спеху.

Народ торопился по своим делам, и я невольно представил себе невидимку прямо посреди толпы. Вот его пихнули раз, наступили на ногу, пихнули – два. Однако с певицей Анна Фогель не ошиблась, все, как и обещано. Мухоловка прозревает Грядущее? И такое возможно, если самому это Грядущее приблизить.

Убийство и Сестра-Смерть – почти синонимы.

– Теперь, мсье Корд, по нашему делу.

– А? – очнулся я. – Вы про Иволгу? Узнали что-то?

Рыжий помялся, затем решительно тряхнул шевелюрой.

– Я верну вам деньги, мсье Корд, все до последнего су. Извините, не стану делать ничего, что идет во вред безопасности Франции!

Если я и удивился, то не слишком. Все мы патриоты! Но парень напрасно решил, что этим он от меня отделается.

– Мсье Домье! Возвращать деньги не надо. Вы прекрасно справились.

Не без удовольствия полюбовавшись его физиономией, улыбнулся.

– Разведчики в отставке спокойно пишут книги и дают интервью, значит, Иволга – не в отставке. Однако после Великой войны она исчезла на много лет, поэтому.

Парень открыл было рот, но я покачал головой.

– Молчите, молчите! Поэтому она, вероятнее всего, была за границей. Потом вернулась, но ненадолго.

Поглядел ему в глаза.

– И еще, мсье Домье. Если бы Иволга по-прежнему работала на государство, на Второе бюро, вы получили бы соответствующий инструктаж. Вам бы приказали не патриотизм поминать, а сетовать на то, что сведений мало, требуется еще время. Вывод? Иволга сейчас работает не на государство… У вас есть что добавить или уточнить?

Честно говоря, в своих выводах я сильно сомневался, но рыжий лишь грустно вздохнул.

– А родилась она в 1878 году, мсье Корд.

Я крепко пожал ему руку.

– Спасибо!

Толстячок за стойкой экскурсионного бюро откликнулся сразу.

– О, мсье, о-о! Вы сделали правильный выбор. Шесть миллионов мертвецов ждут вас! Полторы тысячи километров мрака и ужаса, подземный некрополь, вобравший в себя добычу кладбищ за десять веков. Первые подземные разработки появились на месте нынешнего Люксембургского сада, когда король Людовик XI пожертвовал землю замка Воверт.

– Призраки и бродячие скелеты в ассортименте, – перебил я. – Годится! Дайте два! В смысле, билета. На завтра.

Рю де Савиньи, музей Карнавале. Именно здесь продают билеты в знаменитые парижские катакомбы.

– О, мсье, о-о! Вас ожидает настоящий макабр!

Я спрятал билеты в бумажник и, чуть подумав, извлек оттуда купюру покрупнее. Толстячок дернул носом.

– Завтра будет только завтра, – пояснил я. – А сегодня.

Вторая купюра! Толстячок со свистом втянул в себя воздух.

– Индивидуальная экскурсия. Сейчас! И чтобы гид знал родословную каждой косточки.

– О, мсье, о-о!

9

Хрустящая простыня под подбородком, непередаваемое ощущение чистого тела, легкий, насыщенный озоном воздух, негромкое пение птиц….

А если глаза открыть?

Антек, бывший гимназист, так и сделал. Полежал секунду-другую, затем рывком сел, окидывая взглядом комнату. Помещение, как объяснила Мара, именуется «бокс», не в смысле мордобоя, а просто «ящик», если с английского перевести. Он в спальне, маленькой, как раз на одну койку, за двумя дверями – службы, в том числе восхитительный душ с особым краном для морской соленой воды (здорово!), еще одна дверь входная, за которой коридор. Свет идет от плафона на потолке, причем не желтый электрический, а почти что настоящий, словно под стеклом спрятан маленький кусочек Солнца. Стены гладкие и чуть теплые, цвета темной слоновой кости. Маленький откидной столик, два стула, упругий ковер на полу, врезанный в стену шкаф. Прямо на стене – телефонный аппарат, трубка почему-то без шнура, но работает. А птицы – это радио. Мара вчера предупредила, если запоют, то с добрым утром.

С добрым утром, доброволец!

Антек встал, пригладил волосы, задев пластырь, закрывавший рану. Девушка объяснила, что это только на ночь, с утра его станут лечить всерьез. Заодно запретила делать гимнастику, даже самую простую. А вот обтереться жестким полотенцем советовала, в душе их целых два.

Куда он попал, Антек решил пока не задумываться. Раз окон нет, то это либо тюрьма строгого режима, либо бокс находится где-то под землей. Для тюрьмы слишком уютно, значит, он на станции подземного метро. Торпеда привезла их на платформу, почти такую же, как на газетных фотографиях, только поменьше.

На фотографиях? Антек провел ладонью по лбу. В метро он уже бывал, причем самом настоящем! Интересно, где? В Польше о таком пока еще только мечтают.

Голоса птиц умолкли, и бывший гимназист тряхнул головой. Не беда, еще вспомнит. Новый день начался, что дальше? Под душем он побывал совсем недавно, но почему бы не повторить? С морской водой!