Норби (СИ) - Валентинов Андрей - Страница 27

– У нас и не такие bobry кололись, Земоловский. Как это по-польски? Вроде бы так же, только ударение другое. Я ваш язык крепко выучил. Была причина!..

Еще один кусок сахара попал в челюсти…

– Я в 1920-м в плен угодил под самой Варшавой. Друзей-товарищей всех побило, а меня в лагерь, за проволоку, гнилую balandu хлебать. А мне тогда, между прочим, пятнадцать лет всего исполнилось, меньше, чем тебе сейчас.

Подстаканник с треском ударился о столешницу, чай плеснул на скатерть.

– Первое польское слово, которое я запомнил – «быдло». Это существительное. А потом и прилагательное – «красное». Вот такие у меня университеты, Земоловский. Там, за проволокой, я одну важную истину понял: есть буржуазия, есть рабочие и крестьяне. А есть поляки. Вот так-то!

Сесть не предложили, хотя табурет с привинченными к полу ножками рядом, у левой ноги. Бывший гимназист старался стоять ровно, чтобы не показать слабость. Соседа-учителя час назад снова увели. На всякий случай он попрощался, попросив не судить строго.

– А ты напрасно молчишь, Земоловский! Сейчас я чай допью и ребят кликну. Сразу запоешь птицей-канарейкой! Признаешься во всем, даже в том, что копал тоннель из Кракова в Лондон, чтобы оружие тайно перевозить.

Последний кусок сахара «малиновый» разгрызал с особым старанием.

– Скажешь, глупость? А это не глупость, Земоловский, а тактика. Если человек признался в том, что тоннель до Лондона копал, то все прочее без лишних раздумий подпишет.

Бывший гимназист еле заметно пожал плечами. Каннибалы, что с них взять? «Малиновый», однако, заметил и одобрительно кивнул.

– Осознал, vrazhina? Проникся? Ладно, садись!

Ноги устали, и он невольно вздохнул с облегчением – стоять пришлось больше двух часов. Следователь заметил и это.

– Хорошо, правда? А знаешь, парень, что такое «stojka»? Я сижу за столом, с бумагами работаю, а ты стоишь. Потом приходит сменщик, тоже работает. А ты все стоишь, стоишь. Затем я возвращаюсь. Представил? А стоять не захочешь, усадим. И спать не дадим. Будь ты из камня сделан, на третьи сутки во всем признаешься. И заметь, на тебе ни синяка, ни царапины.

Отставил в сторону подстаканник, посуровел лицом.

– Слушай внимательно, kontra nedobitaya. Трудящиеся Западной Белоруссии и Западной Украины единодушно высказались за воссоединение со своими братьями, живущими в СССР. Однако не всем такое по душе! Буржуазные националисты, лютые враги белорусского, украинского и польского народов, встретили это решение усилением диверсий и террора. Но наши славные органы не дремлют! В ближайшее время в Минске и во Львове состоятся судебные процессы против агентов вражеского подполья. У тебя, Земоловский, есть шанс прожить еще немного и даже сохранить свое хилое здоровье – до самой положенной тебе пролетарской стенки. Пойдешь обвиняемым, если мы с тобой договоримся, конечно. Это лучше, чем превратиться в мешок с кровавыми костями, правда? Ocenil?

И тут он впервые по-настоящему удивился. Большевикам нужен очередной кровавый спектакль, это ясно. В таком деле они мастера, и Зиновьев в грехах каялся, и Бухарин. Во всем повинились, всех оговорили, куда там Шекспиру! Но он-то – не Бухарин! Какой смысл выводить на процесс под вспышки фотокамер ученика белостокской гимназии № 3?

Следователь криво усмехнулся.

– Героем все равно не умрешь, не позволим. Завтра здесь, в этом кабинете, начнешь писать показания. И начнешь с себя, со своей вражеской личности. Кто, откуда, от какой разведки деньги получал. И не вздумай врать, нам все известно!

Стер усмешку с лица, поглядел в глаза.

– Спрятаться думал? Под чужой личиной затаиться? Никакой ты не гимназист! И не Земоловский!..

2

Что отмечали славные парни-новобранцы, выяснилось утром, когда я спустился вниз, к стойке портье. У выхода толпилась дюжина похмельного вида соотечественников во главе с все тем же сержантом Ковальски. Тот внешне был бодр, и даже пытался покрикивать, но взгляд имел стеклянный. Груда чемоданов не дала усомниться в происходящем. Отъезд! Вчера его и отмечали. Очередная «молекула» отбывала в Брюссель.

Месяц назад газета «Правда» разразилась грозной статьей по поводу «поджигателей войны» и их покровителей. В последние были зачислены все империалистические державы мира, но особенно досталось французам с британцами. Легион Свободы прямо не назывался, превратившись в «фашистских и троцкистских провокаторов». Тон статьи свидетельствовал, что кому-то в Москве попала под хвост крепкая вожжа. Одновременно последовали заявления по дипломатическим каналам, не такие крикливые, но тоже весьма недвусмысленные. Советский НКИД резко протестовал против нарушения нейтралитета, поминались не только добровольцы Легиона, но и поставки оружия. Все это сильно напоминало Испанию, только с обратным знаком. Тогда протестовали британцы и те же французы, недовольные откровенным вмешательством Сталина в пиренейские дела.

Что интересно, Соединенные Штаты никто вслух не поминал ни в первом, ни во втором случае. ФДР умеет вести дела.

Результатом стало то, что Франция и Британия запретили прямые поставки вооружений в Польшу, а также проезд иностранных граждан через свою территорию. Добровольцы Легиона направлялись теперь морем из Бельгии, танки же Польша получала через Швецию и Норвегию. Советский Балтийский флот вышел в нейтральные воды, но там их уже ожидала британская эскадра. Лондон в очередной раз защитил свободу судоходства.

– Пошли, парни, пошли! – торопил сержант. – Вещи не забываем! Шевелись, шевелись!..

Добровольцы шевелились, но не слишком бодро. Во дворе отеля их поджидал автобус. «Молекула» – как раз отделение, как правило, обычная пехота. Летчиков и артиллеристов, а также офицеров отправляли не «молекулами», а «атомами», по одному, в крайнем случае, по двое. И собирали их не в «Одинокой Звезде».

Я вышел во двор, чтобы помахать вслед автобусу. К моему удивлению, сержант никуда не уехал. Проводив взглядом отъезжающих, он внезапно шагнул ко мне, обдав густым перегаром.

– А вы, значит, так и не записались, капрал?

Капрал! Надо же, запомнил. Оставалось пожать плечами.

– Беру с вас пример, кто-то должен ковать победу в тылу.

Ковальски со скрипом провел ногтями по небритому подбородку и ничего не возразил.

– Норби, но это же чушь. Смеяться будут!

– Не чушь, Николя, а научная фантастика. Самый современный жанр литературы для домохозяек и студентов-прогульщиков.

Фиолетовую планету Аргентину выдумал Легран. Гравитационное оружие – моя заслуга.

Настоящая серьезная дезинформация всегда подается с гарниром из правды. В текст книг о Капитане Астероиде мы вставляли данные о новом немецком и французском оружии, порой давая подробное описание и даже чертежи. И одновременно подсказывали авторам идею скафандра с пуговицами – и пешего перехода через Млечный путь.

– Шахты с параболоидами. Это даже не смешно, Норби. Гитлер не поверит. А нам надо, чтобы поверил.

– Не поверит, но засомневается. Параболоид ничуть не фантастичнее Копья Судьбы. А если мы еще помянем Теслу, то засомневаются и куда более образованные люди, за его исследованиями в Европе следят очень внимательно. А еще хорошо бы подсказать чехам, чтобы те начали копать в Судетах шахты. Терять-то им все равно нечего. Адди сложит два и два.

– Да, с высшей математикой у него проблемы. А когда о параболоидах заговорят, хорошо бы подкинуть карту секретных шахт в редакцию. Да хоть французской «Фигаро», они такое любят! Но все равно. Гравитационный пояс Земли, порода, аккумулирующая земное тяготение.

– Ничем не хуже твоей Аргентины. Главное, Николя, самим в эти сказки не поверить.

Пьер Домье не подвел, принес-таки трехлетней давности газету. Кальмар, он же Жермен де Синес, посвятил целый разворот ужасному и смертоносному гравитационному оружию. Вроде бы опровергал, сомневался, даже посмеивался, но читать, особенно сейчас, страшновато. Тогда речь шла о раздавленном в Рудных горах доме. Позавчера в Польше погибли десятки, если не сотни тысяч. Варшава почти не пострадала, но ударная русская группировка, если верить тому, что пишут газеты, буквально ушла в землю.