Грешница - дю Террайль Понсон - Страница 2

Молодой граф в недоумении пожал плечами.

— Держите пари, — сказала она повелительным тоном.

— Но если я буду держать пари, — возразил граф, — и если он проиграет, в чем я теперь не сомневаюсь, я убью его!.."

— Ну и что же, — отвечала Баккара торжественным тоном, — быть может, этот человек заслуживает того.

— Однако, мой друг, — продолжала Баккара, — уже полночь, а улица наша довольно пустынна. Итак, нам пора распроститься.

Она дружески протянула ему руку, позволила поцеловать себя в лоб и проводила молодого графа до садовой калитки, которую сама отворила.

— Я жду вас завтра утром, к завтраку, — сказала она, — приезжайте открыто, на своих лошадях. До свидания.

— Странная женщина, — проговорил граф про себя. — Я явился к ней как отчаянный искатель приключений, а выхожу искренним другом, готовым для нее в огонь и в воду… Неужели я в самом деле люблю ее?..

Баккара возвратилась к себе в будуар и увидела маленькую жидовочку, спящую на кушетке крепким сном.

— Боже, — подумала она, — эта ужасная способность покрыта такою непроницаемостью, в ней столько неопределенного, в ответах этой малютки столько противоречий, что, кажется, я никогда не открою всей истины. Она сказала мне уже, что сэр Вильямс меня ненавидит, что он питает злобу к маркизу, Фернану, Леону и в особенности к своему брату Арману; она мне, наконец, сказала, что есть еще человек, который хочет погубить г-жу Ван-Гоп, и что человека этого зовут Шерубен; но она не открыла мне пути, которым этот отвратительный сэр Вильямс хочет достигнуть осуществления своих коварных замыслов и козней… Боже, дай мне силы разрушить этот лабиринт несчастий!.. Надо, однако, во что бы то ни стало узнать, что может быть общего между таким ангелом, как маркиза Ван-Гоп, и таким мрачным существом, как Шерубен. Де Камбольх дрался с ним, и, узнав это, маркиза чуть не лишилась чувств… Чем это объяснить?.. Я положительно становлюсь в тупик-Баккара подошла к спящей девочке и положила ей руку на лоб.

— Я хочу, чтобы ты видела и говорила, — сказала она вдохновенным голосом.

Оскар де Верни, т. е. господин Шерубен, расставшись с Рокамболем на бульваре, направился к своему дому в улице Пепиньер.

— Я играю в весьма рискованную игру, — говорил он про себя, — если Баккара меня не полюбит, то этот дьявол убьет меня; если же я выиграю это пари, то буду обладать пятьюстами тысячами франков.

При этом лицо его осветилось самодовольной улыбкой.

— Ну, а если мне не позволят держать это пари? — продолжал он, нахмурившись. — Черт возьми! я сделал непростительную глупость, поступив в общество червонных валетов… положим, что у меня не было средств к жизни… Я работаю добросовестно, спрашивается, по какому праву они вмешиваются в мои личные дела и налагают на них запрещение?..

Придя домой, он отворил окно своей маленькой гостиной, выходившее в сад, и начал напевать какую-то арию.

Сквозь деревья виднелся флигель, занимаемый госпожой Маласси. Лишь только Шерубен пропел несколько слов, в окне флигеля показался свет.

Молодой человек тотчас же спустился вниз, прошел через двор и сад и вошел в тихо отворившуюся дверь флигеля. В прихожей было совершенно темно, но маленькая, нежная ручка взяла Шерубена за руку и повела вверх по темной лестнице и затем по коридору, в конце которого наконец открылась дверь. Дверь эта вела в спальню госпожи Маласси, освещенную лишь огнем догоравшего камина.

Шерубен вошел в эту комнату, и дверь тотчас же была тщательно затворена.

— Добрейший господин де Верни, — проговорила вдова, садясь, — вы сделали непростительную ошибку.

— Какую?

— Вы поторопились с выздоровлением.

— Как так?

— В глазах маркизы вы были опасно ранены. Из опасения за ваше здоровье сочувствие ее к вам увеличилось.

— Но разве она знает, что я уже выздоровел?

— Знает: она была здесь.

— Когда?

— Вечером, в пять часов.

— Кто же ей говорил о моем выздоровлении?

— Когда она была здесь, я послала горничную к привратнице — узнать о вашем здоровье.

— Ну и что же?

— Привратница сказала, что вы вышли с господином де Камбольхом, навещавшим вас ежедневно во время болезни, и что вы, должно быть, чувствуете себя хорошо, потому что были очень веселы.

. — А, черт возьми!., это скверно.

— До возвращения горничной маркиза была ужасно расстроена. Но, услышав известие о вас, она вдруг повеселела, и на губах ее заиграла самодовольная улыбка. »

— Однако, мне кажется, дело еще поправимо. Когда она к вам приедет?

— Дней через восемь.

— Как! Ведь она приезжала больше потому, что считала вас опасно раненным; теперь же она совершенно успокоилась.

— Ну, пока прощайте; завтра я вам сообщу, что намерен делать и как поступить.

Шерубен пошел домой и лег спать, крайне расстроенный тем, что госпожа Ван-Гоп узнала о его выздоровлении. Он сознавал, что действительно сделал непростительную глупость, но все-таки думал ее как-нибудь исправить.

Занятый этой мыслью, он проспал ночь весьма дурно. Рано утром ему подали записку, написанную Рокамболем под диктовку сэра Вильямса. Записка эта заключала в себе разрешение от имени главы — держать пари с чужестранным графом и явиться в назначенное время на свидание в Булонском лесу. Вчера Шерубен с радостью приветствовал бы это разрешение, но теперь принял его по весьма многим причинам довольно холодно.

Затем он встал, прочел газеты и около десяти часов отправился завтракать в Парижское кафе, отдав предварительно своему груму приказание привести туда к двенадцати часам его лимузенскую лошадь, Эбэну.

Войдя в Парижское кафе, Шерубен заметил двух молодых людей, которые накануне присутствовали в клубе при предложении графом Артовым странного и весьма рискованного пари.

— Ну как, — обратился к нему один из них, — вы решились?

— Да, — гордо отвечал Шерубен.

— Как, вы держите пари?

— Держу.

— И уверены, что Баккара полюбит вас?

— Весьма понятно, ибо в противном случае рискую быть убитым. Я изменяю только немного условия: вместо двухнедельного срока…

— Вы требуете месяц?

— Нет, напротив: одну неделю.

— Браво! — воскликнули в один голос молодые люди. Шерубен сел к соседнему столику и приказал подать себе завтрак.

Спустя несколько времени вошел барон де Манерв; не заметив Шерубена, он подошел к молодым людям.

— Вы, господа, — обратился он к ним, — были, кажется, вчера в клубе?

— Были.

— В таком случае вы знаете о пари?

— Знаем.

— Ну так посоветуйте господину де Верни не держать его.

Шерубен, услыша это, невольно вздрогнул.

— Отчего? — спросили они.

— Потому что граф Артов уже успел заручиться данными в свою пользу.

— У кого?

— У Баккара. Граф должен был завтракать у меня сегодня утром, но предупредил, что не будет, запиской следующего содержания.

При этом барон де Манерв вынул из бумажника письмо и прочел его вслух:

«Из собственного отеля, улица Монсей. Милейший барон! Баккара не позволяет мне ехать к вам сегодня завтракать. У моей красавицы расстройство нервов, и она хочет немного прокатиться.

Мы завтракаем, а затем поедем кататься. Извините счастливца.

Граф Артов».

— Взгляните, — сказал барон, подавая молодым людям письмо, — желтая бумага с буквою Б.

— Вензель Баккара?

— Как видите.

— Позвольте, тут еще post scriptum и, кажется, женской рукой.

— Это приписка самой Баккара, — сказал барон хладнокровно и затем прочел:

— Черт возьми, — воскликнул один из молодых людей, — задатки слишком даже велики.

— Вы думаете?

— Без сомнения. И Шерубен проиграет пари.

— Но я думаю, узнав о положении дела, он не будет его держать.