Два брата - дю Террайль Понсон - Страница 6

Генерал Фелипоне был отвратительный человек; он мучил свою жену и довел несчастную женщину до того, что она состарилась преждевременно и была постоянно больна.

Когда я приехала в Марньер, у моего отца возникли с Фелипоне какие-то недоразумения относительно леса, что и заставило его познакомиться с графом. Меня тоже представили ему.

Виконта Андреа тогда не было, и его ожидали только в конце месяца.

Графиня от души полюбила меня, и мы скоро сошлись с ней душа в душу.

Вскоре приехал и виконт — красивый и надменный молодой человек, и с приездом его здоровье графини, как мне казалось, заметно ухудшилось, и она не раз говорила мне:

— Я чувствую, что скоро умру…

И действительно, через несколько времени после этого, как-то ночью, меня разбудили: из Го-Куана был прислан человек с просьбой, чтобы я приехала к графине, которая умирает и желала бы перед своей смертью повидаться со мной.

Мы застали ее в постели и при последних минутах — священник читал уже отходную; вокруг нее стояла на коленях ее прислуга и горько плакала. Но ни графа, ни виконта не было дома. Мы напрасно искали их.

— Они на охоте, — прошептала больная… — Я их не увижу уж более…

И действительно, они были где-то в лесу, так что чужая рука закрыла ей глаза.

Она умерла ровно в десять часов утра, и последними ее словами было: «Андреа… неблагодарный сын!..»

И я слышала, как старый лакей, стоявший в углу, добавил при этом:

— Это виконт убил свою мать!

Но, представьте себе, мой милый друг, я уже находилась под влиянием этого человека и даже любила его, и он также признался мне в своей страсти ко мне. Не знаю, как это произошло… но не больше как через три месяца после смерти его матери наступила такая минута, когда я верила ему, как богу… когда он произвел на меня какое-то особое, потрясающее действие и приковал к себе.

Тогда-то однажды он сказал мне:

— Марта, клянусь тебе, что ты будешь моей женой, но так как мой отец никогда не согласится на этот брак, то уедем отсюда в Италию, там мы обвенчаемся, а со временем будем надеяться, что отец примирится с нами.

— Ну, а мой? — спросила я в испуге.

— Твой приедет к нам!..

— Но зачем же нам теперь скрываться от него?

— Твой отец замечательно честен, так что ежели мы откроемся ему теперь, то он немедленно отправится к моему отцу и сообщит ему все, и тогда мы должны будем расстаться.

Я верила этому человеку — уступила и последовала за ним.

Темною ночью, на почтовых лошадях, мы уехали с Андреа в Италию в окрестности Милана. Перед отъездом я написала своему отцу письмо, которое и оставила на столе в своей комнате.

В Милане Андреа нанял большой дом, познакомил меня, под видом своей жены, со всей знатью и начал вести веселую жизнь.

Несколько раз я просила его написать моему отцу, чтобы тот приехал к нам, но он всякий раз говорил мне, что имеет известие о том, что мой и его отцы так сердиты, что не захотят видеть нас, и при этом всегда добавлял:

— Погоди!.. Время все изменит!

Я писала сама несколько раз, но все письма мои оставались всегда без ответа; впоследствии я узнала, что людям было строго приказано не относить их на почту, а доставлять их Андреа. Так продолжалось несколько месяцев. У Андреа были лошади и множество знакомых; он веселился, и, пожалуй, можно было бы даже подумать, что я одна из самых счастливых женщин… так, по крайней мере, могло казаться по виду.

На все мои вопросы и напоминания о женитьбе он обыкновенно сердился и нетерпеливо отделывался от меня какими-нибудь пустыми отговорками. Однажды на мое новое напоминание о данном им слове он резко заметил:

— Погоди… когда отец умрет, тогда я женюсь на тебе.

И при виде моего удивления он вынул из кармана листок почтовой бумаги и предложил мне прочесть написанное на нем.

Это было письмо от его отца, я читала его и чувствовала, как я бледнею. В нем было сказано:

Это письмо выпало у меня из рук, и я с испугом посмотрела на Андреа.

— Что же вы намерены делать? — прошептала я.

— Ждать, — ответил холодно он, — я знаю своего отца… Он способен лишить меня наследства, если я не исполню его желания.

— Но чего же ждать?

— Его смерти, — ответил он, напевая какую-то арию.

С этой минуты я начала его понимать… Он хотел сделать из меня содержанку… я заболела: со мной сделалось что-то вроде горячки. Я молилась, призывала Бога, просила прощения у своего отца. Я валялась в ногах у Андреа, умоляя его возвратить мне мое счастье. Андреа фразировал и насмехался надо мной.

Когда я совершенно поправилась, то обратилась к одному старому священнику и спросила его совета, что мне делать.

— Поезжай, мое дитя, к своему отцу, — сказал он, — Бог милосерден и простит тебя и заставит этого человека исправить свою ошибку перед тобой…

Мой отец!

Я решилась последовать его словам и просить Андреа отпустить меня.

Как-то утром я сообщила ему о моем отъезде.

— Куда же ты поедешь? — спросил он меня. — К отцу, — ответила я.

Ну, если так, то я должен, наконец, сообщить тебе всю истину, — сказал он и подал мне траурное письмо, извещавшее о смерти моего бедного отца.

— Мой отец умер от горя… и я была его убийцей…

— Бедная Марта! — прошептал скульптор, беря за руку молодую женщину.

Марта вытерла глаза и продолжала:

— Мой отец умер, я осталась одна. В первые дни траура он был особенно внимателен ко мне, но скоро все вошло в свою колею, и он по-прежнему стал смотреть на меня как на свою игрушку. Может быть, он и любил меня, но так, как любят статую, собаку, лошадь…

Тогда я решилась бежать от этого человека. Но куда бежать?.. Куда идти?..

Однажды вечером, в театре, Андреа поссорился с одним молодым австрийским офицером, вызвал его на дуэль, которая должна была состояться на другой день.

Оружием были выбраны пистолеты; согласно условию, противники должны были приближаться друг к другу и стрелять по желанию.

Офицер стрелял первый и сделал промах, тогда Андреа продолжал наступать на него.

— Стреляйте же! — кричали ему секунданты.

— Нет, еще не время, — ответил виконт и подошел так близко к своему противнику, что пистолет коснулся его груди.

Офицер не пошевелился и стоял самым спокойным образом.

Другого бы подобная смелость обезоружила, но негодяй не признавал жалости.

— По правде, — сказал он, улыбаясь, — вы еще так молоды, что для вашей матери будет большим горем узнать о вашей смерти.

И при этих словах он выстрелил.

— Презренный, — прошептал с отвращением Арман.

— Это еще не все, — продолжала Марта, вздохнув. —

Андреа был игрок, по счастью, ему так везло, что он несколько месяцев подряд выигрывал громадные суммы… Наш дом превратился в игорный, где разорилось множество молодых людей из лучших миланских фамилий. Но наконец и его счастье отвернулось от него.

Однажды ночью, когда они играли в садовой беседке, Андреа проиграл громадные суммы. Все уже разъехались, и виконт играл только вдвоем с бароном Сполетти, который и был его счастливым партнером этой ночи.

Андреа был бледен и взволнован, и его бледность увеличивалась по мере того, как его банковые билеты переходили на сторону барона.

Сполетти играл совершенно хладнокровно, как вообще все люди, которые верят в свое счастье. Около него лежал портфель, туго набитый банковыми билетами, и он отвечал на все суммы, какие только ни назначал Андреа.

Наконец дело дошло до последнего билета в тысячу франков, и он был проигран.

Тогда Андреа дошел до того, что предложил Сполетти играть в долг.

— У меня, — сказал он, — нет здесь больше денег, но мой отец имеет триста тысяч ливров годового дохода.