Тафгай (СИ) - Порошин Влад - Страница 41

— Да что опять не так? — Не выдержал я.

— Он нас девчонки скоро бросит, — всхлипнула девушка. — Я прямо чувствую, что Ваню мы больше не увидим.

Тут повскакивали со своих кроватей Лариса и Неля и принялись утешать подругу. Тот факт, что в метре от них мы с Танькой пытаемся достичь некого вдохновенного состояния, их не волновало. Всё потому что привыкли, да и девки, чего греха таить — бесстыжие.

— Признавайся, — потребовала Лариска, — что удумал? У нас Нюрка, как Вольф Мессинг, всё что не скажет, всё сбывается.

— Да-а, да-а, да-а, — подтвердила слова соседки по комнате, прыгая на мне Танька, колыхая голой грудью перед лицом.

— Завтра, сначала одно дело сделаю, а потом заявление напишу, — признался я, ведь глупо было отпираться от Мессинга. — Поеду в Челябинск за «Трактор» играть.

— Трактористом что ли работать хочешь? — Смахнула слёзы Нюрка-предсказательница. — Зачем же уезжать так далеко? У нас здесь свои колхозы есть.

— Да-а-а, о-о-о, — наконец допрыгалась на моём рабочем инструменте Татьяна и сползла на бок.

— Посмотрим, — я встал с кровати. — Мне ещё две недели отрабатывать придётся по закону — это раз. В школе нужно бы за восьмой класс экзамены сдать — это два. Так что ещё встретимся — это три.

Глава 21

В десять часов утра, на заводе, предварительно послав подальше надоедливого мастера Ефимку, мы вместе с соседом Василием направились в приёмную директора этого крупнейшего предприятия Ивана Ивановича Киселёва. При этом два обстрелянных в хоккейных баталиях вратарских шлема, предварительно обернув прошлым номером «Советского спорта» мы захватили с собой.

— Сейчас в заводоуправление зайдём, — широко вышагивая, скорее себе проговаривал я. — В директорскую дверь пробьёмся и расскажем наше, точнее твое коммерческое предложение. Такие вопросы надо ставить ребром и решать быстро. А то я эту бюрократию знаю, с ними нужно как в хоккее, сначала впечатываешь в борт, а затем уже бьёшь в челюсть. До них так всегда лучше доходит.

— А если не пустят? — Семенил рядом Василек, неся под мышками оба ценных вратарских шлема, которые издалека напоминали два больших обёрнутых газетой яйца.

— Ясное дело не пустят, — я резко остановился, потому что в голове родилась смелая и рискованная идея. — Ты сейчас главное молчи и ничему не удивляйся. Чуть что скажешь, что видишь мою дебильную физиономию в первый раз в жизни! Ну, как говорится: «К чёрту пух и перо!» Пошли!

В чистеньком коридоре заводоуправления, где работяга в моей тёмно-серой робе выглядел, как раб, случайно заглянувший в жилище плантатора, я почувствовал себя словно голый. А раз так, то я счёл возможным позволить себе любую, даже самую дикую выходку. «На крайний случай, пусть думают, что немного ненормальный», — решил я, входя в приёмную директора горьковского автозавода.

— Здоров! — Гаркнул я опешившей секретарше, женщине в очках лет сорока пяти, одетой в серый деловой костюм. — У себя? — Я кивнул на директорскую дверь с таким видом, что пришёл почти к себе домой.

— Стойте! — Взвизгнула деловая тётушка. — У Иван Иваныча совещание.

— Жаль, хы, хы, хы, придётся прервать, — я скорчил тупое непробиваемое лицо, немного выпучив глаза. — Я ждать не могу, у меня, точнее у него, — я кивнул на Василька, — бомба с часовым механизмом. Хы, хы, хы. Не урони! — Шикнул я на соседа, руки которого принялись вибрировать как старая стиральная машина.

— Туда нельзя, — уже не так уверенно пролепетала секретарша.

«Для плотских утех на директорском столе не годится», — высказался вдруг проснувшийся голос в голове.

— Ну, ты, мать, даёшь, тебе же человеческим языком говорят, бомба с часовым механизмом, открывай, — я решительно попёр на дверь.

Однако деловая помощница директора меня всё же опередила и дверь к ответственному работнику товарищу Киселёву открыла первой.

— Давай за мной, — скомандовал я соседу, который готов был уже всё бросить и бежать, куда глаза глядят. — Здоров, мужики! Хы, хы, хы, — в кабинете действительно совещались трое мужчин.

Кто из них директор я догадался лишь по месту расположения. Ведь лауреат Ленинской и государственной премии, как писала неоднократно многотиражка, сидел там, где и полагается в основании длинного тэобразного стола.

— В чём дело, товарищи?! — Грозно глянул на меня Киселёв.

Монументальная обстановка всего помещения, а именно: красная ковровая дорожка, книжный шкаф во всю стену, портреты Брежнева и Ленина, бархатные шторы, мощный стол и целый ряд тяжелых с кожаной обивкой стульев, буквально всё говорило, что никаких новых идей здесь терпеть не станут. «Тяжёлый случай», — пронеслось в голове.

— Бомба с часовым механизмом, — пройдя на середину кабинета, сказал я, показав рукой на полуживого соседа. — Хы, хы, хы. Да держи крепче! Едрён батон.

— А вы, — директор, нервно ослабил петлю на галстуке и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, — откуда будете, товарищи?

— Да, мы тутошнии, здешние, отсюдошние мы, хы, хы, хы, — я почесал богатырскую грудь своей пятернёй через робу. — Жарко, что ли стало? — Я, улыбнулся во все свои тридцать два пока целых зуба, оглядев встревоженные и мигом покрывшиеся потом лица, всех троих деловых мужчин за столом. — Айн момент, щас окно открою, глотнёте нашего фирменного заводского кислорода! В раз все хвори снимутся, у нас на производстве кислород целебный, вся полезная таблица Менделеева до последнего стронция в него всосана.

Я откинул одну тяжеленную шторину и что есть силы, предварительно сдвинув шпингалет, отварил створку пыльного окна. Судя по треску застывшей краски, его очень давно здесь не открывали, а возможно и вовсе — никогда.

— Лепота, хы, хы, хы, — я вобрал полной грудью вонючий запах, который распространяли заводские трубы. — Пиши директор приказ, а то мне бумажки перебирать здесь с вами некогда, там, в цеху план горит, квартальный!

— Какой ещё приказ? — Немного приободрился директор Киселёв, видя, что я не совсем ещё «поехавший».

Я подошёл к одному товарищу, который сидел ближе всех ко мне и похлопал того по плечу:

— Ты бы друг подвинулся, а то замараю ненароком. Хы, хы, хы.

Незнакомый мне начальник какого-то подразделения, громко икнул, и без возражений мгновенно переместился на пару стульев ближе к выходу. Я же уселся по-хозяйски на нагретый его задницей кожаный стул и скомандовал:

— Пиши, диктую, — затем директору крупнейшего завода страны ткнул я пальцем в фирменный бланк. — Я бы и сам накарябал, но у меня образование всего семь классов, запятые ещё не там поставлю: «Казнить, нельзя помиловать!» Хы, хы, хы. Значит, так. Приказываю создать экспериментальную группу по мелкосерийному производству хоккейных шлемов. Руководителем группы с окладом в триста тридцать рублей, назначить инженера Плотникова Василия Васильевича. Коему в подчинение придать мастера широкого профиля. Желательно не пьющего.

— А кто такой этот Плотников? — Оторвался от написания важной бумажки директор завода и посмотрел на меня. — Он вам родственник?

— Мы все на этой земле братья и сёстры, — я выпучил глаза, как идиот. — По крайней мере, так утверждал Чарльз Дарвин. Вот он, Плотников Василий, — я показал на соседа пальцем. — Разворачивай бомбу!

— Зачем сразу же разворачивать? — Пролепетал вновь сильно вспотевший товарищ Киселёв. — Если хотите, я оклад до четырёхсот рублей увеличу.

— Нам чужого не надо, — я двинул рукой так, как будто мне поднесли стопарь палёной водки, затем встал и подошёл к белому, как мел Васильку, вырвал у него из рук завёрнутый в газету шлем и резко разорвал обёртку. — Это хоккейный шлем, бомба с часовым механизмом. Через год так рванёт! И шведы сюда приедут и финны, и канадцы с американцами потянутся. Это престиж! — Я поднял элемент вратарской защитной амуниции высоко вверх. — Кстати, один экземпляр нужно срочно подарить товарищу Коноваленко, а то у него на лице живого места нет. А без вратаря нам в этом году первенство не взять, снова ЦСКА тарасовский обойдёт. Поэтому чтоб с этим делом, — я постучал по шлему, — без бюрократической волокиты обошлись! Ясно?