Тринадцать жертв (СИ) - "Lillita" - Страница 114

Понимая, что с сочувствием Элеоноры ничего не поделать, потому что способность «лезть в душу» была ей навязана неизвестной силой, Фрейя старалась ограждать сестру от лишнего беспокойства, а ещё втайне ходила «побеседовать» с обидчиками. Саму Фрейю трогать боялись, особенно один на один, очень уж она больно била. И сдержанностью не отличалась. Несмотря на способность приказывать, она предпочитала махать кулаками, а не говорить.

Сила силой, а одной против всех устоять сложно. К тому же, обидчики тоже росли, становились сильнее, подлее. Кто-то нападал с ножом, кто-то облил горячим маслом, кто-то спустил собаку. Фрейя старательно прятала раны, шрамы, чтобы Элеонора не узнала, не паниковала, не винила себя. Сложнее всего было со шрамами на руках, поэтому Фрейя их бинтовала. Говорила, что так надо делать для тренировок с мечом, которые она как раз начала. Надо-то надо, но там можно было обойтись запястьями, о чём Элеонора не знала. Она постепенно привыкла к спрятанным рукам сестры и воспринимала это как часть образа, ведь даже эмпатия не подавала причин заподозрить неладное.

Последней каплей стал случай, когда мальчишки под предводительством Горма заперли Элеонору в заброшенном сарае на краю села и подожгли тот. Другая компания подкараулила Фрейю, чтобы задержать и не дать найти сестру. У них почти получилось, но в гневе приказы Фрейи были особенно убедительны. Когда она добежала до сарая, Элеонора уже лежала без чувств, надышавшись дымом. Если бы не сила осколка, их бы убили обвалившиеся балки, которые приняла на себя Фрейя, заработав два перелома на руке, а также большие ожоги на ней же и на спине. Но в тот момент никакая боль не имела значения. Главное было достать Элеонору и вернуть домой, под заботу отцу и бабушке.

Потом Фрейя собрала на пепелище всех причастных. Горма она подозвала к себе, а остальных заставила молча стоять и смотреть. Меч замер в паре миллиметров от горла побледневшего парня. Насладившись гаммой ужаса и отчаяния на мерзком лице, Фрейя плюнула в него и приказала взяться руками за лезвие. Горм выл от боли, но не мог ослушаться и отпустить.

— Если ещё кто-то сунется к Норе — отрежу самую ненужную часть. Слишком длинный язык. Распустившиеся руки. Трусливые ноги. Выбирайте, что не жалко, и приходите. А у тебя, — Фрейя посмотрела Горму в глаза, вертикальные зрачки делали взгляд ещё более жутким, — в следующий раз отлетит голова. Ты в неё всё равно только ешь.

Если говорить совсем честно, Фрейя действительно готова была исполнить угрозу. Да, калечить или убивать — ужасно, но в первую очередь от этого останавливала Элеонора. Она же изведётся, если кто-то так сильно пострадает из-за неё. И не докажешь ведь, что не из-за неё, а из-за себя, потому что издевались над той, которая готова была умереть, лишь бы никого не обидеть. К счастью, никто не был достаточно смел, чтобы злить Фрейю после того случая.

На радость бабушке Элеонора очень хотела быть полезной и любила работать по хозяйству. И хотя из-за неуклюжести могла разбить тарелку или порезаться, всё равно была славной, трудолюбивой и старательной девушкой. Фрейя же радовала отца интересом к кузнечному делу, а её сила и выносливость оказались тут очень кстати.

Хорошо шли дела в этой странной, но дружной семье, однако Элеонора чувствовала, что Тарбен всё ещё тосковал по супруге. Она старалась потихоньку забрать его боль, ведь нельзя вечно жить в трауре, с закрытым сердцем. Странно и тяжело было пропускать через себя такие сильные даже по прошествии времени чувства, но Элеонора очень хотела, чтобы отец снова нашёл своё счастье. Тем более, к ним стала чаще наведываться одна очень славная женщина. Нора чувствовала, что её мотивы чисты и искренни, а Тарбен мог бы полюбить её, если бы отпустил прошлое.

Фрейя тоже желала счастья отцу, поэтому даже если внутренне не могла до конца смириться, что Элеонора брала на себя чужую боль, не препятствовала этому. Только следила, чтобы сестра не переусердствовала. Поэтому дело шло медленно, и Тарбен смог завести новые отношения только когда хранительницы услышали зов.

Для Фрейи не представляло особого труда сопротивляться ему. Ей до того противна была мысль о подчинении — неважно, кому-то или неведомой силе, — что она могла заглушить его почти полностью. А вот Элеоноре со временем становилось хуже. Она плохо спала, мучилась от головной боли, очень хотела, но не решалась уйти. Если успокоить Нору могло только подчинение зову, Фрейя готова была пойти на это.

Задуматься об уходе побудило также появление новой женщины у отца. Всё шло к тому, что однажды он сделает предложение, создаст новую семью. Тарбен, конечно, не собирался из-за этого пренебрегать дочерями, Фрейя даже могла с уверенностью заявить — он бы отказался от возлюбленной, если бы та плохо относилась к отмеченным магией детям. Но нет, женщина очень мило вела себя с девушками. Поэтому стало жалко её и будущих детей. Хранительницы понимали: из-за их репутации могла лечь тень и на лишённых магии детей.

Поэтому они ушли. Перед этим Фрейя убедила отца, что они просто решили посвятить жизнь путешествиям, что всё в порядке, не надо ни искать, не беспокоится. Что пусть он создаст новую семью и будет счастлив. И со временем забудет о том, что у него вообще были такие странные и проблемные дочери.

— Н-но если т-только м-мне так нужно б-было уйт-ти, ты м-могла бы остаться… В основн-ном же проб-блемы от м-меня… — виновато пробормотала Элеонора, за что получила очень лёгкий, больше похожий на поглаживание подзатыльник.

— Нет, Норка. Чтоб больше таких мыслей не было, — недовольно буркнула Фрейя и сжала руку сестры. — Первое, если в тебе есть проблема, то во мне тоже. Мы одинаковые. Второе, куда я тя одну пущу? Ты ж беззащитнее бабочки. Я себе места не найду, если следить перестану.

— Но то место… Т-то место, куда м-меня тянет. Там м-может быть опасно.

— Тем более. В опасность без меня ни ногой. Нора, я решила, что мы идём вместе. Мы. Идём. Вместе. Возражения не слушаю.

Оставалось смириться, в глубине души испытав облегчение. Элеонора не представляла, что бы делала, если бы пришлось уйти без Фрейи. Да, магическим образом дорога до замка оказалась невероятно короткой, по пути ничего не успело бы случиться. А вот в замке… Можно было и от страха умереть. Мрачное, давящее место. Неупокоенные страдающие души, на которые, увы, сочувствие Элеоноры тоже распространялось. И другие хранители.

На момент их прибытия в замке было только четверо. Вечно скорбящая, явно покалеченная жизнью Мейнир, которую из апатичного бездействия могли вывести только приказы Фрейи. Чёрная троица, от которой веяло чем-то тревожным. С близнецами ещё можно было найти общий язык, тогда как само присутствие Эгиля вызывало в Элеоноре желание в панике забиться в угол, а лучше и вовсе исчезнуть. Не только из-за окружающей его ауры страха, хотя Норе и этого бы хватило. Она была бы рада не лезть в душу, но всё равно знала, насколько обманчивым было внешнее спокойствие хранителя. Поэтому очень боялась усугубить ситуацию.

Не так много времени прошло, как появился Мейлир. Нельзя сказать, что Фрейя его ненавидела, просто не получалось не конфликтовать. От чего-то весело было его подкалывать, выводить из себя в попытках сорвать эту маску вежливости и спокойствия. А вот его манера речи и попытки попрекать, навязать правила приличия и этикет правда раздражали. Элеонора из-за этого очень переживала и пыталась примирить, хотя точно знала — дальше словесных перепалок не зайдёт, да и те всерьёз не задевали и не обижали.

Близняшек Фрейя тоже определила как детей, которых нужно защищать. Несчастных, недолюбленных. Элеонора подтвердила это, шепнув наедине, что несмотря на внешнюю лёгкость и беззаботность, у девочек была тяжёлая жизнь. И хотя Фрейя была плоха в проявлении любви и ласки, она как могла помогала близняшкам почувствовать себя спокойнее в новом месте. Да только уберечь не смогла.

Глава 47: Король, полюбивший ведьму

Приказ Фрейи эхом отдавался в голове Мейлира, а перед глазами всплывали увиденные раны. Нет, ему не впервой подобное наблюдать, ведь именно он лечил попавших в ловушки хранителей. Жутко было от осознания, что за этими ранами последует смерть, что вскоре подтвердили часы. Восемь часов. А вечером уже девять. Мейлир с трудом нашёл в себе силы выйти, чтобы убедиться — второй жертвой стала Элеонора. Неудивительно. Кристально ясно было то, что она не переживёт смерть Фрейи. Либо сломается и убьёт себя, либо ведьма найдёт её раньше.