Мужская работа (СИ) - Казаков Дмитрий Львович - Страница 12

И не только мне, а Сашке тоже.

Осталось немногое — добраться до местного императора-Гегемона, и попросить у него эту штуку взаймы, а еще инструкцию, как предметом воспользоваться, чтобы вылечить смертельно больную девочку трех лет.

— О боже, какой мужчина, я хочу от тебя сына! Я хочу от тебе дочку! И точка! Точка! — прилежно выводил Макс со своей койки, а я думал, когда же он наконец заткнется.

Нет, голос у него был нормальный, и по ушам медведь не топтался, но репертуар… дикая попса от Аллы Борисовны Пугачевой до Монеточки. Мне, как человеку, воспитанному на роке и рэпе, это радости не приносило, но нелюди обычно собирались послушать, вот и сейчас рядом топталась мрачная Диль, а Дю-Жхе, занимавший место напротив меня, сидел с блаженной улыбкой на желтой физиономии, на которой едва выделялся серый узор татуировки.

Разговорить его было сложно, но Макс справился, и мы узнали, что такую наносят охотнику, воину, настоящему мужчине.

Под кроватью у меня тихо хрюкнули, и моей свешенной руки коснулось что-то мокрое и холодное. Перевалившись на край, я обнаружил на полу зверька, которого спас в горячей зоне — черные глаза, шкура цвета кофе с молоком, и оставленные на ней серым дымом подпалины.

— Привет, — сказал я тихо, боясь его спугнуть.

В душе проклюнулась тихая радость — ого, шестилапый пришел меня проведать.

— Хр, — произнес он в ответ и улыбнулся во все сто острых черных зубов, а затем из пасти его выстрелил длинный тонкий язык, коснулся моей ладони, и я понял, чем меня тронули в первый раз.

— Кто это там? — спросил Дю-Жхе, и я понял, что он смотрит в нашу сторону.

— Это… — я помялся, и тут мне в голову пришло имя. — Это Котик.

Узкие глаза ферини расширились, он покачал головой, но тут же глянул в сторону двери, где началась суматоха. Котик зашипел, сжался, протопали по полу его лапы, и под кроватью у меня стало пусто, а на сердце грустно.

Выругавшись про себя, я сел — посмотреть, кто спугнул шерстистого гостя.

У входа в казарму стоял Йухиро, а рядом с ним — фигурястая деваха, губастая, курчавая, типичная негритянка, вот только с белой кожей, и с парой рожек в шевелюре; понятно, занга, такой же варварский народ, как и мы, люди, у мужиков у них четыре рога. Интересно, а я думал, что наша центурия укомплектована полностью, несмотря на пару свободных коек.

И при первом взгляде на эту деваху у меня внутри неожиданно сладко дрогнуло. Захотелось немедленно обнять ее, узнать, каковы на вкус ее губы, услышать, как она смеется, стонет, всхлипывает от телесного счастья.

Мне стало жарко.

— Это Юнесса, — объявил десятник, равнодушный к женской красоте. — Последняя. Теперь мы готовы к бою.

На новенькую пялился не только я — и заткнувшийся Макс, и даже Равуда приподнялся на своей койке, не обращая внимания на ревнивый взгляд своей подружки с перьями вместо волос. Еще бы — фигура как у богини разврата, при тонкой талии большая грудь и ягодицы что надо, и секс, секс в каждом движении, в каждом жесте.

— Место ей покажете, — велел Йухиро, и вышел.

— Всем привет-привет, — сказала Юнесса, обводя казарму синими-синими, точно осеннее небо, глазами — за такие глаза можно и убить, и умереть.

К ней бросился Кентадэ, первый бабник центурии — иногда мне казалось, что он будет домогаться и к столбу, если на том нарисовать женскую грудь.

— Добро пожаловать, прелестница! — воскликнул он, белоснежно улыбаясь. — Красота твоя подобно грому разразила мои внутренности…

Юнесса не обратила на него внимания, прошла мимо и двинулась по проходу между коек, покачивая бедрами. Кентадэ поспешил следом, бормоча околесицу, но улыбка его несколько поблекла, а в карих глазах — все трех — мелькнула обида.

— Вот это титьки! — пылко прошептал Макс, и мне захотелось удушить его подушкой.

Новенькая миновала ушастого Янельма, возившегося на одеяле со своей коллекцией странных вещей — лоскутков, кусков проволоки, ржавых ключей и осколков фарфора; этот мусор он называл «послухами», и стукая по предметам особой палочкой, извлекал неразличимые для остальных звуки. Прошла еще две койки под злобными взглядами прочих девчонок, и у меня сладко заныло не только в сердце, но и в паху — она идет ко мне, она выбрала меня.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Но тут на пути у нее очутился Равуда.

Его подруга с перьями, звали которую Пиаорани, или просто Пира, приложила ладони ко рту. Фиолетовые глаза ее, и так огромные, стали еще больше, и заняли едва не пол-лица, перья встали дыбом.

От того же Макса я знал, что эта совсем юная жевельде без ума от Гегемонии и ее граждан, что в армию пошла, чтобы стать одним из них, и без памяти влюбилась в кайтерита, показавшегося ей идеалом. А он едва не вытирал об нее ноги, и вытирал бы, если бы сумел извлечь из этого пользу или удовольствие.

— Привееет, — сказал Равуда, поигрывая мускулами. — Ты не меня ииищешь?

— Может и тебя, — Юнесса смерила его взглядом, и провела по губам розовым влажным языком.

Злость полыхнула внутри с такой силой, что меня едва не подбросило.

Неужели она не видит, с кем имеет дело, не понимает, что она для него не больше чем игрушка?

— Равуда… — позвала Пира.

— Заткнись и освободи койку, — велел он, не поворачиваясь.

— Но я…

— Тебя вышвырнуть силой?

Пира зарыдала, из огромных глаз потекли слезы, перья на голове обвисли, как у мокрого попугая. Мне захотелось врезать Равуде — изо всех сил, так, чтобы разнокалиберные глаза выскочили из черепа, зубы посыпались на пол, и он шлепнулся в лужу собственной крови.

— И ноги отличные, вапще! — продолжил комментировать Макс. — Клевая какая!

Я стиснул челюсти, чтобы не рявкнуть «Заткнись!».

Пира собрала шмотки и потащилась к свободной кровати рядом с Дю-Жхе. Кентадэ, понурив голову, отправился к своему месту — ему ловить тут было нечего. Молчун и Фул, два клеврета Равуды, сноровисто притащили новый матрас и даже белье.

— Добро пожаловать, — сказал мой краснокожий «друг», и вскоре они уже сидели рядом, он, и курчавая красотка с рожками, и он обнимал ее за плечи, и шептал что-то в розовое ушко.

Зрелище было до того тягостное, что я отвернулся и улегся мордой в подушку.

— Эх, я бы вдул! — не замолкал Макс. — И не один раз, если бы дали! О, красотень! Тебе она не понравилась, что ли?

— Понравилась, — ответил я, мечтая только об одном — чтобы он провалился сквозь палубу, да еще и прихватил с собой Равуду.

Мало было мне проблем — нет, положил глаза на ту же самую девицу, что

и он!

Глава 6

Проклятый разъем никак не хотел становиться на место, хотя я бился с ним час. Мешало отсутствие нормального инструмента — будь у меня чемоданчик, с которым я ездил по заказам, я бы мигом решил проблему, а тут приходилось обходиться скудным набором из оружейной комнаты.

А поскольку разъем отходил, то автомат мой отказывался стрелять через раз. Ерунда, когда это происходит на стрельбище, и дело швах, если нас все же отправят воевать, и трудности возникнут на поле боя.

В оружейку я отправился после ужина, в свободное время, и удивился, когда оказался там не один. Внутри обнаружился альбинос Молчун, возившийся со своим автоматом, а в углу сидела молодая бюдрака по имени Азини, таращила мутные глаза и время от времени открывала рот.

Явно снова пережрала расслабона, который добывала неведомо как.

— Черт, твою мать, — выругался я, разочарованно опуская руки. — Что за хренота? Отвертки нормальной и то нет!

Азини осталась сидеть как сидела, Молчун только хмыкнул.

Зато позади стеллажей зашуршало, и на потолок выбежал белоснежный сородич Котика. Тут альбинос отреагировал мгновенно, швырнул вверх магазин… и попал! Верещащий зверек шлепнулся на один из столов, Молчун ринулся к нему и одним движением свернул шею.

Меня замутило.

— Клевый приход сегодня, — протянула Азини.

Молчун с хрустом же выдрал одну из лапок, сунул в рот, и принялся жевать, слизывая с губ шерсть.